Экзистенция спящего

Какая незлобивая тишина – просто не верится! Протяжно аффилирует к ней лёгкое облачко пыли, что поднялось после неожиданного налёта плавленых потоков воздуха. Где-то рявкнул почти по-собачьи мотоцикл: двумя хлопками, не более. И вновь чудовищное нависло затишье!

Раскачиваются едва заметно и ритмично электропровода, что тянутся от одного столба к другому, покрывшиеся серым инеем. Верещит птичья ватага, пытающаяся решить какой-то свой спор. Они, что весьма очевидно, испытывают некоторую растерянность: пустынностью улиц. Счастливцы! Им невдомёк, что делается вокруг, или наоборот ничего не делается. Зато какое раздолье! Какой теперь патетический вольный полёт! И недоброхотов-людей поблизости практически нет. Ворона важно расселась на коньке крыши деревянного дома, вертя в разные стороны свою крохотную головку. И её любопытство разбирает.

Круглолицое одинокое скучает солнце, при сём нещадно пытается согреть оголившуюся зелёную дикую поросль. Весна, знаете ли! Но что-то неважно получается. Безрадостно! Может отсюда столько остекленевших холодных жёлтых оттенков; и несутся они от одного ряда окон девятиэтажного дома к другому, к более хмурому, «уставшему» – к дому-усадьбе-дворцу, что стоит на окраине частного сектора. Построил его один… теперь пустует, гниёт. И окна-очки со своей исторической индивидуальной жизнью, судьбой. Ведь за всяким оконцем скрывается, прячется мирок отдельно взятого человека… он под клетчатым одеялом спит, понимаешь ли, тихой сапой. Дрыхнет уж который день, месяц. И апокрифично верит во сне, что всё будет хорошо. И облава на него красными волками, вкупе с егерями – рано или поздно закончится. Всё в том самом непрекращающемся сне. И что видит ещё? Туман липкий стелется по земле, хотя он есть и вне границ сновидения. Достаточно глянуть на верхушки сосен, что идут рядком вдоль проезжей части дороги, а на них полупрозрачные, дымчатые одеты папахи – он самый и есть туман-туманище. Чуток и спустится вниз, окутывая своим одеянием все вокруг.

Возможно, в своём иссини-свинцовом видении он видит и полуобнажённое её тело. Чёрный шёлковый халатик-кимоно верно сам сползает, открывая округлую налитую грудь, похожую на бутоны роз. Она и не шелохнётся, сидя на мягком пуфике, заложив ногу на ногу. Разве что иногда мыском правой ноги она поигрывает чёрной туфелькой-лодочкой. Создаётся ощущение, будто она позирует художнику, или позирует тому, кто видит сей сон. Или она видит сон, как кто-то с неё рисует портрет. Неясностей тут предостаточно. И туман как всегда липкий, въедливый подползает всё ближе. За пределами окна промчалась «скорая помощь» – ещё одного бедолагу увезли. Опять чересчур громко гаркнула ворона, сидящая на коньке крыши, и крыльями грозно взмахнула. Каркнула почти как грозный генерал на поле битвы.