Желтый мир, красный мир. Часть двенадцатая

Идея срезать путь через монгольскую территорию не показалась мне хорошей, но я промолчал, и в полдень мы пересекли поваленную изгородь из колючей проволоки. Солнце сияло, и от ночного холода не осталось ни следа. Пересечение границы оказалось столь обыденно, что я никак не мог свыкнуться с мыслью, что реально нахожусь в каком-то ином мире, где действуют свои собственные законы. Впрочем, природа вокруг ничуть не изменилась. В небе кружились коршуны, иногда мы видели орлов, отличавшихся более крупными размерами, а один раз на красноватой скале я увидел двух огромных грифов, которых поначалу принял за двух закутанных в плащи людей. Мы почти не разговаривали, даже на коротких привалах, которые приходилось делать каждые полчаса.

Часа в три пополудни мы увидели на покатой вершине одной из гор, казавшейся древним существом с могучими мускулами, две черные точки. Мы шли дальше, а точки постепенно приближались к нам, и скоро мы уже могли разглядеть двух всадников.

Арест произошел как-то буднично. Один из пограничников несколько раз ударил меня кнутом и начал говорить что-то по-монгольски. Потом Узел Счастья начала что-то объяснять ему, он слушал, резким голосом произнес в ответ несколько слов и махнул рукой, приказывая следовать за ним. Своими обритыми головами и чертами лица пограничники напоминали мне монахов, вооруженных автоматами.

К вечеру мы пришли на заставу, совершенно вымотанные – монголы ни разу не позволили нам передохнуть. Застава представляла собой три белых юрты, одна из которых использовалась как тюрьма. Нас обыскали, отобрали рюкзаки, а у меня низкорослый монгол забрал куртку, бросив взамен какую-то грязную и вытершуюся меховую жилетку. Потом нам связали за спиной руки и впихнули в юрту, где уже сидел на полу молодой худой парень. Оказалось, он ставил на границе капканы на сурков, там его и поймали пограничники три дня назад.

Печки в юрте не было, и когда солнце стало клонится к закату, начало холодать.

В принципе, мы могли развязать друг другу руки и попытаться ночью выбраться через дымовое отверстие, но снаружи юрта охранялась большими лохматыми овчарками местной породы. Когда стемнело, в юрту заглянул монгол, посветил на нас фонариком и приказал спать.

Мы разговаривали шепотом о чем-то, и разговор наш странным образом напоминал беседу едущих в купе поезда случайных попутчиков. Поговорили про родные места, вспоминали какие-то случаи из жизни, в общем, делали все, что принято в подобных ситуациях.

Хотелось есть, но кормить нас никто не собирался. Как я понял, нам предстояло провести в подобных условиях еще очень долго - монголы надеялись, что кто-нибудь внесет за нас выкуп. Если же нет, то через несколько месяцев нас отвезут в город и будут судить за незаконный переход границы.

Постепенно мы, несмотря на холод, уснули на застеленном войлоком земляном полу, кое-как укрывшись облезлыми вонючими шкурами. Мне снилось, что я хожу по коридорам подземного города, причем во сне я знал, что никакого надземного мира и нет вовсе. В этом подземном мире ходили поезда метро, были магазины и люди, но я странствовал в другой его части, где никого не было. Мне кажется, эта часть подземного мира принадлежала лично мне. Впрочем, ничего интересного там не было, кроме одного места, которое я в конце концов отыскал. Я давно уже не был здесь, хотя, как я помнил, за небольшой железной дверцей таилось что-то, безусловно важное для меня. Она была заперта на замок, ключ от которого я, к своему удивлению, обнаружил у себя в кармане штанов. Осторожно вставив ключ в скважину, я приоткрыл дверцу и заглянул внутрь. Я увидел уходящие вниз знакомые ступеньки. Прикрыв дверь, я сунул ключ в карман и зашагал прочь.

Мы все одновременно проснулись от ужасающего шума, врывавшегося в нашу войлочную тюрьму со всех сторон. Слышались крики людей, лай и визг собак, выстрелы – одиночные и очередями, тоскливое блеянье овец. Мы лежали на полу не в силах даже представить, что же такое происходит.

Потом все вдруг стихло, некоторое время слышалась какая-то возня и шум дыхания каких-то многочисленных существ, а потом все смолкло.

– Эй, кто-нибудь! – крикнула по-монгольски Узел Счастья. Но мы услышали в ответ только тоненький посвист ветра, который показался мне плачем бесприютных душ, издавна скитающихся по холодной пустыне и тоскующих по новому воплощению, чтобы ощутить в себе снова кости, мышцы и кровь, томление любви и нетерпение ненависти - в общем всё, чем так притягивает нас сансара.

ГЛАВА 7

Ночь без тьмы.

Когда сейчас, лежа на старом диване в своем маленьком домике, я вспоминаю все это, не могу сказать - каким мне это кажется, реальным или не реальным. Понятие реальности ушло куда-то внутрь меня, подобно терпящей поражение армии, отступающей вглубь родной территории, избегающей мелких стычек в надежде сберечь силы для решающей битвы. Ради этого приходится с болью наблюдать, как враг без труда занимает цветущие земли твоей страны и безжалостно их разоряет...

Мы забрали из жилой юрты свои вещи, наскоро перекусили найденными там лепешками и вареным мясом, запили все это ледяным чаем и отправились быстрее к границе. Горная Индейка (так звали нашего товарища по недавнему заключению) нес подобранный им у юрты автомат. Когда мы перешли пограничное заграждение, он запрятал автомат среди поросших кустарником камней.

В целом Монголия произвела на меня тягостное впечатление...

Мы переночевали в юрте Горной Индейки, который жил со своими старыми родителями в местечке «Четыре Озера», километрах в пяти от границы.

Ночью я вышел из юрты по малой нужде и долго смотрел на бесчисленные звезды. Разве бывает столько звезд в небе? Мне почудилось, что сегодняшнее небо показано мне неспроста, наверное, я должен задуматься о чем-то очень важном, глядя в сияющую бесконечность. Ничего важного в голову не приходило. Я просто смотрел вверх и думал – оказывается нет в ночном небе никакой тьмы... Только небольшое пространство, еще не занятое светом.

ГЛАВА 8

Загадка.

Если честно, то после увиденного на монгольской заставе – всех этих разорванных на куски людей и овец у меня не было ни малейшего желания лезть на эту гору. Горная Индейка только покачал головой, узнав о наших намерениях, а потом рассказал, что вокруг в изобилии водятся и красные, и обычные волки, а на самой Серебряной Тайге обитают снежные барсы и медведи. К тому же в любой момент погода могла перемениться. «Туда никто не ходит» – серьезно сказал Горная Индейка – «Хозяйка Тайги там живет, это ее дом, она чужих не любит. Не надо туда ходить. Лучше поживите у меня. У меня есть хороший план, друзья привезли. Много плана, будем курить. Я тебе вечером пою горловую песню. Потом опять курить, потом спать. Утром опять курить, пасти яков. Очень спокойная жизнь». Если честно, меня очень привлекал такой вариант, по крайней мере, на некоторое время, но я отрицательно покачал головой.

Он проводил нас до отрогов могучей горы. Отсюда видна была еще его юрта, которая белела в долине рядом с четырьмя вытянувшимися в ряд круглыми озерцами. Горная Индейка посмотрел туда и спросил:

– Знаешь загадку? На земле чашка перевернутая, а в ней черви. Что это?

Я пожал плечами. Он кивнул нам, прощаясь, и пошел обратно. Вот он все ниже, ниже, и вот уже фигурка его превратилась в игрушечную.

– А что это за чашка? – спросил я у У.С., которая сидела на камне, обхватив колени и глядя вслед удалявшейся фигурке.

– Какая чашка? А, ты про загадку... Чашка – это юрта, т.е. жилище, а черви в ней – люди.

Грустная какая-то загадка, решил я.

Борис МЫШЛЯВЦЕВ

Продолжение следует…

Часть одиннадцатая

Часть десятая