Библиотека приключений. Часть третья

Полвека прошло. Лёля Домжина тридцать из них живет в Париже, не где-то «под», а в самом центре, рядом с Лувром, через мост от Нотр-Дам. Позвала нас в гости, прилетели.

– Лёль, а это не было прорвавшейся реакцией на детские впечатления – от очередей, от макарон по записи, от талонов на сахар?

– Ну нет, детство было замечательным! Помню, приходили к вам, сидим за столом с Ленкой, кашу мучаем, а дядя Давид заходит и спрашивает: «Как дела, Ёлка?» – а потом видит меня и тоже ласково: «А у тебя, Березовый Листок?» Я же беленькая была, а Ленка – чернущая! Именно Березовый Листок, не береза, это было бы слишком просто. Когда мне сейчас бывает особенно плохо, я вспоминаю «Березовый Листок»… Какие жуткие, говоришь, очереди? Мы когда из Будапешта вернулись, уже никаких очередей не было. Как раз весь тот кризис пробыли в Венгрии.

– Потом, когда Хруща сняли, сразу все появилось, на короткое время. Но, правда, без разносолов, колбасу нормальную надо было доставать. Однако, помню, Левка Шерстенников уже знаменитым фоторепортером «Огонька» приезжал к отцу-профессору и, возвращаясь в Москву, набрал «московской варено-копченой». Ты чего, спрашиваю, мы-то из Москвы все везем? А Лева улыбается: «В Москве такой нет! Только на уфимском мясокомбинате по правилам делают». Недолго длились эти правила, лет пять-семь...

– Ладно, расвспоминался… Скажи лучше, у тебя руки сильные? Покажи.

– Ну… в общем, да…

– Вот так вот ножом сможешь сделать? – и Лёля достает из кухонного ящика коротенький ножичек с крупным эфесом и показывает им короткое ковыряющее движение.

– Наверно смогу…

– Тогда ты будешь открывать устриц, а то мне тяжело. Тут надо попасть в определенное место острием лезвия, повернуть так, но главное – не раскрошить раковину…

– Не получается что-то у меня с этими устрицами, боюсь, осколки внутрь набьются.

– Придется идти к тому парню, у которого Люба их покупала, доплатим – пусть раскроет.

Они пошли, а я рассматриваю полки над телевизорной нишей. Одна – сплошь «Библиотека приключений».

Вернулись, вкусно, Лёля учит, как и с чем правильно есть устриц, чем запивать. С прошлого раза, когда у нее гостили, почти двадцать лет прошло, навык пропал. Тогда как раз майский парад был по случаю победной даты, Ширак принимал, ехал в лимузине по Елисейским полям, а мы на крыше метро стояли, рядом с «Лидо». Так этот женолюбивый француз чуть шею не вывернул, рассматривая Лёлю с Любой. Беленькую и черненькую…

– Лёля, а ты что, из Уфы эти книжки привезла?

– Нет, здесь собрала, понемножку.

– Ефремов есть?

– Почти с краю, рядом с Копями.

– Надо перечитать. А знаешь, я когда его у вас брал, из шкафа на Ульяновых, мне открыла дверь Лида в комбинации, а за ней стоял Леня Залман.

– Да, Лидка не скрывала, что у них роман. А потом она его отшила.

– Сама?

– Ну да, пошли в те скудные времена в самый лучший ресторан, смотрит – а Леня договаривается с администратором, что достанет им ящик «чернослива в шоколаде» – помнишь, такие конфеты? Вот Лида и бортанула – не любила она шахер-махер.

– Это ее версия. Думаю, все-таки, что искал он другую жену…

– А где он сейчас?

– Кажется, в Чикаго, я давно не контактировал.

– В Чика-а-го? Смешно! Помню, Лидка на семейном обеде, когда дед попросил ее чего-то принести из подпола, обернулась и так пропела почти: «Здесь тебе не Чикаго!». Откуда это у нее взялось, ни раньше, ни потом не было?

– Думаю, от Лени: «Ты не в Чикаго, моя дорогая!»… А вот эту дяди-Валину графику я помню. Она, кажется, у нас дома висела?

– А потом отец ее у вас забрал! Говорит, тут вся семья в сборе, такая картинка дома должна быть.

– Да, его с тетей Машей я вижу, ты впереди, идете по набережной, видимо. Дунай? Это же Будапешт? А что за малыш за руку держится? Наташки же еще не было, она ведь только родилась, когда вы уже уезжали домой, помню, на вокзале ее в корзинке из вагона принимал, мне доверили…

– В том-то и дело! Ее еще и в проекте не было, а папа уже нарисовал. Он вообще был неординарный человек. Знаешь, он ведь турниры в настольный теннис выигрывал, уже взрослый был, как-то призовой сервиз принес.

– А наш папа – серебряный подстаканник за шашки, в них он играл успешнее, чем в настольный теннис… Пинг-понг, говоришь? А-а, так вот кто меня учил, я же совсем по-другому, чем папа, ракетку держал. Не мог недавно вспомнить, откуда у меня была такая странная гнутая ракетка, которой я потом в редакции всех обыгрывал. В Союзе таких не бывало, это дядя Валя из Венгрии мог привезти.

Такие разговоры шли две недели в маленькой квартирке в доме, в котором подвал построили в одиннадцатом веке, а Лёлин угол – лет через семьсот-восемьсот. Разговоры о разных временах и разных краях Ойкумены, нашей Ойкумены, нашего с Лёлей жилого пространства. Но у каждого образовалось и свое, Лёля показывала нам с Любой свой Париж. Мы-то Парижи с Римами изучали по «Монте-Кристо» и прочим источникам, а Лёля, в основном, пешочком, много лет работая искусствоведом и гидом. Она и стала, по эмоциям, по мимике, по интересам почти француженкой, оставаясь – уже по модели поведения своих туристов – славянкой.

Вот здесь, говорит, жил Мишель Нострадамус, здесь – королева Марго, Рабле, Диана де Пуатье, эту стену заложил король Генрих, один из первых Генрихов, уезжая – ну, то есть на коне – в крестовый поход. Вернулся и достроил. И все это – в шаговой доступности от маленькой квартирки, где стояла рядком «Библиотека приключений».

А еще мы с ней или по ее подсказке ходили по музеям, часов по шесть в каждом. Вернулись с выставки Леонардо, смотрю на фото Валентина Яковлевича Домжина, стоящее на крышке отреставрированного старинного комода, и вспоминаю увиденные только что полотна. Нет, не в смысле «тоже художник», зачем мериться, а в смысле психофизиологии, одной из пружинок своеобразия.

– Лёль, смотри, а у дяди Вали тоже были разные глаза! Ты знаешь, почему почти нет изображений Леонардо анфас, только в профиль? Потому что он был слегка косоглаз, асимметричен. И на его выставке есть два сильнейших портрета евангельских персонажей: Спаситель и Иоанн Креститель – оба слегка, но заметно косят! Может, это только я обращаю внимание, потому что сам такой…

А еще после музеев вспомнил, как интерес к женскому телу пробудила во мне папка репродукций картин Дрезденской галереи. Рассматривал у дедушки с бабушкой в их восьмиметровой каморке-пенале, а потом дед подарил эту папку нам. Но без «Венеры» Джорджоне… И я долгое время думал, зная облик по классическим картинам, что женщины именно такие, поэтому и попал в неловкую ситуацию, которую разгадал только недавно.

Обсуждали тогда дома какой-то советский криминальный фильм, говорю: так ее ж ножом ударили, помнишь, мама, переворачивают труп – а там на груди кровавое пятно? Нет там никакого пятна, говорит мама и как–то кривит губы, отравили ее. Ну как же, хвастаюсь я своей наблюдательностью, такое круглое пятно на груди!.. Разговор замяли, а речь-то шла о нежной коже вокруг соска, которую художники чаще всего целомудренно не обозначали. Так вот, книжный юноша, – Апулей и Тициан не могут заменить живой практики!..

– А ты знаешь, что Жанна д`Арк была не вполне женщина – и в этом все дело?

– Брось, Лёля, так ли важно, если она была, допустим, лесбиянкой или даже гермафродитом – что это меняет в истории?

– Ну, если коротко говорить, а есть целая разработанная теория с кучей доказательств, то была она как бы сводной сестрой короля – и поэтому, после долгого разговора наедине, он поставил ее во главе армии.

– То есть, она была незаконнорожденной дочкой короля предыдущего?

– Интересней. Король был Карл VI, а она была дочкой королевы Изабеллы Баварской, знаменитой своим распутством, от брата короля, герцога Людовика Орлеанского. В истории полно свидетельств их связи, кстати, полусумасшедший Карл не слишком возмущался и редко посягал на супругу.

– И какое же отношение к этому имеет ее женское естество?

– А помнишь у Пушкина «Царь Никита и сорок его дочерей»? Лишены они были одной маленькой, но главной женской детали… Так вот, мне знакомая врачиха рассказывала, что есть такая редкая болезнь. Поэтому рассказы про ночлеги главнокомандующей такие странные – спала она вместе с подчиненными.

– Допустим, это, значит, не о ней Остап вспоминал романс «У моей девочки есть одна маленькая штучка», но к истории-то эти милые подробности зачем?

– Очень просто: Изабелла, которой уже приходилось терять детей, узнав от повитух об особенностях новорожденной, велела отдать ее кому-нибудь. Отдали простым крестьянам, вроде бы, которые вдруг быстро разбогатели и получили аристократическую приставку к фамилии.

– Ну да, д`Арк – это же как д`Артаньян. Мол, хозяин какого-то имения… Да, получается, следующий Карл предал не просто своего освободителя, а сестру…

– Схватился он за нее, использовав предсказание, что Францию спасет девственница. А тут сомневаться не приходилось.

Лёля с жаром приводит подробности этой версии, но мне уже все равно: воинской мудрости и несгибаемой смелости Жанны все это не отменяет, не зря ее признали святой – Францию-то она спасла. Как говорится, провидение выбирает свои орудия по неведомым нам законам. Но история – замечательная, можно вспомнить о книжной серии и добавить в «Библиотеку приключений», тем более, по нынешним сексуально-озабоченным временам в ней такой яркий манок.

– Ты знаешь, что-то произошло со временем, я замечаю. Оно как-то быстрее летит.

– Это просто мы стареем, в нас, так сказать, процессы замедляются.

– Нет, у меня есть четкий критерий. Раньше, когда я возила группу по Нормандии, мне в отведенное время приходилось вспоминать неважные детали, чтобы заполнить срок экскурсии. А теперь не успеваю изложить основную канву! Говорю же я давно сложенную, скомпонованную лекцию, теперь вот вынуждена сокращаться….

5.

Разговаривали с Лёлей по скайпу 14 марта, мол, как там в Париже с вирусом? Ха-ха, хи-хи. А 29-го позвонил из Уфы в Болгарию, в село Плоски, где мы живем, наш общий приятель Юра: лежит Лёля неподвижно, диагноз подтвержден, говорить не может. Написала только: всегда мечтала не выходить из квартиры. Да, это мы поняли, она ее выстилала своим отношением, как птица гнездо своим пухом. Потом и от нее получили подтверждение, не меняю лихорадочной орфографии:

«Да, мои хорошие, это так.

Пошла уже 3-я неделя...

Сил, чтобы описать все – нет....

Но, если доведется, – поплачем вместе от моих рассказов!

Мы–полностью брошены, на нас ПОЛОЖИЛИ крест ( с прицепом)

Кто выживет – ок!

Кто нет — ну, тогда НЕТ!

ВСЕ запрятались по щелям, никакие службы, телефоны не отвечают,!!!

Лечимся Парацетамолом...других средств НЕТ!

Мерии, госпиталя, sos, волонтеры – все это только на экране Телявидения, я лично никого не видела и не слышала.…Даже по телефону никто не позвонит, чтобы узнать – пациент скорее жив,чем мертв,или.....????

Вывозят,скорее всего,по запаху.....!!!

Никакая статистика НЕ ВЕДЕТСЯ!!!!!

Т.Ч. когда они говорят,что заболели еще 200 человек–то это туфта!!!!

Никакого учета, контроля, подсчета......

Никому не ставят ОФИЦИАЛЬНО диагноз, т.к. они никому не делают ТЕСТОВ!!!!!!»

Теперь вроде пошла на поправку. Не кончились наши приключения, такое получилось благополучное послевоенное поколение. Да уже и постсоветское. Между мировой войной, «концом истории», глобализацией, сменой мифов и святых и пандемией.

Лёлина Ойкумена: Венгрия в детстве, через шесть лет после кровавого умиротворения, принявшая новую власть и новых оккупантов, но не озлобившаяся на все русское – Магда из Будапешта еще долгие годы приезжала в гости к Домжиным в Уфу. А Лёля в этой Уфе, зажатой в центре огромной страны, нашла себе француза, приехавшего строить завод коммутационной аппаратуры.

Он выполнил главное задание своей жизни – увез ее в Париж. И Париж стал ее городом, где она знает каждую улочку и каждый собор и делится этим с соотечественниками, не забывая показать Сен-Женевьев де Буа, кладбище, где лежат не только белые офицеры и брат Горького, соратник де Голля Зиновий Пешков, но и определившие во многом культуру нашего поколения Андрей Тарковский, Рудольф Нуриев, Андрей Амальрик...

Маленький домик с маленьким садом на берегу Средиземного моря в Тунисе, где она отдыхает от больших городов, на границе стихий – пустыни и соленой воды. Посланцы ефремовского фараона туда не ходили.

Иосиф ГАЛЬПЕРИН

Часть вторая

Часть первая