Под флагом цвета крови и свободы. Часть седьмая

Свежий морской воздух, смешанный с неприятным запахом нечистот, ударил ей в лицо и, даже не слыша еще шума волн, Эрнеста поняла, что ее вытащили на гальюную палубу – лишь с нее можно было столкнуть человека в воду, не привлекая лишнего внимания. Даже добивать не потребуется – острый киль корабля завершит дело не хуже пули в голову…

– Держи, держи ее! Я сейчас… – раздался голос одного из матросов, и она поняла, что момент настал. С силой откинувшись назад, затылком Эрнеста попала точно в лицо державшему ее со спины и ощутила, что стискивавшие ее запястья пальцы разжались.

– Держи ее!.. – проорал откуда-то сбоку Винченсо, но у Эрнесты не было времени думать: зная корабль до последней досочки, она метнулась к окну, подпрыгнула, обеими руками ухватившись за носовую фигуру, перебралась на бушприт и спустя несколько секунд уже оказалась на верхней палубе. Лишь теперь она сорвала с себя повязку – и застыла, похолодев.

Вся палуба была заполнена матросами, с веселым ревом налегавшими на правый борт – там, где на узкой доске, ведущей прямо в море, виднелась одинокая фигура со стянутыми за спиной руками.

– Держи ее! – раздался снизу голос Винченсо, как видно, бросившегося через трюм на палубу, и Эрнеста отмерла.

– Ребята! – в последней, отчаянной надежде заговорила она. – Ни я, ни Билл ни в чем не виновны! Капитан Алигьери только что пытался меня убить, потому что боялся, что я расскажу вам об этом!.. Вспомните, сколько всего мы вместе прошли; разве я делала хоть что-то, что могло вам навредить? Милостивым Богом клянусь, своей жизнью и памятью моих родителей – я не предатель!

– Вот она! – выкрикнул показавшийся в отверстии трюмного люка Винченсо. Жар погони, похоже, пересилил в нем даже обычную осторожность: обернувшись ко всем матросам сразу, он выхватил из-за пояса пистолет и громко велел: – Хватайте предательницу!

Все остальное Эрнеста, застывшая в понимании, что на расстоянии десяти шагов уйти от пули ей не удастся, запомнила смутно: вот чья-то рука уже поднялась, другая – коснулась кожи выше локтя – а затем тяжелое сильное тело врезалось в нее сзади, сбив с ног. Билл, а это оказался именно он, как был, связанный, перекатился на бок и теперь ринулся вперед в последней, отчаянной и бессмысленной попытке найти Винченсо…

– В воду, Билл! Скорее в воду! – охваченная единственной мыслью, что ее друг обречен на смерть, крикнула Эрнеста, и Катлер, казалось, услышал: он круто повернулся и бросился к ней. Ему оставалось всего несколько секунд, когда грянул выстрел. Билл, уже добравшийся до фальшборта, пошатнулся, сделал два неверных шага и, перевернувшись по планширу, рухнул в воду. Эрнеста, ахнув, бросилась к тому месту, где он стоял всего мгновение назад: крик замер у нее на губах.

Холодное лезвие шпаги вкрадчиво царапнуло шею.

– Ну же, – выставив перед собой оружие, усмехнулся Винченсо. Глаза его указывали на воду. – Акулы ждут вас обоих.

Мгновение Эрнеста молча глядела на него, чувствуя, как борются, словно две огромные волны, ярость и гордость в ее душе. Затем она обернулась и посмотрела на изгибавшееся в воде среди расплывающегося кровавого пятна тело. Отец, отец! Что сказал бы он, увидев свою дочь в этом положении? И… что бы сделал сам на ее месте?

– Я не умру, – сдавленным шепотом выдохнула она и, подняв голову, повторила в лицо своему палачу: – Слышишь, ты – и пусть они тоже услышат: я не умру!..

Не раздумывая ни секунды более, она развернулась и бросилась вниз, в окровавленные волны. Билл был хорошим пловцом, но простреленное плечо и связанные руки сделали свое дело: с огромным трудом Эрнесте удалось вытянуть его на поверхность. Мгновенно с корабля раздался пистолетный выстрел: пуля прошила воду в футе от них.

– Ныр… рять надо, – прохрипел Билл, отчаянно дергая связанными руками. Эрнеста обняла его за здоровое плечо, отчаянно ощупывая голенище сапога в поисках кортика. Мокрая веревка резалась тяжело, но узел, слава Богу, оказался прост, и спустя несколько секунд ей удалось освободить запястья друга. Второй и третий выстрелы грянули практически одновременно.

– Вдохни поглубже, Билл! – только и успела проговорить она, увлекая его под воду. Когда они вынырнули, едва дыша, расстояние до корабля увеличилось до полусотни футов, но стрельба все еще не прекращалась.

– Даже шлюпку не дали, – со злобой проговорила Эрнеста, жадно хватая ртом воздух.

– Ост... ров, – отозвался Билл глухо, глядя куда-то в сторону. Эрнеста обернулась и стиснула зубы:

– Значит, он и правда все подстроил!..

– Я знал, – тяжело наваливаясь на нее всем телом, продолжил Билл. – Знал, что Ченси… что он сделает что-то подобное. Зря ты… вмешалась. Он... давно уже…

– Тогда какого же ты молчал?! – не сдержавшись, девушка впилась ногтями в его здоровое плечо.

– Я не верил… Думал, мне кажется. Прости, это я… я во всем… – голос Билла слабел, он явно с трудом держался на плаву. Эрнеста отвернулась к едва заметной на горизонте темной полоске земли:

– Давай попробуем добраться туда. С твоей раной нельзя долго находиться в воде.

Огненное, нестерпимо яркое солнце, казалось, выжигало сам воздух вокруг. С огромным трудом Эрнеста дотащила Билла до небольшой пальмовой рощицы, перевязала, как умела – слава Богу, он, обмякший на ее руках сразу, стоило им добраться до берега, не пришел в себя в это время. Ковыряться в живом мясе, широким неудобным кортиком, пытаясь достать пулю, было тяжелым и кровавым делом. Но долгие семь лет в пиратской команде, где штурман и судовой врач на время боя нередко становились коллегами, сыграли роль: Морено, подавляя приступы тошноты, сосредоточенно кромсала глубокую рану, добираясь до пули, пока наконец не смогла нащупать ее пальцами и вытянуть наружу. Корабли их недавних товарищей уже скрылись за горизонтом, когда девушка, покончив с остановкой упорно не желавшей переставать течь крови, принялась осматриваться вокруг.

Островок оказался совсем маленький, песчаный, всю приметную растительность которого составляли пальмы и несколько мелких кустарников, торчавших в их тени. Никакой пресной воды на нем не оказалось, и Эрнеста, поблагодарив мысленно Небеса за то, что не сняла перед сном на корабле привязанный к бедру кортик, полезла на ближайшую пальму. Билл заворочался, когда она, сбросив на землю крупный кокосовый орех и два больших листа, начала спускаться обратно.

– Какого… Что ты делаешь? – хрипло и раздраженно пробормотал мужчина. Эрнеста через силу ухмыльнулась:

– Очнулся! Вот и славно. Сейчас поедим, а потом я добуду нам воду.

– При… береги лучше. Для себя. Я… не хочу.

– Не глупи. Мне нужны две половинки, чтобы собрать эту штуковину. Отец когда-то показывал что-то похожее – вот и пригодилось... – Эрнеста начала широкими движениями срезать верхушку кокоса. После продолжительного молчания она подняла голову, тяжело поглядела на Билла и заявила: – Даже не думай! Мы обязательно выберемся отсюда.

Всю жидкость она отдала другу, а сочную, ароматную мякоть поделила пополам. Затем в одну из опустевших половинок скорлупы – в ту, что была побольше – налила морской воды, опустила внутрь вторую половинку, туго обвязала пальмовыми листьями и выставила получившуюся конструкцию на солнце. Таким нехитрым способом можно было добыть до двух пинт спасительной пресной воды в день. Будь Эрнеста одна, этого количества ей с лихвой хватило бы, но терзаемому лихорадкой Биллу требовалось пить как можно больше, а расходовать сразу несколько кокосов девушка не решалась: Бог весть, сколько времени им еще предстоит провести на этом острове!

Первые сутки прошли все же сносно: сознавая, что от жары, голода и жажды ее разум скоро начнет путаться, Эрнеста заранее осмотрела берег, с особым сосущим чувством отметив отсутствие черепашьих кладок, и кортиком обстругала плотный и твердый стержень пальмового листа для ловли рыбы. Стоя на мелководье, она долго и жадно всматривалась в синюю даль горизонта, но безуспешно. Ни единого намека на заветный белый парус, их единственную надежду на спасение!

Вечером, когда они поедали двух мелких рыбешек, выловленных ею после почти часа неловких ковыряний по пояс в воде, Билл сказал:

– Он знал, где нас высадить. В этих водах плавают разве что контрабандисты, да и то редко.

Эрнеста промолчала – она и сама прекрасно знала об этом, но надеялась, что редко интересовавшийся подобными тонкостями Билл не догадается. Шансов у них и впрямь было немного: когда-то в прошлом она сама рекомендовала островки в этих широтах как идеальное место для кренгования, удаленное от всех морских путей…

– Нэнси, – голос его звучал хрипло и до того безнадежно, что хотелось завыть, – Нэнси, нам обоим не выжить, ты же понимаешь? Я хочу, чтобы это была ты. Ты слышишь?

– Замолкни лучше, – поднявшись на ноги, она принялась собирать рыбью кожу и кости. – Может, удастся приманить на это кого-нибудь покрупнее...

– Нэнси…

– Замолкни и ложись спать! Нечего зря тратить силы, – огрызнулась Эрнеста и побрела обратно на берег. Уже смеркалось, рыбы почти не было; завернув свою приманку в платок и придавив ко дну камнем, девушка уселась на песок и долго слепо глядела на лизавшие ее босые ноги серые волны.

…Второй день она помнила хуже, хотя он был самым радостным: удалось поймать довольно крупную, в полфута рыбину – Эрнеста долго кромсала ножом нежно-розовую плоть, не веря своему счастью; и Биллу полегчало – вечером он даже пытался садиться, и девушка, кусая губы от счастья, помогала ему. Но на третьи сутки удача словно отвернулась от них. Биллу опять стало хуже, на мелководье крутились одни мальки – слишком юркие и настолько крошечные, что даже поймай девушка их с десяток, не смогла бы утолить голод. Однако все это было еще терпимо: у них оставались кокосы, свежая зелень пальмовых листьев, возможность использовать в еду растертую кору, небольшой, но стабильный источник пресной воды, а вместе с ним и надежда на спасение…

…но Биллу, как она ни старалась, никак не удавалось понять это. Его рана стремительно воспалялась, сменяемые повязки сразу пропитывались отвратительно пахнущим гноем; он часами метался в бреду, не узнавая хлопотавшую вокруг него девушку, а придя в себя, снова и снова уговаривал ее прикончить его, не тратя бесценные воду и еду на того, кто и так обречен. Эрнеста зло повторяла, что станет пить и есть и ляжет спать только после него: иного способа заставить не менее упрямого Катлера повиноваться не было. Ночью четвертого дня она проснулась от слабого всплеска на берегу и сперва решила, что их обнаружили: древесину требовалось беречь, но по вечерам, когда увидеть что-либо на горизонте становилось невозможным, девушка непременно разводила сигнальный костер подальше от пальмовой рощи. Однако, повернув голову и увидев на том месте, где раньше лежал ее товарищ, лишь примятую траву, кое-где запятнанную кровью, она сразу все поняла.

Слава Богу, рана помешала Биллу быстро осуществить задуманное: он успел зайти в воду лишь по плечи, когда Эрнеста, едва дыша от ужаса и бега, обхватила его поперек груди и поволокла обратно на берег. Была долгая, бессмысленная возня в холодной воде, заливавшей глаза и рот, чужие яростные выкрики и собственные горько-отчаянные мольбы, в которых смешивалось все, что хотелось сказать, но никак не говорилось на этом проклятом острове – с которого, как ей казалось, им уже вовек не выбраться… Потом они лежали на мокром песке, с трудом переводя дух – Эрнеста захлебывалась злыми слезами, а Билл держал ее за руку и глухо, отрывисто повторял:

– Послушай, ну послушай же… Нэнси, какая же ты дурочка, ведь ты могла же… Если бы не я – давно уже сделала бы плот или еще что-нибудь... Бессмысленно тут сидеть, понимаешь? А там… за три-четыре дня… будь ты одна, уже была бы на каком-нибудь судне… Нэнси, посмотри на меня! Посмотри – я уже труп! Тебе бежать от меня нужно, Нэнси… Беги, говорю! Проваливай, безмозглая девчонка! Проваливай, спасай свою жизнь!..

Небо над головой казалось огромным пистолетным дулом – выстрелит или нет? Даже упорно подавляемое ею усилием воли чувство голода куда-то пропало. Вытирая жгучие слезы, она прижималась щекой ко лбу Билла и твердила сорванным шепотом:

– Заткнись, заткнись, ради Бога! Мы обязательно выберемся отсюда, разыщем Винченсо и устроим ему такую веселую жизнь, что он вообще пожалеет о том, что на свет родился… Совсем немного осталось, Билл, слышишь? Помнишь, через что мы прошли вместе? А тут – такая мелочь, что и говорить не стоит… Потом вместе над этим посмеемся!..

…Билл очнулся только поздним утром. Поднял голову, долго смотрел на сидевшую рядом Эрнесту, потом спросил:

– Ты что же, совсем ночью не спала?

– Я теперь вообще спать не смогу по твоей милости, – зло ответила девушка, протягивая ему наполненную водой половинку кокосовой скорлупы. – Пей первым.

К ее удивлению, Билл подчинился. Допивая остатки, она осторожно спросила:

– Как рана?

– Лучше не стало, – пожал здоровым плечом мужчина. Кое-как прикрытое пальмовым листом, сочащееся сукровицей и гноем кровавое пятно на его груди выглядело страшно, но Эрнеста почему-то даже не испугалась. Странное равнодушие, охватившее ее, было не первым тревожным признаком голода: с самого утра девушку не покидала мысль об отвратительности любой еды и процесса насыщения ею. Но пока еще сквозь это чувство пробивался слабый голос истощенного разума, твердивший, что есть необходимо, чтобы оставаться на ногах. А это необходимо, чтобы кормить себя и Билла, чтобы в свою очередь оставаться на ногах, чтобы…

– Нэнси, – вдруг тихо позвал тот, большой трясущейся рукой беря ее за запястье. – Нэнси, прости. Я вел себя, как последняя скотина... Ложись спать, я не сбегу больше.

– Некогда… спать, – к горлу подступил ком, но Эрнеста привычно списала это на голод. – Схожу на берег, может, поймаю что-нибудь. Все равно надо наблюдать, а то вдруг пропустим корабль…

– Тогда давай смотреть по очереди. Поможешь мне дойти?

Эрнеста с недоверием покосилась на него, ожидая подвоха, но сил спорить у нее уже не было: все забрала эта жуткая, одна из самых страшных в ее жизни ночь. Она обхватила друга за пояс, сгибаясь под его тяжестью, помогла дойти до границы травы и песка, где начинался берег, уложила под ближайшей пальмой и отправилась ловить рыбу. Ставшая отчего-то очень легкой голова кружилась, мучительно хотелось лечь куда угодно – хоть на ту же водную гладь – и на пару минут прикрыть глаза, но Эрнеста понимала, что если сделает это, то уже ничто не заставит ее снова встать.

Поесть было необходимо. Кое-как ей удалось в тот день поймать трех рыбешек, которых они съели сырыми, даже не разжигая огня, а вечером девушка даже вытащила из воды крупного краба, клешни которого они честно поделили на двоих. Теперь Билл ел и вообще делал все, что она говорила, но эта покорность настораживала ее: Морено знала, что стала думать медленнее и хуже, но даже в таком состоянии видела, что друг перестал спорить лишь потому, что у него не осталось на это сил.

Продолжение следует…