Жёлтый мир, красный мир. Часть десятая

– Там у них русских совсем нет, они туда не ездят, так что ты для них – экзотика... – шепнула она мне на ухо.

Хотя пассажиры заполнили уже весь салон, прошло еще несколько часов, прежде чем мы, наконец-то, выехали из города. Автобус кружил по городу, заезжая на оптовые базы и набирая все новые и новые товары – лапшу, рис, сигареты, чай, дешевую газировку, крепкое пиво. При этом пассажиры сохраняли полную невозмутимость.

– Они никуда не торопятся, – также шепотом пояснила мне Узел Счастья. – У них в районе нет времени.

Я задумался над жизнью людей, у которых нет времени. Наверное, это неплохо – никуда не опаздывать, не считать часы и минуты...

Узел Счастья рассказала мне, конечно же, и про визит загадочного Кима к ее дедушке. "Тот человек, приходивший в первый раз, еще давно, и распрашивавший меня про рукопись, снова приезжал. На этот раз он искал тебя. Мне кажется, человек он опасный, так что если что – отдай ты ему рукопись от греха подальше" – сказал ей дедушка.

– Еще он просил меня не пытаться отыскать эту могилу. Дедушка ведь верит во все эти рукописи, древние предсказания и колдовство. – Сказала Узел Счастья.

Часа полтора мы ехали вдоль Великой Реки, сверкавшей внизу и манившей меня чудесными, покрытыми желтеющим лесом островами. Потом, после небольшого городка, состоящего из горстки серых пятиэтажек и исправительной колонии, река окончательно исчезла из виду.

Четыре часа мы ехали по ровным сухим степям и пересекали небольшие перевалы. Кругом я замечал заросли конопли, торговля которой была сейчас основным источником дохода местных жителей. Затем мы проехали угольный разрез и городок, где некогда находился Верхний храм. Развалины были в стороне от дороги, и мы не увидели их.

– Жители города считаются самыми крутыми бандитами, – комментировала Узел Счастья. – Свой город они называют, почему-то, Чикаго. Там у них убить человека – что нам с тобой книжку прочитать. Например, недавно были интересные события. Есть такая детская передача про Телепузиков, это забавные придурковатые существа, очень инфантильные. И живут они в добром нравоучительном мире. Солнышко следит, чтобы они не баловались, да и пылесос, по-моему, тоже. В общем, все у них там хорошо. И они так забавно, специфически пританцовывают. Видел когда-нибудь?

Я отрицательно покачал головой. Телевизор я практически никогда не смотрел, так, разве что иногда какой-нибудь хороший фильм, вроде "Бешеных псов" Тарантино или "Беги, Лола, беги!", что-нибудь такое.

– Так вот, – продолжала Узел Счастья. – У них в городе куча преступных группировок. Ну, те, что наркобизнесом занимаются – люди приличные, никого не трогают, а есть еще отмороженная молодежь, которая просто грабит и убивает людей, всех без разбору. Сначала убьют, а потом смотрят – можно ли у него что-то взять. А одна группировка была просто очень идейная, они убивали не корысти ради, а из каких-то своих соображений, из гордости за родной город, славящийся своими убийствами, что ли. У них была идея – каждый день убивать человека. А когда они убивали, то на животе у человека вырезали телевизор и танцевали возле этого человека Танец Телепузиков. И так их группировка и называлась – "Телепузики". Убив кого-нибудь, они обязательно где-то подписывались, на заборе, или еще где. Потом им стало скучно, городок-то маленький, всего десять тысяч, и они поехали в столицу. А там их поймали, по крайней мере, главных из них... Им всем лет по восемнадцать было.

После городка Телепузиков автобус резко свернул на юг, и мы начали подниматься в покрытые лесом горы. Несколько раз я видел в окно зверей – то оленя, то зайца, то лису, видеть которую считалось дурным предзнаменованием. Потом стемнело, и в ставшем зеркальным стекле я мог видеть только свое лицо, казавшееся мне чужим. Я уснул под повторявшуюся за время нашего путешествия не менее десятка раз песню, хрипло прорывавшуюся из старых динамиков. Обрывками доходил до меня смысл певшихся на чужом языке слов: "На перевалах клал я камень на обо... Перекочевывал из аула в аул... Я сын покрытых вечными снегами гор... Я дитя моей серебряноводной земли". Я засыпал и думал о телевизорах, на экранах которых можно увидеть только окровавленные человеческие внутренности.

ГЛАВА 4

Желтый мир, красный мир

Я обнаружил, что давно наступил вечер, я лежал на диване с книгой на груди. Магнитофон молчал. В комнате было холодно. Тут в окно стукнул камешек, и Алый залился лаем. Я накинул куртку и вышел к калитке.

– Да не бойся ты, он же тебя сто лет знает!

Но Пион, скользнув в калитку, спряталась у меня за спиной. Я успокоил собаку и сделал девушке приглашающий жест.

Пион принесла с собой две больших бутылки крепкого пива и кусок баранины, я достал чашку и налил пиво. На то, что опять дадут свет, рассчитывать не приходилось, и я зажег фитилек в чашке с почерневшим от копоти жиром. Мы сели на пол на ячью шкуру и начали пить пиво, по их обычаю, по очереди из одной чашки. Потом Пион растопила мою печку, и скоро воздух в комнате согрелся. Я сунул баранину в небольшой котел с круглым дном и поставил его на печку. Еще она принесла хороших сигарет и я с удовольствием закурил.

Вскоре я захмелел и начал рассказывать ей что-то о своей науке, о том, зачем я на самом деле торчу в этом глухом месте. Девушка слушала, чему-то улыбалась иногда, и мне было совершенно не ясно – понимает ли она меня, или нет, да впрочем и все равно, по большому счету. Я так и не мог понять, насколько она владеет моим языком, говорила она обычно на своем, и я худо-бедно ее понимал. Как-то так сложилось, что слова для общения нам нужны почти не были. Иногда я представлял Пион в своем городе, где-нибудь на станции метро, в ее старых сапогах и порванной на рукаве куртке, с черной длинной косой, с внимательным удивлением рассматривающей своими узкими добрыми глазами стальные рельсы, и мне становилось как-то неловко. В городе такое общение без слов казалось бы мне неуютным.

– Спой мне что-нибудь на английском (Angli dylda chuu–daa bolza mengee yrlap korem), – попросила меня она.

Я взял гитару и спел ей "Танцуй со мной, пока не кончится любовь" Коэна, а потом "Индейское лето" Моррисона. Потом она спела мне на своем языке, потом я ей на своем, а потом мы допили первую бутылку пива и принялись за вторую.

– Желтый глупый мир, – сказала она. – Ты знаешь о том, что этот мир желтый и глупый?

Я пожал плечами.

– Скажи мне, ты почему с женой не живешь, она ведь у тебя хорошая?

– Хорошая...

– Надо жить с женой. А я с тобой спать не буду, с женой спи.

Я кинул в котелок лапшу и начал резать мелкий дикий лук. От него сразу защипало глаза, и слезы побежали по моим щекам.

– Этот мир желтый и глупый, а я знаю, что есть еще красный мир, настоящий. Я свой красный мир когда-нибудь найду. Ты веришь в красный мир?

– Верю, – ответил я и вытер слезы.

Борис МЫШЛЯВЦЕВ

Продолжение следует…

Часть девятая

Часть восьмая