Снежный человек, или Ночное рандеву в горах Гиссара

Это случилось на десятые сутки нашей одиссеи по горному Таджикистану. Впрочем, эпитет «горному» излишен, когда речь идет об этой, в то время союзной, республике великой державы, ибо 93 процента ее территории занимают горы. Они здесь видны отовсюду, даже если ты находишься в центре ее столицы – Душанбе.

Маршрут наш проходил по отрогам гиссарского хребта, который практически сливается с Фанскими горами, невооруженным глазом видны и вершины близлежащего Памира, где буквально за несколько дней до описываемых событий случилась крупнейшая в истории альпинизма трагедия, унесшая 43 жизни. Естественно, наш маршрут не был опасным, несмотря на все природные катаклизмы, в частности, землетрясение 13 июля 1990 года, повлекшее столь печальные последствия. Любительский туристический статус предполагал не слишком трудный путь, хотя все в этом мире относительно. 15-20 кг заплечного груза (палатка, спальник, провиант, медикаменты, теплые вещи, дрова, которые приходилось нести на себе, и прочее), фактически превращавшего нас во вьючных животных, если и не вызывали дискомфорт, то и отнюдь не способствовали популяризации горного туризма среди новичков этого вида отдыха, ибо идти в основном приходилось в гору, то есть по вертикали. Тяжкие труды наши и бытовые невзгоды компенсировались красотами природы этого дикого края, где за трое суток пути не встретишь ни единой человеческой души. Не часто попадались и представители животного мира. Нам все же посчастливилось повидать горного шакала, несколько архаров. Памятны встречи со змеями.

Когда карабкались на одну из круч прямо в метре от наших ног не проползла, а буквально прокатилась исполинская желто-бурая лента, с изяществом гимнаста огибая встречные преграды. Если скажу, что была она не менее двух метров длиной, не погрешу против истины. И все-таки все были неудовлетворены, ибо не змеи были предметом наших вожделенных мечтаний. Маршрут наш назывался «По следам снежного человека». Конечно, мы понимали, что встретить его в этих, пусть и безлюдных, но все-таки не столь заповедных местах, было бы редкой удачей, но все же, все же...

Каждому хочется верить в свою избранность. И среди нас было больше оптимистов, нежели скептиков. Но шли дни, а йети и не пахло. Где он, черт побери? Кое-кто уже невесело шутил: «Мол, заставим турбюро вернуть денежки, ибо название маршрута себя не оправдывает. Чего, мол, только не придумают хитромудрые коммивояжеры горного туризма в целях рекламы». Правда, скептицизма поубавилось, когда недалеко от озера Искандер-куль, в зарослях арчи, куда мы забрели во время радиального выхода в поисках «снежного человека», вдруг обнаружились весьма странные следы, не похожие на отпечатки ни копытных, ни прочих зверюшек.

В тот день, 23 июля 1990 года, мы шли от темна до темна. Позади остался взятый нами в начале пути перевал Газнок (4200 м), на который мы вскарабкались на последнем издыхании, а в этот день нам покорился не менее труднодоступный перевал Ангишт. Спуск с него продолжался около восьми часов с небольшими перекурами. Вначале скользили по леднику, частенько на «пятой точке», набрав умопомрачительную скорость, отдаленно напоминая то ли саночников, то ли слаломистов. Затем шли по козьим тропам, потеряв основную горную магистраль, ибо рельеф местности после недавнего землетрясения сильно изменился. Поэтому нам пришлось быть первопроходцами на весьма значительной части спуска, что усложняло переход. На одном из его участков, чтобы обойти бурную горную речку, необходимо было взобраться на такую кручу, где любой неверный шаг грозил летальным исходом. Цеплялись за коренья и чахлые кустики, только бы не свалиться в бездну, что было весьма возможно, учитывая вес рюкзака, тянущего вниз, в пропасть. К счастью, все обошлось, все остались живы и целы, только пальцы рук у каждого были утыканы многочисленными занозами от впившихся колючек. А впереди было новое испытание: многочасовой путь по нагромождению камней вдоль многочисленных морен, которыми не скупясь одарила природа здешние места. Приходилось прыгать с камня на камень, с валуна на валун, стирая подошвы вибрамов (ботинки скалолаза). Идти нужно было до первых дров, а они здесь появляются лишь с началом арчовых зарослей. Путь был тяжелым, что называется, на износ, казалось, ему не будет конца, и только ободряющие возгласы молодого инструктора подталкивали нас, заставляя идти все дальше и дальше.

Но всему приходит конец. Уже начало смеркаться, когда мы подошли к озеру Пайрон, берега которого изобилуют желанными зарослями арчи.

Спустились вниз, разбив лагерь в нескольких метрах от воды. Прямо над нами нависла горная цепь, по которой мы и шли более полусуток. Кряж обрамлял озеро со всех сторон. Мы находились в каньоне. Быстро развели костер, вскипятили чай. Сил на то, чтобы сварить похлебку или кашу, уже не было. С трудом поставили палатки: в горах их закрепляют не колышками, а камнями.

Вскоре наш лагерь представлял собой сонное царство. Богатырский храп доносился из каждой второй палатки.

Мне, однако, не спалось. Днем я сильно обгорел на солнце, позволив себе во время привалов чересчур долгое время щеголять в полуобнаженном виде. Непростительная для этих мест беспечность. Теперь все тело, вплоть до срамного места, горело и пылало, будто кто-то тер его наждачной бумагой.

Временами дикая усталость все же притупляла чувство боли, и тогда мне на непродолжительное время удавалось забыться в каком-то сумеречном состоянии полуяви-полудремы. В мучениях проходила ночь. Как манны небесной, ждал я рассвета. Наконец как будто стало светать. Во всяком случае, тьма, просачивающаяся в палатку сквозь входное отверстие (его мы на ночь не закрывали из-за духоты), была уже не столь густой и вязкой. Неожиданно я услышал чьи-то крадущиеся шаги. В первое мгновение подумал, что кто-то вышел из соседней палатки, что называется, «до ветру».

Однако необходимо было вставать, разводить костер, варить завтрак. Освободившись из тесного кокона спального мешка и с горем пополам натянув на ноги вибрамы, я оставил наше хрупкое ночное прибежище, шагнув навстречу неизвестности. Сжимая в руке фонарик, я направился было к кострищу, однако вновь услышал негромкие, но отчетливо слышные среди вселенской тишины южной ночи шаги, удалявшиеся от нашего лагеря. Реакция бывшего боксера-перворазрядника была мгновенной. Со снайперской точностью луч моего фонаря выхватил из темноты источник звука.

О, боже! Что-то очень мохнатое, шерстистое и в то же время человекоподобное удалялось от наших палаток, по-видимому, напуганное моим появлением. У страха глаза велики, но могу поклясться на Библии, что ростом фигура была не менее 2-2,5 метра, а то и выше.

В первую секунду волна животного ужаса, лавиной разлившегося по всем жилам, буквально вздыбила волосы, заставила оцепенеть, как в детской игре по команде «замри». Мгновенно пересохло во рту. Сердце застучало в ритме пулемета. Не осознанный страх – беспокойство за свою жизнь и здоровье, какой возникает у любого здравомыслящего человека в минуту опасности, а первобытный, инстинктивный ужас поработил сознание, уравняв меня, цивилизованного человека двадцатого столетия, с нечесаным неандертальцем. Многопудовая тяжесть страха, выработанного сотней тысяч предшествующих поколений, парализовала все иные чувства, едва не раздавила самою способность понимать происходящее. Однако это леденящее кровь состояние длилось не более секунды. В следующее мгновение я вновь был «гомо сапиенсом», осознавшим, что встреча, о которой я мечтал долгие годы, наконец состоялась, что «снежный человек» – это не миф, но реальность.

С трудом оторвав язык от неба, я, сам не зная зачем, свистнул во всю силу легких. То ли хотел привлечь внимание друзей (все они почивали сном праведника), то ли пожелал задержать стремительно удалявшегося троглодита. А скорее, свист вырвался чисто импульсивно, ибо – чего греха таить – с детства я питал симпатию к Соловью-разбойнику и овладел этим нехитрым ремеслом в совершенстве, используя его где надо и не надо, порой совершенно непроизвольно.

И что бы вы думали? В ответ раздался такой же свист, только куда более пронзительный. Вот уж не знал, что реликтовый гоминоид столь искусен в подражании.

В это же мгновенье существо развернулось на 180 градусов, приостановив движение в сторону близлежащего холма (до него было рукой подать). Наши взгляды встретились. Уверен, что и оно видело меня, ибо зрачки глаз чудовища фосфоресцировали каким-то колдовским светом (что-то среднее между красным и желтым). Взгляд был тяжел, колюч и недружествен. Лицо, похожее на печеное яблоко, было страшным, чем-то напоминающим легендарного Кинг-Конга. Существо исторгло из чрева то ли стон, то ли храп, довольно приглушенный, развернулось и через несколько секунд уже было на вершине первой гряды холмов, а затем и вовсе скрылось в нагромождении скал. Преследовать его не было смысла.

Несколько минут я не мог прийти в себя, поверить в реальность приключившегося. Однако галлюцинациями никогда не страдал, находился в ясном рассудке, хотя и после бессонной ночи. Миражи в этих краях – явление крайне редкое, да и не может мираж принять столь четкие очертания. У меня нет никаких сомнений, что тот, кого я видел, был тем самым существом, которого некогда окрестили «снежным человеком». Что привело его в наш лагерь? Не знаю, может быть, любопытство, может, запах съестного. Факт, что судьбой мне была подарена редкая возможность лицезреть, пусть и крайне непродолжительное время, это таинственное чудо природы, обманувшее все законы эволюции и естественного отбора.

Около нашего костра я обнаружил два больших камня, которых (хорошо помню) с вечера не было. Для чего пришельцу понадобилось подбрасывать их нам? Этого я не знаю. К сожалению, иных материальных следов своего ночного пришествия мохнатый гость не оставил, растворившись в предрассветных сумерках. А потому доказательством правдивости своего рассказа я не располагаю. Да и не ставлю перед собой задачи убедить всех и вся в существовании «снежного человека», просто делюсь впечатлениями. Верить мне или нет – личное дело каждого. К сожалению, больше за оставшиеся дни нашего горно-пешеходного маршрута никому из нас увидеть йети не посчастливилось. Свой летний отпуск следующего, 1991 года, я вновь провел в горах, на этот раз – в Узбекистане, в надежде, что фортуна улыбнется мне еще раз. Увы, этого не случилось. В декабре того же года от беспощадного росчерка пера трех воинствующих политиканов, возомнивших себя пророками в своем отечестве, пала великая держава (что ж – Арабский Халифат, государство франков, Османская империя тоже не были вечны). На большей части Средней Азии заполыхала гражданская война, и цветущие долины Туркестана превратились в безжизненные каменистые пустыни, где из-за каждого валуна может раздаться смертельная автоматная очередь. Тем не менее, питаю надежду, что данная вакханалия не может длиться вечно, в горы вновь придет мир, а вместе с ним появятся условия для новых экспедиций в поисках этого таинственного существа. Авось, и мне посчастливится потрясти научный мир доказательствами его существования.

А пока хочу поделиться с читателями своими соображениями относительно природы «снежного человека». Из многочисленных теорий наиболее близки к истине, по моему мнению, две. Первая из них (официальная): данный примат – один из подвидов человекообразных обезьян (а может, обезьяноподобных людей?). Если это так, то данное существо наделено природой сверхъестественной способностью, своеобразным шестым чувством, с помощью которого оно может перемещаться в пространстве, буквально растворяться в нем в случае опасности. Не знаю, каким термином назвать эту способность – медитацией ли, левитацией, но факт, что «йети» практически неуловим, несмотря на все героические усилия цивилизованной части человечества. Иначе как наличием данного феномена, природа которого наукой не разгадана, невозможно объяснить его абсолютную недоступность. Ведь сотни и тысячи людей видели «йети», многие с азартом охотника пытались изловить его и даже подстрелить, но все попытки попытками и остались, что совершенно невозможно, невероятно, если предположить, что йети – всего лишь тупиковая ветвь эволюции.

Вторая гипотеза (это уже версия автора данных строк): «снежные люди» – это коренное население земли, точнее, то, что от него осталось после колонизации планеты «гомо сапиенс», то есть нашими предками, уважаемые читатели. Не секрет, что теория эволюции Дарвина не просто вызывает сомнения, но в свете последних палеонтологических исследований не выдерживает никакой критики. Считаю, что научиться мыслить на уровне современного человека невозможно, несмотря ни на какие внешние благоприятные или неблагоприятные факторы (в том числе, тотальное обледенение земли или глобальное повышение на несколько порядков радиационного фона и связанные с ним мутации). Поэтому разум не может быть порожден естественным путем, он продукт сверхъестественного «сверхразума». В пользу этой теории говорит отсутствие в музеях антропологии и палеонтологии промежуточных форм эволюции обезьяны к человеку. Вывод один: мы – дети Космоса, точнее, одной из его звезд, некогда согревшей перволюдей – порождение то ли Бога, то ли Мирового высшего Разума, перенесенных на Землю либо вследствие социально-биологического эксперимента, либо из-за природной катастрофы планетарного масштаба.

«Йети» – это аборигены нашего нынешнего прибежища среди вселенского хаоса. Не могу сказать, были ли они изначально такими, или же видоизменились (скажем, из «австралопитеков» в «питекантропов», если подобные термины вообще имеют право на жизнь), хотя креационная модель сотворения мира начисто отвергает возможность любой эволюции. Бездна веков не добавила этим существам и гранулы ума, не научила мыслить, оставила в подсознании лишь заложенные природой инстинкты и рефлексы, что и стало причиной их постепенного вырождения.

Распространенная версия о том, что «йети» является биороботом, посланником инопланетной цивилизации, хотя и заслуживает внимания, но на поверку не выдерживает критики. Для чего инопланетному разуму придавать своим «агентам» столь экзотический вид? Уж коль они настолько всемогущи, что могут синтезировать живую клетку, им ничего не стоит наштамповать роботов, как две капли воды похожих на нас с вами.

Версия о том, что «снежные люди» – суть души умерших, особо выдающихся в плане духовности личностей, мне также представляется неточной. Искренне верю в переселение душ, в их нетленность, как частиц мирового разума, а потому в бессмертие всякого сущего в этом мире. Тем не менее не верю в то, что снежный человек является своеобразной зримой оболочкой бестелесного разума, ибо крайне маловероятно, что душа, отделившаяся от бренной плоти, принимает столь неэстетичный вид и выбирает местом своего жительства (если это можно назвать жизнью) столь заповедные и труднодоступные места. Да и потом, душа – это нечто воздушное, эфемерное, не оставляющее материальных следов. А ведь «снежного человека» не только видели, слышали, снимали на пленку, но и находили отпечатки его ног и даже образцы шерсти.

В любом случае, что-то иррациональное и в его облике, и образе жизни, и способности непостижимым образом уходить от преследователей, безусловно, есть. Это одна из загадок нашей планеты, не дающая спать спокойно великому множеству ученых и просто романтиков. Разгадать ее – наш долг, ибо это, возможно, даст ключ к познанию многих других тайн Земли, в том числе и тайны возникновения жизни на нашей планете.

«Истоки», № 14 (180), июль 1998. С. 9