Инквизитор. Часть вторая

*  *  *

Вечером я зашел в небольшой бар по соседству. Заказал водку и овощную нарезку. И уже совсем собрался провести вечер вдвоём с графином, как в дверях показались Старший Кат и Прокурор. Они о чем-то оживлённо беседовали, и я уловил обрывок фразы:

– ...сять лет каторги, на расчистке южных территорий.

– Да что вы говорите? Такой срок за такую мелочь?

– Так он судье проповедь читать начал, пусть радуется, если судья вынесет такой приговор!

Дурак. Ну какой же он дурак, ведь мог бы отделаться взысканием штрафа, который за него выплатил бы Институт. Какого чёрта неймётся этим студентам? Всё доступно, все двери открыты, до двадцати одного года они вольны сами выбирать, кем быть в этой жизни. Учись, вольнодумствуй, пей наконец, если ни на что другое не способен. Только не лезь в религию...

После Последней войны на территории этой некогда великой страны осталась всего треть населения. Никакой власти не было вообще, банды уголовников грабили, жгли, насиловали. Но и этого людям показалось мало. И обвинив друг друга в развязывании Войны, представители разных религий принялись резать друг друга... Остановившись в шаге от полного взаимного истребления, они смогли перебороть противоречия, которых, как оказалось, было не так уж много. Люди основали Империю, то есть тогда ещё просто Монархию. Избрали правителя и вручили ему невиданные доселе полномочия. И первым королевским эдиктом стал Запрет Религии. Любой. Независимо от национальности, пола и возраста, уличенные в религиозной принадлежности должны были быть преданы смерти через повешенье. Спустя полвека к Монархии присоединились страны почти трети континента, и мера пресечения была смягчена и заменена каторгой. Гражданам, теперь уже Империи, было дозволено многое, и созданы лучшие на планете условия для жизни и самореализации, но большие привилегии всегда уравновешиваются весомыми запретами, одним из которых стал Запрет Религий – Основа Основ, Краеугольный Камень Великой Державы.

Но даже в теле колоса могут завестись паразиты, и из тьмы забвения стали выползать новые пророки; засланные с диких земель, жители которых предпочли сохранить традиционные верования, но так и не сумевших создать нормальные государства, или зажравшиеся подданные, которым для полного счастья всегда чего-то не хватает. И самое обидное, что с легким сердцем пользуясь всеми благами цивилизации, эти неофиты религии с полным презрением относились к простым и честным, но "безбожным" подданным, эти самые блага для всех создающим.

Из задумчивости меня вывел Прокурор.

– Господин Следователь, позволите ли нам присоединиться к вашему застолью?

– Присаживайтесь, Господа.

– Извините, что заговорю о делах. Осуждённый № 2388, если я не ошибаюсь, прошел через ваши руки?

– Не ошибаетесь, через мои. А что не так?

– Я не заметил отметки об особой опасности. Стареете.

– Никто не становится моложе. Но я не поставил отметки вполне намеренно. О какой особой опасности может идти речь? Юноша оступился, попал не в ту компанию. Да и притон тот он посетил только раз...

– Теряете хватку. Или, может быть, он не излагал вам своих идей?

Так-так-так. Господин Прокурор с какого-то перепугу взял меня на карандаш. Он что, держит меня за идиота? Или полагает, что я не знаю о тотальной прослушке всех кабинетов Управления? Запись показаний, наверняка, была приобщена к делу...

– Да бросьте, обычный юношеский трёп. Кто в его возрасте не искал высшей справедливости? В семнадцать все хотят спасти мир, и обязательно найдут, от чего именно его спасать.

– Вы так легкомысленно к этому относитесь? Странно. При вашей-то должности...

– Давайте, каждый из нас будет заниматься своим делом? Я буду добывать для вас факты и улики, а уж Вы будете их интерпретировать. Я всего лишь оперативник, пробившийся на непыльную должность. Мне не по плечу такие сложности.

– Господин Следователь, не прибедняйтесь, или я буду вынужден обвинить вас в ложной скромности! Мне прекрасно известно о вашем образовании, и специальностях, избранных вами в качестве основных. Но хватит о делах. Давайте выпьем за Государя Императора!..

*  *  *

Утро следующего дня я встречал в своём кабинете с чашкой крепкого кофе в руках, ватой в голове и ощущением полного отвращения ко всему живому. С Катом и Прокурором мы приговорили три бутылки, и кажется, под конец даже пели Имперский Гимн. Денёк обещал быть долгим, и рожа подследственного № 2389, токаря завода металлоконструкций, никакой радости у меня не вызывала.

– Дежурный! Чаю и бутербродов.

Дежурный принёс поднос со снедью. А я всё не мог собраться с мыслями и понять, как следует вести допрос этого человека. Он сам помог мне.

– Господин следователь – робко и несмело обратился он ко мне и всё встало на свои места. Этот человек голоден и сломлен. Он боится того, что его ждёт и расскажет всё.

– Господин следователь, я могу поесть? Я очень давно не ел...

– Ешьте. И подумайте, что именно вы мне расскажете. Должен предупредить вас, что ваши показания будет легко проверить. До вас показания дали уже двое, и картина в общем-то ясна. Так что ваш допрос – формальность.

А вот это моя гордость. Личная заготовка. Как раз на такой случай. Теперь он из кожи вон вылезет, чтобы сообщить мне что-то особо ценное, только бы избежать каторги. Я дам ему десять минут. Он пожрёт, выпьет чаю. И будет очень стараться выторговать себе хоть маленькую поблажку... Жрал он так, что свинье станет тошно, жадно толкал в рот целые бутерброды, обильно посыпая жиденькую бороденку крошками и поливая пролитым чаем, давился и через силу глотал плохо пережеванный хлеб. Через десять минут он был готов говорить.

– Я простой рабочий. Четверо детей. Жена умерла год назад. С детьми тёща сидит. Жизнь беспросветная. Запил как-то, да сильно. Неделю на работе не появлялся. Уволить уж хотели, да заступился начальник цеха. Старый совсем. Я, говорит, уж десять лет как пенсионер и на покой пора, кого на моё место поставите? И расхвалил меня, как специалиста хорошего. Ну, объявили мне выговор, да и оставили. А я выпивать-то не бросил, сами понимаете, господин следователь, иной раз тошно, хоть вешайся, а выпьешь – оно и полегчает. Ну, начальник цеха-то и посоветовал мне, куда пойти. С Богом-то проще, говорит, Бог-то половину твоей судьбы за тебя несёт... Ну и пошел я в те развалины. Раз пошел, второй пошел, а там втянулся. Знаете, пить бросил и на душе легче стало.

– Ну, верно поступил, что всё рассказал. Теперь пиши, что за начальник цеха, как зовут. Где живёт. Всё пиши. Тогда, может, и детей своих годика через три увидишь.

– Так напишу, чего не написать? Только вам не достать его уже.

– Это почему ещё?

В груди кольнуло, неужели тот старик засланный проповедник?

– Так помер он. Как раз, когда вы меня сцапали, в тот день и помер.

Я уставился на этого маленького, сломленного человека, который, в общем-то, ничего плохого никому не сделал. Просто не знал, как пережить своё большое горе. И мне почему-то было тошно. Так тошно, что захотелось плюнуть на всё, и прямо сейчас написать рапорт о переводе в оперативный отдел. Где не нужно считать задерживаемых людьми, не нужно любезничать с ними, ломать их, выслушивать их немудрёные житейские истории...

Мужичок написал всё, о чем только что рассказывал. Имён никаких не назвал, не знал потому что. Не интересовался. Да и не за тем он ходил в этот клятый подвал, чтобы имена узнавать. Я подшил его показания к делу. И отправил на суд.

Обедал в одиночестве. Старший Кат сегодня был очень занят. Не до обеда ему. На "после обеда" у меня оставался ещё один, последний по этому делу, подследственный. Точнее, подследственная. Допросы женщин никогда не удавались мне. Нужно сосредоточиться. Законные двести граммов так и остались на столике в маленьком графинчике...

*  *  *

– Здравствуйте, господин Следователь.

Я вздрогнул. Голос всколыхнул во мне давние воспоминания. Перед глазами возник образ молодой женщины, со светлыми, золотистыми волосами, небесно-голубыми глазами и чистым, открытым лицом. Естественно, это не могла быть Она. Её я больше никогда не увижу... Я не мог заставить себя поднять глаза.

– Подследственная № 2390? Проходите, присаживайтесь. Сейчас принесут чай и бутерброды.

– Спасибо, я постою.

– Вам будет неудобно стоя. Вам придется записать показания.

– Я не буду ничего писать.

Я поднял глаза, и сердце с силой бухнуло в рёбра. Это было Она. И не Она одновременно. Моложе. Гораздо моложе. И немного другие черты лица. Как будто есть сходство с кем-то ещё. С кем-то знакомым...

– В таком случае, мы напрасно теряем время.

– Я могу рассказать вам только почему я пошла туда.

– Это может пригодиться аналитикам, но вряд ли сможет облегчить вашу участь.

– Я просто искала отца.

– В религиозном притоне?

– Нет, что вы. Но я надеялась, что Бог поможет мне в моих поисках...

– Послушайте. Бог ни в чём вам не может помочь. Вам сейчас пригодился бы хороший адвокат, но вряд ли вы сможете оплатить его услуги. Общественный адвокат вам будет предоставлен, но сами понимаете, много ждать от него не приходится. Вот это суровая реальность. И с ней приходится мириться. Если вам нечего больше мне сказать, я прикажу отвести вас к судье. У следствия достаточно информации насчёт вас, ваша роль в подпольном кружке ясна, и не столь серьёзна, чтобы попытаться использовать вас в качестве агента. Так что вас ждут полевые работы на одном из фермерских хозяйств Империи.

– Господь...

– Послушайте. Надоели вы мне со своим Богом. Во всей вашей компании нашелся только один по-настоящему здравомыслящий человек, декан. Он будет отпущен на свободу и восстановлен во всех правах. Нашелся и один подлец – министерский сынок. И благодаря этим двоим у меня есть все имена и факты. Мой вам совет, просто признайте свою вину в суде, и незначительность вашей роли в этом деле поможет вам.

Она пыталась мне ещё что-то сказать, но я вызвал дежурного, и отправил её на суд.

*  *  *

Я снова сидел в баре, на этот раз с пивом. Хватило вчерашнего. Молча грыз вяленую рыбку и запивал "Особым тёмным", когда ко мне подошел Прокурор.

– Как прошел день? Не вижу восторга на лице!

– А почему он там должен быть? – неприветливо отозвался я, Прокурор бесил меня сегодня.

– Ну как же? Раскрытие заговора, раскрытие деятельности религиозной террористической группировки, это повод для праздника!

– Какой ещё группировки? Я не вел такого дела за последние несколько месяцев.

– Да вы что? Вы блестяще провели допрос того юноши, по инициативе суда он был направлен для дачи дополнительных показаний к Старшему Кату, и во всём признался! Рассказал о роли декана, и назвал ещё двоих. Прекрасно сработал и ваш агент, сын Зам. Министра. Он будет награждён, и пойдёт работать под начало отца. Да и та фанатичка, что всё говорила о Боге и об отце, вы знаете, что она заявила в суде? Что нашла его, благодаря Богу, представляете? Теперь – всё, показательная казнь. Первая за пятнадцать лет. Поздравляю, мой друг, теперь вас ждёт повышение!

Слова Прокурора едва доходили до меня... Скотский сын... Восемьдесят процентов раскрываемости... Как всё повернули... Заговор...

Я заказал двести водки и выпил залпом, Прокурор поддержал. Я заказал ещё, он тоже. А потом...

*  *  *

Я стоял, покачиваясь, перед зеркалом в своей ванной комнате. И видел перед собой те черты, которые проглядывали в Её лице из-под черт матери. Она действительно нашла отца благодаря Богу...

Господи, что я наделал...