Желтый пакет. Часть вторая

Скоро Эмма уже влюбленными глазами смотрела на музыканта с вечно падающей на бледный высокий лоб челкой черных волос. А тот, чокаясь с ней бокалом, полным рубиновой влаги, делился душещипательной историей:

– Как-то познакомился с девушкой в темноте клуба. Я честно спросил: «Ты мальчик или девочка?» И увидел слезы. Она расплакались и убежала. Тогда я бросился на улицу догонять ее. Извинился раз десять, наверное. Получил раз, получил два пощечину…

Городецкая кивнула, словно заканчивая мысль Фазыла: «а наутро он принес мне кофе в постель».

– Никогда не думала, что молодые люди умеют просить прощения.

Однако музыкант не повелся на похвалу.

– Знаете, иногда меня охватывают приступы немотивированной агрессии. Я на похоронах матери избил родственников.

Птицына, разумеется, возмутилась:

– Вот никогда бы не подумала, что вы такой агрессивный тип! А еще музыкант. Музыканты должны быть культурными людьми.

Но Эмма уже была совершенно очарована молодым человеком.

…После этого пришел черед Эммы Городецкой немного приоткрыть тайну своего прибытия в Уфу.

– Я поссорилась с родителями, а до того в Питере жила…

Мы все пораскрывали рты.

– Петербург на Уфу променять?! В ссылку, в глушь, в Саратов?! Обычно говорят: я девочка, хочу в Питер!

Эмма, только прищурившись, вздохнула.

– У меня были причины личного характера. Вы слышали легенду о желтом пакете?

Тут даже Базановский, затеявший спор насчет того, сколько было частных автомобилей в Уфе в 1914 году, затих. Городецкая, выждав эффектную паузу, произнесла:

– Когда-то за окнами многоэтажного дома, на дереве, повис пакет. Но не пустой: в нем что-то было, темнело, как зародыш в яйце. Пакет был ярко-желтым и горел как маленькое солнце. Только достать его никто не мог. Пакет висел слишком высоко. И всем было любопытно даже не то, как пакет очутился на дереве, а что там, внутри него! И так продолжалось, пока дворники не вызвали кран, чтобы снять пакет. Вдруг там бомба? Но в тот самый день пакет внезапно исчез. И так осталось тайной, что было в желтом пакете.

Да, одним словом, в тот вечер все мы влюбились в Эмму Городецкую. Все, кроме… меня. Как ни странно это прозвучит, но с самого начала я нашел девушку загадочной, прекрасной, но и только. Я чувствовал, что она слишком далеко от меня, как ангел, спустившийся на грешную землю. У нас не могло быть ничего общего. Впоследствии, как в этом убедится читатель, подобные мысли мне вышли боком.

…Через неделю «Фантасофию» облетела весть, что Эмма встречается с Фазылом. Это никого не удивило. Похоже, молодые люди нашли друг друга. Мы все были искренне рады за Городецкую. Это означало, что прекрасная блондинка еще не скоро покинет наше гостеприимное сообщество.

Но меня ждало настоящее потрясение, когда однажды Павел Базановский проболтался.

– А ты знаешь, гы-гы-гы, я Эмму на свидание пригласил!

Непосредственность Базановского давно стала притчей во языцех, и поэтому я, разумеется, не поверил:

– У нее теперь парень есть.

Павел даже запыхтел.

– Да она сама мне названивает. Причем голая, лежа в ванне!

Хотя я был давно не девственник, но покраснел до корней волос.

– Что ты такое говоришь! Ты что, видел ее при этом?

(Стоит напомнить читателю, что описываемые в рассказе события происходили хотя и не так давно, но, кажется, как будто в прошлом веке: видеозвонок по ватсапу еще мало кто мог представить).

– Ну так она сама при этом говорила, что моется.

Мое воображение сразу нарисовало прекрасную блондинку в мыльной пене и тянущиеся к ней потные ручонки заросшего трехнедельной щетиной детины. Я буквально взвыл от приступа бешеной ревности. Как будто мне иглы вогнали под ногти. Одно дело девятнадцатилетний красавчик музыкант Фазыл, с которым нечего было думать соревноваться. Другое – какой-то Базановский. Это было сродни личному оскорблению, плевку в душу. Или, вот еще точнее сравнение. Я настолько боготворил Эмму, что признания неряшливого молодого человека с гнилыми зубами в болтающихся на ногах трико воспринял как покушение на шедевр искусства, глумление над произведением небесного гения.

Однако мало-помалу я успокоился. Может быть, все не так плохо и Эмма просто проявила интерес к «преоригинальному типу»? Было еще одно положительное следствие испытанного мной потрясения. Я быстро освободился от всяких следов робости в отношении Городецкой и, взяв у Базановского телефон, решил тоже пригласить Эмму на свидание. Мной, каюсь, разумеется, двигала не любовь, а, скорее, оскорбленное эстетическое чувство.

Мои опасения, что девушка ответит мне отказом – не оправдались. Городецкая быстро согласилась:

– С удовольствием прогуляюсь! А то, честно говоря, этот ваш недоумок Базановский меня порядком достал! Названивает каждый вечер и заливает мне уши всякой фигней, пытаясь выманить на свидание. Чтобы не обидеть человека, я вынуждена придумывать отговорки. Но их запас не бесконечен!

Мы договорились встретиться в парке Якутова. Место было выбрано не случайно. Во-первых, недалеко от квартиры, которую снимала Эмма, во-вторых, я всегда испытывал слабость к берегам Солдатского озера. Здесь было хорошо прогуливаться, нарезая круги, смотреть на плавающих в воде уток.

Когда я пришел, Городецкая уже ждала меня. Ее лицо мне показалось белее фарфора, но в сочетании с голубыми, как лазурь, глазами оно завораживало как невероятное на земле виденье. Золотистые волосы Эммы наподобие пелерины или, что вернее, ловчей сети, покрывали плечи. Парк, с обнажившимися красноватыми ветлами, заливала охра, смешанная с бронзой. Это было уже не пышное золото октября, а ноябрьское багрово-алое предзимье. Мы неспешно двинулись по дорожке, опоясывающей берега озера. Стылая вода казалась неподвижной. Желтые листья лежали недвижно на ней, словно стикеры, приклеенные к зеркалу.

Мы сделали уже несколько кругов, когда я с ужасом почувствовал, что никак не могу найти тему для беседы.

Но тут меня осенило.

– А это что у тебя там? – спросил я, показав на желтый пакет в руках Городецкой.

Эмма заулыбалась.

– Нет-нет, не тот самый пакет из легенды. Это у меня привычка такая выходить из дому с какой-нибудь книжкой. – Девушка поморщилась: – Просто терпеть не могу дамские сумочки.

– Желтый цвет твой любимый? – спросил я, продолжая амурный натиск.

Эмма пожала плечами, вдруг показавшимися мне трогательно хрупкими, такими, что их хотелось обнять.

– А как ты думаешь, какая книга у меня сейчас лежит в пакете?

Не совсем улавливая мысль, я предположил:

– Может «Где валяются поцелуи» Рината Валиуллина? Говорят, куча отзывов в Интернете от экзальтированных поклонниц.

Городецкая сделала презрительную мину.

– Неужели ты так низко оцениваешь мои умственные способности? Я ненавижу дамские романы. Нет, не угадал, в моем пакете – «Тошнота» Сартра. Почти всегда беру ее с собой. Иногда я согласна с автором, что люди вокруг настолько омерзительны, что, но ты и сам не понимаешь, к какому роду существ принадлежишь.

– Ну а желтый цвет…

– Цвет пошлости, в которой живут обыватели и даже не замечают этого.

Через дубовую аллею, заваленную коричневыми листьями, мы вышли по короткой улочке Антонова на бульвар Ибрагимова.

– Куда теперь дальше меня поведешь? – спросила Эмма. – На кладбище, как Базановский?

Я был уязвлен. Значит, все-таки Паше удалось по крайней мере один раз вытащить Городецкую на прогулку?!

– Если мы отсюда пройдем до конца Карла Маркса, то выйдем на парапет. Там будет хороший вид на Белую.

Тут меня охватил настоящий приступ экзистенциального страха. Я вдруг окончательно осознал, что затеял всю эту авантюру со свиданием исключительно из-за одной глупой насмешки над Базановским. Я же, по существу, совсем не знал Эммы Городецкой. Да и хотел ли знать? С девушками определенного поведения в чем-то было всегда удобно. Они никогда не лезли тебе в душу, и ты не лез к ним…

Но мы уже достигли цели нашего путешествия. Открывшийся вид на берег реки, горящий медным огнем купол нового здания железнодорожного вокзала, примирили меня с действительностью. Мы с Городецкой даже стали изучать то, что творится на левом берегу Белой. Возле заполненного водой карьера чернел, будто дохлый муравей, брошенный экскаватор. Дальше зигзагами змеилась проселочная дорога, исчезавшая в сизо-коричневом леске.

Собственно же парапет, на котором мы стояли, нельзя было назвать романтическим местом. На грязном, отсвечивающем кирпичными бликами, асфальте валялись смятые сигаретные пачки, бутылки и банки из-под пива, оставленные жителям ближайших многоэтажек. Дальше по косогору до самого вокзала, вдоль трамвайного пути, лепились хаотически выстроенные домики частного сектора, где обитал народ, целиком погруженный в пошлый быт своего мелкого существования.

Девушка, прищурившись, так что ее золотистые брови заиграли искорками, призналась:

– Здесь ничуть не хуже, чем на Сергиевском кладбище.

Я оставил попытки найти какой-то смысл в прогулке с Городецкой и теперь просто наслаждался чистотой ее белой кожи, которая подобно Граалю освящала мусор и неустроенность вокруг.

Мы снова поменяли локацию. И скоро уже пробирались обратно, внутрь города, через улицу 9-го января к дворцу Железнодорожников. Помню, как прошли один, весь заросший высокими кустами и толстыми кряжистыми кленами дом. Непонятно было, заброшен он или еще в глубине его, за закрытыми ставнями, теплилась жизнь.

Окончание следует…