Грустно и без названия

Торт, чашка, чайник, спички – на столе. Под светом лампы, которой не хватит даже на комнату, потому что хватает только на стол. На ломоть стола. Остальное откушала тьма, а в чреве её шуршат шины, ворочается простуженно фабрика-замарашка и где-то за занавесью с колокольчиком-стукачем умирает terra incognita – тело моей любимой.

Но лампы не хватит даже на комнату. Торт, чашка, чайник, спички на столе под светом её и я за столом – вот и всё, что спасётся этой ночью. И значит я снова один-одинешенек. Внизу по пулеметной ленте полотна отстрелял трамвай. И это последний трамвай. И я не вижу его. Уже и он тоже часть тьмы. А я… сижу за столом, я – спасся в лучах слабенькой лампы, но тот, кто хладнокровно отделяет свет от тьмы, исторг меня из чрева ночи, а я плачу ему изгойством. И либо я со всеми и не помню, что знаю их мантру, либо помню и знаю, но вижу лишь торт, чашку, чайник и спички...

Теперь я живу один. Поскучнели этажи нашего ковчега без Амирани. Только тем и спасаемся, что соберемся изредка в коридоре, помолчим – вспоминаем. Потом кто-нибудь из тех, что помоложе да повпечатлительней выдохнет: "А помните, как Он команду набирал?" Мы, конечно, помним, только чего говорить-то? Тем более, что после этого всем этажом неделю пластом лежали, вставая только дабы обрести в своих объятиях белую холодную гладь унитазов.

Ну. Вышел однажды под вечер Амирани в коридор, собрал нас, пересчитал. Показалось ему тогда на глаз, что нас человек 12, не буду спорить. Он как-то внимательно и словно готовясь послать кого-либо из нас на вражеский дзот с его известной амбразурой, оглядел нас. Потом сказал нерешительно: "А пошли вы все на хутор мимозы собирать! Хлюсты пижоньи!" Нам бы в этот момент разбежаться да затаиться бы, но нет, мы наивно остались стоять и мало того – мы начали раскручивать нить его варварского желания. Оказалось, что он решил собрать команду полярников и встретить Новый год на Северном полюсе. "Но! – вознес он хулу на нас: – Не верю я в ваши... нехорошие… души!" Нам бы в восторг прийти от его проницательности, а мы всё пребывали в безволии и тупоумии. И в конце концов увел он нас на заклание в свой ковчег, где на полу стояла вырванная невесть откуда ванная с хлебно-водочным крошевом. С час мы это всё похлебали, потом Амирани вдруг встретил в коридоре белого медведя и вернулся с ним. Он (Амирани) говорит – "Белый медведь пришёл!" И мы все поползли под стол, тумбы и раскладушки. А когда медведь изволил нас покинуть, у ванной собралось человек шесть, прихрюкивая и честно глядючи глазоньками своими в разные стороны. Где были остальные, мы так никогда и не узнали, ибо они ничего вспомнить не смогли. Далее мне и всем остальным сообщить нечего. Неделю мы боролись за свою жизнь. Когда же наконец выползли мы из своих закоулков, Амирани уже развил кипучую деятельность по вылавливанию по Москве бродячих львов и распределению их по комнатенкам нашего Ковчега. В конце концов по всем 16-ти этажам двух белых крейсеров, пришвартовавшихся к столовому корпусу, бродили вконец отощавшие львы. Степень их похудания была такова, что размером они стали не больше наперстка и когда пришла Амирани охота опять пожить проездом где-нибудь в другом месте, он собрал их всех в свой рюкзачок и ушел. Естественно, прочь и навсегда. А когда вернулся, львов уже не было, съел он их, что ли.

Да, всё это было. Но когда мы собираемся, мы просто молчим. Ибо что слова пред деяниями Его? Песок у подножья Эвереста.

Ко мне часто приводят новеньких. Расскажи, говорят, нам о Нём. А правда, что..?

Да, – отвечаю я, правда. Всё истинная правда. И молчу.