Катерина

Было это в семидесятых годах прошлого века.

На одном из уфимских заводов работала женщина по имени Катерина – красивая, крепкая, ладная. Дома она была прекрасной хозяйкой, на производстве – незаменимой работницей, в компании – её душой.

Несколько лет прошло, как она овдовела. Вспоминая мужа, Катерина, бывало, роняла слезу. Но отчаянью не предавалась, грусть-печаль от себя гнала, была весёлой и острой на язык. Никогда не болела, в детях, взрослых уже, души не чаяла, а внуки её обожали.

Но вот к мужскому полу Катерина была беспощадна, подтрунивать над мужиками было её любимым занятием, особенно, когда она с подругами шла со смены. Правда, для своих насмешек она выбирала, понятно, не атлетов, а мужичков невзрачных, захудалых. Выбранный ею объект, как правило, под бабий смех спешил ретироваться, но, случалось, хотя и редко, что представитель сильного пола начинал крыть матом Катерину. На язык Катерина была бойкой и в таких случаях никогда не терялась, быстро пресекая выпады в свой адрес: «А ну брось матюгаться, сморчок с ушами! А не то я тебя соплёй перешибу!». На следующий день об «инциденте» узнавала вся смена, случай обрастал в течение дня всё большими подробностями, каких и не было, бабы веселились, вымещая таким образом обиды на своих пьющих и мало зарабатывающих мужей, а Катерина всегда оставалась в центре всеобщего внимания. «У меня, как у Мюнхгаузена, – смеялась она, – всю дорогу приключения!».

Побаивалось Катерину и начальство. Однажды на собрании обсуждали одну работницу, которая пришла на завод под хмельком. Начальник цеха поставил вопрос об её увольнении. Женщина плакала, говорила – в первый и последний раз, просила оставить её на заводе кем угодно. Но начальник на своём стоит – уволить! Тут-то, не беря слова, и встряла Катерина: «Вы, начальнички, парторги-профорги, бывает, после смены друг дружку до машины дотащить не можете, а вам за это – грамоты да премии! А простую бабу так сразу и увольнять?! Да вы лучшего гальваника на всём заводе не сыщете! Она вам что – алкашка?! Может, случилось у неё чего! Кто с ней по душам-то разговаривал?!».

Воцарилась тишина. Поддержать Катерину никто не решился (это теперь страна кишит смелыми на язык людьми, а тогда они были весьма экзотичны), но начальник проворно изменил свою точку зрения – женщине объявили выговор, а собрание быстренько свернули.

Ко всему прочему Катерина никогда не пьянела. В любом застолье пила наравне с мужиками, но когда те уже и лыка не вязали, она лишь краснела и становилась веселей. Понятно, что её первенство как раз в этой области раздражало мужчин более всего. Но случилось, что и Катерину одолел-таки «зелёный змий». А было так.

Была у неё подруга – Валентина. Тоже, в своём роде, безмужняя – мужа полгода как посадили за хулиганство. Вот к ней-то однажды в субботу и пришла Катерина.

Валя открыла дверь и увидела, что Катерина пришла с ведром.

– Ты чтой-то с дойницей, Катька?!

– Кислушку будем пить, Валёк, кислушку! – ответила Катерина, занося ведро. – Срок сегодня муженька моего помянуть.

– А не перегнала почто?

– А, возиться-то. Она и так крепкая, сейчас попробуешь…

К слову сказать, пример этот доказывает, что любовь к питейной продукции домашнего производства появилась у нашего народа вовсе не в разгар горбачёвского антиалкогольного мракобесия, а несколько раньше. А если уж быть до конца откровенным, любовь эта существовала всегда. Однако, вернёмся к нашим женщинам.

Подруги приготовили нехитрую закуску и принялись за брагу. Она и в самом деле крепкой оказалась – Вальке сразу в голову шибануло. Не спешили, назавтра – выходной, зачерпнут да пьют, зачерпнут да пьют, а в ведре вроде как и не убавляется, шутка ли – пятнадцать литров. Про своё бабье житьё-бытьё разговорились, мужиков своих вспомнили, всплакнули. Потом песни пели. Сначала грустные – «По Дону гуляет казак молодой», потом всё веселее, до «Улыбки» дошли: «И тогда наверняка вдруг запляшут облака…». Плясали уже не только облака, а и всё вокруг перед глазами плясало, а они всё пили да пили. Валя попыталась дезертировать – заснула за столом, но Катерина её растолкала, кружку всучила: «Пей, подруга!»…

Угомонилась Катя, когда кислушки в ведре чуть на донышке осталось.

– Эка мы с тобой ведро уходили, слышь, Валь!

Нет, не слышит Валя – мычит чего-то. Помычала, помычала, да и рухнула со стула на пол. Катерина поднимать её пошла, но и её уже ноги не держат – свалилась рядом с подругой. А та охать-ахать давай, дурно ей сделалось.

Тут звонок в дверь. Пришёл Григорий. Он в последнее время захаживал к Вале, в отсутствие мужа «яйца к ней подкатывал», как Катерина говорила. Впрочем, безуспешно.

Катерина попыталась встать, но не смогла. А Григорий всё звонит. Тогда Катерина поползла. Добралась до двери, попробовала встать – не получается. До ключа в замке дотянуться тоже не выходит. Тогда спросила:

– Кто там?

Григорий, не разобрав, кто за дверью, закричал:

– Кто-кто, я это – Гришка! Спишь, что ли!

Голова у Катерины, понятно, соображала не лучшим образом, и она на полном серьёзе ответила:

– А нету никого дома, Гриша, нету!

Григорий на миг затих, потом как прыснет смехом, понял, что говорит не с Валей, и удалился. Катерина же ползком вернулась к подруге. А той совсем плохо – рвать начало.

– Это хорошо, Валёк, сейчас тебе легче станет, – подбодряет подругу. А какой там к лешему легче – от боли в животе Валя вскрикивать стала и по полу перекатываться. Видит Катерина – выручать подругу надо, не ровен час, помрёт.

– Потерпи чуток, я тебе «скорую» вызову!..

Телефона у Вали не было. Катерина собрала все свои силы и всё же поднялась кое-как на ноги. Сметая всё на своём пути, по стеночке, по стеночке добралась-таки до двери. Открыла её, вцепилась в косяк и ждёт. Ладно, не долго ждать пришлось – девушка снизу поднималась.

– Дочка, позвони-ка нам в скорую помощь! Скажи, угорели мы!

Девушка глянула на номер квартиры и побежала вверх по лестнице. А Катерина дверь не стала закрывать, с трудом добралась до дивана и улеглась.

Приехала скорая помощь. Молодой врач быстро определил, от чего «угорели» женщины. Глянул он на ведро и спросил с укоризной:

– А что мало-то? – Катерина и не поняла, что парень её подначивает, и ответила совершенно серьёзно:

– А не было больше, сынок, не было! Одно ведро только и было!..

Врач не удержался – рассмеялся.

– Ну ладно, «угорельцы», поехали в больницу…

В больнице Катерине сделали промывание желудка, хмель прошёл, и её отпустили в тот же день, часам к одиннадцати вечера, домой. Катерина потом рассказывала: «Иду я, бабоньки, дождичек моросит – хорошо!». А Валентину отпустили только на следующее утро, да ещё больничный дали на три дня – отлежаться после «поминок».

На заводе про ведро кислушки неделю говорили, Катерина «по просьбам трудящихся» охотно рассказывала, как они с Валей «угорели», как она с Григорием через дверь «беседы вела», как врача «встретила». И каждый день Катерину встречали на работе возгласы подруг:

– Вон Катерина идёт – ждите потехи!..