Дом, где живёт детство

Заросший двор, в центре которого возвышался тополь с толщиной ствола в три обхвата – для шестилетнего ребёнка просто настоящий гигант, неухоженный огород с раскидистым деревом вкуснющей облепихи, об шипы которой не раз кололись все члены семьи осенью во время сбора урожая. В тёмной доме сени, где на полках и крючках покоились пережитки прошлого: коромысло, овечьи тулупы, старые шали и всякий другой хлам ещё довоенных времён – запах соответствующий. В единственной комнате большая печка и прямо под отсыревшим ковром продавленный диванчик, на котором сидела маленькая бабушка с повязанным по обычаю платочком на редких, жиденьких волосах. Кроме паучков и самой хозяйки дома, здесь обитала и самая добрая из всех рыжих собак – Тяпа.

Я не любил это место: идти до туда долго и нудно, а веселья для ребёнка никакого. Пусть косой забор, ограждавший небольшую территорию домишки, я уже почти не помню, но зато навсегда оставил в памяти портрет бабушки. Мы не помним своих стариков: сегодня кажется, что люди приходят и уходят – так воспитались люди, утрамбованные в список повседневных дел. Такая маленькая, опёршаяся на клюку, бабушка; я не был даже уверен, когда говорил с ней, что она понимает смысл моих слов. Как же я ошибался! Нет, я уважал и любил свою прабабушку, но не так, как, наверно, нужно было: ребёнок любит совсем не так, как взрослый, а потому это даже в какие-то чёткие рамки вставить нельзя.

Когда сил в усталом от жизни теле оставалось совсем немного, мы взяли её к себе в квартиру. Никому ненужный домик пришлось продать. Тяпу, увы, взять к себе было невозможно: места итак мало, да и не для привыкшей к свободе собаки городская жизнь. Только спустя много лет я узнал, что старенькую рыжую охранницу усыпили. Даже не знаю, что я почувствовал, услышав об этом: как взрослый человек я понимаю, что иного выхода не было, и это было достаточно гуманное решение, но с другой…

Думается мне, что и старушка любила меня точно такой же странной любовью. Бывало, что я играл в комнате, где у окна сидела прабабушка: она смотрела на меня таким взглядом, как смотрят на младенца пожилые люди – с трепетом и нежностью. Я редко разговаривал со старушкой, мне хватало этого самого взгляда, а вот ей – нет. Как-то мама спросила, не мешаю ли я, на что прабабушка ответила: «Нет, мне приятно, что он рядом».

Этим летом, гуляя по ночному городу, близ старой части, мне захотелось пройтись по той улице, где раньше стоял тот самый памятный домик: захотелось посмотреть на новое здание, которое, наверно, заменило прогнившие брёвна старческих владений. Я совсем не помню тот год, когда прабабушка ушла от нас, но почему-то детально воссоздал избушку и дорогу к ней. Улицу было не узнать: многоэтажные коттеджи полностью изменили пейзаж: теперь уже сложно назвать это место «старой частью» – всё из красного кирпича с литыми узорными воротами. По пыльной дороге в летних сумерках идти было даже приятно, как будто я снова учусь в музыкальной школе и надо зайти проведать бабулю. Вот вроде та самая улица Пугачёва, вот эта канавка: конечно, раньше тут не было торгового комплекса. Странно, что домик я так и не нашёл, не знаю, на что я рассчитывал: прошло столько лет. Это чувство, когда утрачиваешь часть своей жизни, кусочек своего прошлого – будто грустно, но от чего – понять нельзя.

«Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» – вот что чувствует человек, когда жизнь вносит свои коррективы. Мир меняется, внося в списки пропавших наше прошлое, оставляя для утешения только воспоминания и сожаления о том, чего ты не сделал и о том, что мог бы сделать.

И хотя я не любил скрюченный домишко с тёмной, покрытой мхом, крышей, всё же, не найдя его на своем привычном месте, ощутил, как стало не по себе. Что осталось от прабабушки? Нет дома, нет собаки, совсем ничего, кроме старой Богородицы, которую моя бабушка повесила в уголке своей кухни, но что это для нас, людей, воспитанных атеистической технологией?

Я думал, что простился навсегда с тем, что когда-то было частью моей жизни, частью семьи, частью этой реальности. Придя домой, я поведал о своих вечерних похождениях к бабушке, на что та ответила: «Домик всё ещё там, ты просто не дошёл до места. Его просто не видно за торговым комплексом: домишко не снесли».

Владислав БУРУХИН