Она обещала прощаться красиво

Он это смог – написать как одиночество красиво, ибо единственное, в чём сутулый толстый мальчик с бифокальными стеклами жутких очков знал толк, было одиночество. Там было про дождь за окном и шелестящий джаз, про рыбок, молча тыкающихся в стекло, про то, как хочется кричать, а молчишь. Потому что прибежит мама и начнет поить какао из старой кружки с отколотым краем и лепетать, что бледненький зайчик, а не сдать ли на гемоглобин. Она спросила – какой джаз, кого именно он слушает? Обменялась с ним репликой про тройник Дюка Эллингтона на виниле, который у неё есть, послала ему «нечто слишком хорошее, чтобы быть названным» в исполнении Алис Бабс. За три месяца переписка стала огромной.

Они встретились в центральной библиотеке. Наверное, это была самая нейтральная территория, которую она смогла придумать для такого интроверта. Долго сидели на банкетке в холле. Это был полдень воскресенья. Потом несколько часов шатались по улице. Денег у него не было, то есть он (настропаленной мамой, что девушкам этого только и надо, чтоб ободрать её сыночка) ей так объявил. Поэтому она сама купила два вафельных стаканчика мороженого и угостила его. Ему вдруг как-то стало дико неловко. «Ну, не настолько же нет денег» – пробормотал он и пригласил её в кино на какой-то модный ужастик. Разумеется, она там боялась всласть и даже вцепилась в его руку. В общем, всё пошло по стандарту, как у всех парочек, как во всех историях, которые он изучил и ничего сверхневероятного не происходило.

Пока они не столкнулись с его дворовой компанией, с которой он лишний раз старался не пересекаться. Он совсем забыл, насколько его внутренняя реальность не совпадает с внешней. Она же была волшебная девочка, потому что смогла попасть в его внутреннюю реальность, где он, как любой задрот, воображал себя звездой и всемогущим повелителем вселенной. Как ей это удалось? Да, она просто через три секунды очного знакомства сняла с него очки и сказала: «Ой, какие у тебя ресницы шикарные – густые, длинные и закручиваются, мне бы такие». Она попала в омут его глаз и слов. Её даже не парило его неспортивное телосложение. И поэтому его не парило тоже, он просто забыл, как он выглядит. Ведь была осень, потом зима, всякие объемные одёжки. И вечные-бесконечные шатания по городу. Или хождения к нему на работу, он устроился садовником в оранжерею, там тоже на нём был рабочий бесформенный комбез. Да и зарплата была, хоть и маленькая, но больше не приходилось слушать матушкины завывания про вертихвосток, обирающих младенцев.

Вообще, она была против того, чтобы шиковать, и очень придирчиво разглядывала цены в меню, когда им по выходным удавалось вместе куда-нибудь вырваться. Скромно брали чай, а шоколадку она предусмотрительно носила с собой. В общем, все было мило и пресно. И уже хотелось чего-то изменить, он пригласил ее домой, воспользовавшись случаем. Бог знает почему, матушку унесло куда-то к подругам. Всё, что в японском аниме называют словом «это», произошло как-то слишком скромно, тихо и обыденно, беззвучно в темноте и под одеялом, не открывая глаз. А хотелось ему, вероятно, латиноамериканских страстей или неземного чуда. Какое-то было дикое разочарование. А тут еще дворовая компания навстречу – напомнила ему о его несовершенстве. «Оба-на, а наш-то тюфяк с какой красоткой. Да, ты не по себе, смотри, березку-то заломал». К ней немедля начали клеиться, он, внешне беззлобно огрызнувшись, вскипел. Проводил её до остановки. Больше на связь не выходил. А через три дня написал: «Ты слишком хорошая и красивая для меня, давай расстанемся». Было начало весны. Она курила, бродила по лужам, купила черную помаду, отрезала волосы, потом покрасила волосы в фиолетовый цвет. Однажды на спор выпила почти литр коньяка в полузнакомой компании, отравилась, блевала в ванной. Поклялась не пить никогда. Свалила от знакомых и случайных людей подальше, за город.

А природа расцветала и расцветала. И одним прекрасным днем захотела собрать букет и увлеклась, в результате срезала все нарциссы на даче. Целое ведро получилось. Автобуса долго не было, и она поймала такси. И неожиданно для себя назвала его адрес. Дома у него была только мама, которая почему-то ей обрадовалась, засуетилась, решила напоить чаем и для этого сбегать за вкусненьким: «Я мигом, а вы ждите, он сейчас придет». Вероятно, маме про разрыв он ничего не сказал. Она прошла по пустой квартире, постояла в его комнате, был пыльный вечер, всё казалось каким-то выцветшим – обои, книги, плакаты, его детское фото в рамке, старенький плед на диване. Танцевали пылинки в косых лучах заходящего солнца и рыбки в аквариуме разевали немые рты. Вернулась к прохладной прихожей, к ведру с цветами у порога. Сама еще не понимая, прошла в комнату и разбросала цветы везде – на столе, на полу, на постели. Нарциссы для нарцисса. Захлопнула дверь и ушла. Она научилась создавать воспоминания, делать великою любую любовь – маленькую, глупенькую, неслучившуюся, свою и чужую. Обязательным условием в этой магической формуле было – прощаться красиво. Она себе это пообещала тогда, уходя из своего первого романа по тропинке из белых и желтых цветов с говорящим именем.