Онтогенез мой. Часть шестьдесят четвертая

Глава 4. Производственная практика

Попали мы с Ильдусом Юсуповым под город Стерлитамак, в поселок Дом Отдыха, официальное наименование забылось. Там еще была колония для несовершенолетних. Лесничий — чуваш с несколько наигранной хитринкой на лице. Мы ему — как собаке пятая и шестая нога, однако отнесся вполне по-товарищески. Пообещал одной пенсионерке дрова, за это она взяла нас на постой.

Хорошая бабка, ласковая, и кормила вкусно. А еще у нее настоящая черная баня. Блин, я-то привык к баньке по-белому, постоянно пачкался сажей. Хозяева посмеивались: ничего ты не понимаешь, мол, настоящая баня может быть только такой, пар тут особый, духмяный. Ночевали в веранде, благо, тепло. К бабушке часто захаживала ладненькая девочка-подросток. У Ильдуса вид, сами знаете, солидный и строгий, так что перед ним она несколько тушевалась, а меня сразу записала в свои приятели, тырила у своего отца дорогие сигареты с фильтром. Ну я в свою очередь забавлял ее рассказами обо всем на свете.

Да, хорошие, буколические были времена — сейчас без особой надобности даже близко подойти к чужому ребенку побоюсь. Дай Бог, чтобы у нее в жизни все хорошо сложилось, славная девчонка, вот только имя забыл… Буколические-то буколические времена, но вот уже тогда, наверное, что-то смутно-грозное зарождалось в народных глубинах. Иногда это спонтанно вырывалось в виде неясных, неосознанных побуждений у самых пассионарных граждан. Из доверительных бесед с ее отцом, таким вот матерым, повидавшим жизнь во всех проявлениях мужчиной лет сорока:

— Что вы тут фигней маетесь, жизнь зря прожигаете!

— А чем еще заняться-то?

— Воевать! Эх, у меня уже дети…

— А с кем воевать? И зачем?

— Да какая разница! Тут принцип один — «Свой, не свой, на дороге не стой».

Сильно тогда удивился, потому четко все запомнил. Ведь на дворе 1985 год, в Союзе все спокойно, даже в Афганистан добровольцев из гражданских вроде не набирают. Только для того, чтобы упредить версию о зарождающемся башкирском национализме, внесу ясность — собеседник чистокровнейший русский. И законопослушный гражданин, не урка какая-нибудь, уважаемый специалист на производстве. Но, наверное, каким-то первородным звериным чутьем предвидел, что совсем скоро в стране все завертится-закрутится и чуть не ухнет в пропасть. Типа, почувствовал дуновение «свежего ветра», про который позже споет Олег Газманов.

Что особо запомнилось с той практики? Ходили в клуб пригородного поселка. Так как там еще и дом отдыха, все цивильно — и кино, и танцы. Наладил было контакт со стайкой симпатичных девчат, и тут подваливает наряд милиции. Старшему по фигу, а вот молоденький сержант, наш ровесник, видать, сам имел виды на какую-то из девиц, начал меня колоть. Я же не без греха, изрядно выпимши, вел себя развязно, но враз присмирел и все отрицаю (вот Лена не даст соврать, у нас — «Признание — царица доказательств»). Сухой закон же в стране, заберут в вытрезвитель, потом ничего не докажешь, выпрут из института.

Сержант снял фуражечку, велел мне выдохнуть в донышко тульи. Чтобы, значится, досконально учуять запах перегара. Не знаю, то ли был такой способ у советской милиции, то ли его собственное «ноу-хау», но если подумать — вполне действенный метод. Но в данном случае забуксовало. После процедуры милиционер со страстью собаки-ищейки принюхивался к своему головному убору, очень удивился отсутствию родного запаха, поневоле отпустили. Зеленый еще, глупенький, не додумался, что в ткань фуражки можно не только выдыхать, но и вдыхать. Я же так встал, что не видно было и изобразил шум выдоха при вдохе. Захочешь доучиться и не так раскорячишься. Сработало!

Про саму производственную практику и вспомнить особо нечего. Ну, сходили в цех древообработки. Там сколачивали звенья изгороди из сырой осины, так это мы и сами давно умеем. Сходили разок на «санитарную рубку». Именно в кавычках — понадобились молодые дубки для столбов тех же изгородей. Какой там выискивать деревья с морозобойными трещинами (тем более — заранее выбранные и проклейменные, как положено), какая выше, прямее и удобнее расположена, те вальщик и приговаривает к высшей мере.

Мы на подхвате, с дрыном, а-ля валочная вилка. Но недолго порезвились. Не зря, оказывается, лесничий заранее причитал и слезно просил своего вальщика поберечь бензопилу «Дружба». Ясновидец! На втором или третьем дереве вальщик внезапно заверещал и бросился в сторону, мы с Ильдусом тоже моментально сдриснули. Дерево повело не в ту сторону. И по закону подлости придавило дефицитный аппарат. А дуб, даром что пока не вековой, все равно тяжеленный. Как рабочий потом объяснялся с лесничим, не знаем, от греха подальше пошли домой.

Схожая история приключилась и спустя года четыре-пять, уже во владениях Рахимьяна, в Зауральском лесничестве Учалинского лесокомбината. Валили корабельные сосны, чтобы с братом собрать шишки для дальнейших исследований. Тоже повело не в ту степь. Порскнули по сторонам и ка-а-ак втопили по полутораметровым сугробам, любой кабан обзавидуется. А то, насколько нежелательно попадать под спиленное дерево знали не только по курсу лесоэксплуатации, но и по слезощипательной кинодраме «Не могу сказать „Прощай“», кою смотрели в ДК «Юбилейный» еще в Уфе. Реально страшно, пока сам не попробуешь и не представить.

На учебных практиках не помню, чтобы лес валили, но вот одна тематическая шуточка с той поры запомнилась. Кто-то, вроде Михаил, предложил вариант беспроигрышного пари, да еще с бесплатным шоу: «Поспорить с Горой на 100 рублей, что он не сможет взобраться до вершины высоченной сосны, при этом непременно заключить пари с Ильдусом на тот же стольник, что он не успеет свалить бензопилой это же дерево, пока по нему лазает наш товарищ».

Мы с Ильдусом на практике тоже собирали семена. С берез, которые сами валили двуручной пилой у подножий знаменитых ныне шиханов. С лесниками пару раз выходили на осмотр обходов. «Язык мой — враг твой!»: на вопрос жены одного лесника «где были?» — брякнул: «По бабам ходили!» Типа пошутил в рифму, ибо было настолько очевидно, что мы из лесу, уставшие, запыленные. Супруга лесника не оценила «юмор», устроила мужу разборки, я оттуда трусливо слинял. Вот это правильно, когда муж с женой терки трут, третий всегда лишний. Этот мужик, видать, родился под несчастливой звездой. Запомнился еще тем, что поскакал верхами в Стерлитамак, каким-то макаром умудрился купить водки, примчался обратно, и уже на подходе оборонил драгоценную поклажу. Вдребезги. Когда рассказывал, так сказать, алмазная слезинка выкатилась из голубых глаз.

Продолжение следует…