Инквизитор. Часть первая

В треснутом стакане на столе остывал чай, а на тарелке перед ним заветривались бутерброды с сыром. Чёрт, этот засранец не жрал полторы недели, а нате-ка вам, смотрит на меня как на блевотину и даже чаю не пригубил. Презирает, мракобес. Но его ощутимо колотит, так-то в подвале не сильно жарко. Попробую сыграть на этом.

– Подследственный, вам не холодно? Я могу приказать принести плед. Тёплый. И матрац вам в камеру...

– Благодарю вас, господин Следователь, боюсь, что в матраце заведутся паразиты. Пока мне хватает моих вшей.

Говно собачье, он ещё и издевается. Ну почему эти фанатики попадаются именно в мою смену? Упертые, мать их. Вот как работать с людьми, чья догма состоит в очищении через страдание? Мне нечего ему предложить, нечем запугать. Спокоен и покорен судьбе, будь она не ладна.

– Вас беспокоит вопрос личной гигиены? Вши – это мерзко, согласен. Особенно для человека вашего положения. Если не ошибаюсь, вы были деканом факультета философии Имперского Института Наук?

– Да, я декан упомянутого факультета...

– Ты БЫЛ деканом, а теперь ты вонючий колодник...

Чёрт, всё-таки сорвался. Не выношу их. Корёжит всего. Казённая вежливость с каждым допросом даётся всё труднее... Пора просить вернуть меня на оперативную работу. Там-то не нужно с ними раскланиваться...

– Прошу прощения, подследственный, сорвался, сами понимаете, нервная работа... Так о чём я? Ах да, я мог бы устроить вам банный день. И посещение цирюльни. Да и перевод на верхние ярусы не так уж и невозможен. А там и воздух почище, и свету побольше. Ну что вы упрямитесь, милейший? Мы ведь все равно найдём ваших друзей. За последние четыре месяца нам удалось раскрыть свыше двадцати подпольных религиозных кружков. Что заставляет вас думать, что мы не раскроем ваш? И потом, вы ведь помните, что при облаве были задержаны ещё несколько человек. Вы же образованный человек, знаете законы. Тот, кто заговорит первым и расскажет больше остальных, будет избавлен от обвинений и получит свободу. А остальные, увы, отправятся на расчистку зараженных территорий.

– Господин Следователь, боюсь я не достаточно четко выражаю свои мысли. Я ничего вам не скажу. Скажут ли другие – их личное дело. Я же отправлюсь на суд Божий с чистой совестью, предательство – тяжкий грех.

– Ну, если грех... Дежурный! Отведите подследственного к Старшему Кату. Вот сопроводиловка.

Мне показалось? Нет, в его глазах определённо мелькнул ужас. Ну конечно. Слава Старшего Ката, он же тоже из этих, из интеллектуалов. Это вам не костолом-самоучка. Старший Кат имеет диплом доктора медицины, полученный в том же ИИНе, в котором мой подследственный деканом... И он НИКОГДА не допускает смерти подследственного в пыточной. Тонко работает, чёртов сын. Ценный сотрудник, благодаря ему раскрываемость в управлении приближается к восьмидесяти процентам.

– Вы что-то хотели сказать, подследственный?

Взгляд мечется. Он принимает решение прямо сейчас. Непростое решение отказаться от всего чем жил, предать своих единоверцев, а в замен получить жизнь. И прощение. В этой жизни, а не на мифических небесах. Ну что же, поможем ему.

– Дежурный, подождите. Похоже Старший Кат сможет спокойно пообедать. Да и мне пора.

– Подследственный, у нас мало времени. Десять минут, не более. Я привык принимать пищу вовремя. Режим, знаете ли. Ну так что? Баня, цирюльня, матрац и плед? От себя добавлю дезинсекцию вашей камеры. Или всё-таки господин Старший Кат? Если вы всё расскажете, через месяц вновь будете гранить юные умы. Нет – Старший Кат пропустит обед, и не будет с вами слишком любезен.

Так. Засеку одиннадцать секунд. Их хватит для принятия решения...

– Так что скажете?

– Я всё расскажу вам...

 *  *  *

– Так вот, Кат, стоило мне намекнуть ему, что я отправлю его к тебе, он раскололся!

– Ну, Следователь, за это нужно благодарить Министра, если бы не его распоряжение отпускать признавшихся даже после пыток, эффект был бы намного меньше. Признаюсь, моя работа не доставляет мне большого удовольствия, но благодаря страху, нужды в ней всё меньше...

– Пожалуй, за это стоит выпить.

– Пожалуй.

Мы чокнулись, и выпили по сто. Благо, должностная инструкция этого не запрещает. У него работа не сахар, да и у меня. Так что двести граммов за обедом – допустимая норма. Декана я расколол. Но его информация была явно неполной. Нужно потрясти тех троих, которые попали под облаву вместе с ним. Некоторые молоды, крепки духом, считают, что им нечего терять. С ними будет посложнее. Именно поэтому первым я взялся за декана. У него жена, трое детей... К тому же его ценность для Империи выше, чем у этих баранов.

– Ты всё ещё думаешь об этом деле? Брось, тут всё ясно. Ты мариновал студентов без единого допроса месяц. Они уже обгадиться готовы от страха. После предъявления обвинения в религиозной принадлежности, отсутствие допросов обычно означает, что спрашивать у них уже нечего. Они ждут суда и приговора. А тут ты, с чайком, с бутербродами... Сколько их уже не кормят?

– Полторы недели. На декана это мало подействовало...

– Декан – старик. А старики едят мало. Особенности возраста, знаешь ли. А эти – они ж ещё растут. Да если бы они не по одиночке сидели, первого уже сожрали бы. Как доктор тебе говорю.

– Ну, если как доктор... Ещё по сто?

– А давай. Мне сегодня ещё троих кромсать, ненавижу это. Почему необходимо доводить до пыток? Всё равно ведь всё расскажут. Так почему нельзя рассказать следователю?

– С Катом говорить приятнее. Давайте, милейший, вторая за Государя Императора.

Мы встали и выпили не чокаясь. Традиция. Государь превыше суеты. Поэтому за него, как за покойника... Тьфу, что за мысли в голову лезут? За такие мысли – наказание похлеще расчистки зараженных территорий светит. Так можно и в самый Могильник загреметь...

– Ладно, дражайший Старший Кат, пойду побеседую с молодёжью.

*  *  *

Первым ко мне привели жирного низкорослого студента. Подследственный № 2387. При обыске у него обнаружили оберег. Так что его вина доказана самым натуральным образом. С этого и начнём. Лаской с ним не нужно, так что...

– Встать, скотина! Тебе, говно собачье, кто разрешил садиться?

– Н-но...

– Молчать! Рот раскроешь, когда я тебе скажу. Ты был задержан при облаве на религиозный притон, при тебе найден нательный оберег. Твой декан предоставил все необходимые следствию сведения и будет отпущен на свободу.

Я опустил глаза на лист, исписанный мелким убористым почерком декана. С минуту молча "читал" показания. Краем глаза отмечая, как трясутся колени жирного.

– Тебе карачун, жирдяй. Декан прямо указывает, что именно ты уговорил его прийти в этот притон. Где вы вдвоём с подследственным № 2388 принуждали его цитировать запрещенную литературу, с которой он был прекрасно знаком по долгу службы. Было?

– Нет, он вообще пришел первый раз, его отец...

– Ещё слово, и я тебе кишки выпущу прямо здесь. Следствию прекрасно известно, как погиб отец подследственного № 2388. И где теперь мать подследственного № 2388 следствию так же известно.

Я перевёл дух. Всё. Жирдяй сломался. Как его хоть зовут-то? Я взял в руки сопроводиловку и обомлел...

– Мне знакомо твоё имя, Заместитель Министра Антирелигиозной Пропаганды тебе не родственник?

– Отец.

М-да... Что за урод этот жирный? Сам, своими руками, угробил карьеру своего отца. Зам. Министра лишат должности и сошлют в северные провинции, а всё из-за чего?

– Ты понимаешь, что ты наделал, засранец? Твой отец полжизни положил на то, чтоб уничтожить религиозную заразу в обществе. Потерял руку в стычке с фанатиками, в которой погиб мой отец. Его сто раз могли убить. И вот благодарность. Старший сын – мракобес. И на старости лет ему придётся теперь искать себе новое дело...

– Отец ничего не знал...

– Да какая, на фиг, разница? Ты что, сволочь, не знаешь, что члены семей осуждённых не могут занимать ответственные посты? Всё, у тебя и твоего отца остался последний шанс. Сейчас ты мне всё расскажешь. Где, что и кто. Поимённо назовёшь всех членов вашего кружка. Ты заслужишь помилование, и тебя отпустят, сняв обвинение. Иначе ты своими руками уничтожишь будущее своего отца и своих сестёр. Это понятно?

Жирдяй всхлипнул и часто закивал. Ну что за гной? Тряпка, а туда же, в мученики. С системой бороться. Я дал ему ручку, бумагу, пристегнул наручниками к креслу и вышел, попросив дежурного присмотреть за ним.

На тумбочке в коридоре стоял телефон, я подошёл к нему, снял трубку и набрал номер...

*  *  *

Конечно же, жирдяй всё расписал. И после проверки его показаний будет освобождён. Я позвонил его отцу, и всё ему рассказал. Зам. Министра сухо поблагодарил меня за службу и попросил сообщить, когда Жирдяя выпустят.

Следующим привели подследственного № 2388. Юноша среднего роста, с прямым и честным взглядом. В деле указано, что он с пяти лет занимается единоборствами. Сын героя Империи...

– Садитесь, подследственный. Вы голодны? Я прикажу подать чаю с бутербродами.

– Благодарю вас. Господин Следователь, я могу задать вам вопрос?

– Да конечно. Сын Таких Родителей заслуживает ответа.

– Мне предъявлено обвинение в религиозной принадлежности, мне известно, что наказание за это – расчистка зараженных территорий. Известно так же, что я могу избежать этой участи, если предоставлю следствию информацию, которую утаили другие подследственные. Чего вы ждёте от меня? Я же понимаю, что в любом случае не буду первым, кто заговорил.

– Почему вы в этом уверены?

– Я знаю, кто был здесь до меня...

– Однако, вы не высокого мнения о ваших друзьях!

Я позволил себе улыбнуться. Парнишка умён. И смел. Дежурный принёс чай и бутерброды. Я уловил дикий голодный блеск в глазах подследственного.

Большинство моих коллег при допросах людей, подвергнутых лишению пищи, жрут сами. Заказывают пищу повкуснее, и жрут на глазах людей, не державших во рту ни крошки по две недели. По-моему, это не гуманно, и только вредит делу. Допрашиваемый вместо благодарности испытывает ненависть к следователю. А это плохое начало для беседы...

– Прошу вас, угощайтесь. Если вы не любите сыр, я прикажу подать ветчину.

– Благодарю, сами понимаете, мне не до капризов.

Он ел аккуратно: откусывал от куска, чинно запивал чаем и делал паузу. Чёрт побери, он что, железный? Парню нет ещё и двадцати, но он уже обладает выдержкой, не свойственной и малой толике взрослых людей... Славный был бы солдат, такие люди – честь Империи. Жаль, что придётся отправить его на расчистку... Ему нечего мне рассказать.

– Следствию известно, что вы посетили то место только один раз. Как раз в день облавы. Что привело вас туда? Или кто привёл?

– Как я понимаю, начался допрос? Ну что ж, я сам искал возможности посетить собрание верующих. Узнал о нём случайно, и ничего не могу сказать о других посетителях...

– Вы признаёте свою вину?

– Я не признаю свои действия преступлением.

Вот даже как. Ну что же... Похоже мне попался редкий человек, проповедник. Странно, ведь и декан и жирдяй в один голос заявили, что он был там первый раз...

– По-вашему, посещать религиозный притон – не преступление? Религиозная принадлежность – не преступление? Последняя Война – следствие религиозной фанатичности. Ваш отец погиб на границе, предотвращая прорыв банд религиозных фанатиков на территорию Империи! Ваша мать после разгрома заставы попала в плен к религиозным безумцам, и вы говорите мне, что религия – не преступление?

– Я разделяю для себя понятия религии и Веры. И в то время, как первая – причина розни людей и одновременно их же выдумка, во второй – спасение.

– Спасение от чего? Вы живёте в государстве, обеспечивающем вам приемлемые условия жизни. На улицах порядок, в магазинах полно продуктов, честно работайте и всё у вас будет в порядке! Лично вам Государь Император предоставил жильё, и взял на себя все ваши расходы до достижения вами возраста гражданской полноценности! Учитесь, получайте диплом и живите...

– ...В свинарнике. Пища и крыша над головой это далеко не всё, что нужно человеку.

– Вы о высших устремлениях? Никто не мешает вам стать стихотворцем, живописцем или зодчим! Это не запрещено, более того, доступно! Обучение в Академии Художеств бесплатно и легко совместимо с любой профессиональной деятельностью!

– Мы говорим о разных вещах, господин следователь.

Он допил чай и доел бутерброды. Я вызвал дежурного, вручил ему сопроводительные документы и приказал отвести подследственного № 2388 в суд. Благо, все службы нашего Управления находились в одном здании. После этой беседы остался пренеприятнейший осадок. Как будто я посмотрел в зеркало, а увидел там кусок дерьма.

В это день я больше никого не вызывал на допрос.

Окончание следует…