Сломанная роза. Часть вторая

– И не стыдно тебе, старый пень? – с укоризной улыбнулась продавщица, которая между делом сама слушала рассказ старика. – Докатился, молодёжь своими сказками на пиво разводишь.

– А почему бы и нет? – в улыбке оскалился старик. – Я в этом селе всю жизнь прожил, много чего знаю. Есть спрос – есть и предложение.

Роман поставил перед стариком очередной пластиковый стаканчик, наполненный до краёв белоснежной пеной. Дед выпил залпом полстаканчика, хрипло прокашлялся и принялся рассказывать дальше:

– Роза, как узнала на утро, что её парнишку в город увезли, заперлась в комнате и рыдала до самой ночи. И как только несчастные родители не уговаривали её выйти – всё напрасно. К ночи девица стихла. Измученная мать-цыганка уложила подрастающих сыновей, взяла под руку старого цыгана и увела в спальню. Наутро Роза исчезла. Дверь в её комнату распахнута, а по деревянному полу разбросана целая охапка сломанных роз. Те самые розы, которые перед отъездом срезал влюблённый парнишка в саду своего отца. У каждого цветка посередине сломан стебель, на некоторых шипах виднелись запёкшиеся капли крови. Видимо, отчаявшаяся девушка в бешенстве ломала их своими нежными пальцами. Все сломанные – ни одной целой! – старик вздохнул, сделав несколько глотков. – Розу нашли только к вечеру. Выловили из реки. Я видел, как её тело в алом размокшем сарафане вытащили из воды. Сам близко не подходил, но говорят, что её пальцы и ладони были усеяны мелкими порезами. Говорят, она вошла в воду выше по течению, а потом тело запуталось в ветках мелкой запруды, там его и нашли. Больно вспоминать, как старый цыган весь поседел от горя, а мать окончательно слегла. Через пару лет похоронили и её. Председатель, не выдержав сплетен, перебрался в другое село. Его сын ни разу в селе не объявился. Его судьба мне неизвестна. После смерти жены отец Розы продал хозяйство, скотину и махнул вместе с сыновьями осваивать Сибирь.

– Утопилась… – выдохнул Рома, в горле у него пересохло, и парень отхлебнул минералки, по вкусу чем-то напоминавшей рассол.

– Да, утопилась, – печально улыбнулся старик. – Только это ещё не конец истории.

Роман озадаченно посмотрел на деда. Тот слегка захмелел, но его хриплый голос звучал ровно и убедительно.

– Лет десять спустя случилась очередная трагедия. И провалиться мне на этом самом месте, если к ней не приложила руку покойная цыганская дочка.

– Совсем умом двинулся, старый, – махнула рукой продавщица. – Тебя послушать, так всю ночь ворочаться будешь.

– Цыц! – вспыхнул старик. – Не с тобой, баба, беседу веду.

Женщина скорчила гримасу и скрылась за дверью, ведущей в подсобку.

– Эти бабы хуже чёрта – ей-Богу! – Деда Стёпа отправил последние капли пива в рот, смял пластиковый стаканчик и швырнул в пыльный угол.

– Так вот, примерно лет через десять после того, как Роза утопилась и о ней почти все забыли, цыганка о себе напомнила. К тому моменту её отец с братьями и председатель с женой село покинули. Народу у нас и тогда было много, дома новые строили, землю распахивали – расширялись, как могли. Я сам обзавелся женой – Царство ей Небесное, двумя ребятишками и дом отстроил. Старый цыганский дом разобрали, на месте него новый хозяин построил двухэтажный из красного кирпича. Нового хозяина звали Мухин Василий Иванович. Хороший мужик был: хозяйство, жена, трое детей. Как-то приехали к нему в очередной раз племянники погостить. Их родители почти каждое лето в село к дядьке отправляли, а тот и рад был – своим детям не скучно. Так и бегала свора Мухиных по селу каждое лето.

Старик улыбнулся, приглаживая седые усы, и вопросительно взглянул на Романа. Тот похлопал себя по пустому карману. Дед обречённо вздохнул, продолжив рассказ:

– На тот момент старшему племяннику стукнуло семнадцать годков – задумчивый такой парнишка был. Его младшие братья и сестры целыми днями по огородам носились, как горные козы. А этот – то за книжкой где-нибудь примостится, то блуждает в одиночестве вдоль речки. Василий Иванович его было на танцы отправить пытался, какой там, легче козла уговорить молоко начать давать. Так и шастал парень сам по себе, пока в один из вечеров дядька Мухин тревогу не забил – пропал племянник. Все остальные на месте, а старшенького нет. Стали искать. Искали долго и наконец-то нашли. Догадываешься где? – старик склонил голову набок, на секунду выцветшие глаза подёрнулись прежним голубоватым цветом.

Роман отрицательно мотнул головой, уставившись на старика.

– Выловили из реки, – подытожил деда Стёпа. – В том самом месте, где когда-то выловили цыганскую дочку. И не поверишь, в правой руке Мишка, так звали парнишку, сжимал мёртвой хваткой обмякший цветок розы. Да так сильно, что шипы полностью погрузились в ладонь. Разговоров было… – старик развёл руками. – Все, кому не лень, по углам перешёптывались. Так и говорили – Роза паренька к рукам прибрала, вместо председательского сыночка.

Роман судорожно осушил полбутылочки, оставшуюся минералку протянув рассказчику. Старик благодарно кивнул, смочил горло и швырнул пустую бутылку в тот самый угол, где одиноко валялся сморщенный стаканчик.

– Только и это ещё не всё, – он вздохнул. – Лет двадцать тому назад был другой случай. Я к той поре дедом успел стать. К Кузнецовым, что живут на главной улице, приехали родственники из Москвы, дочку они замуж выдавали. Хорошо свадьбу справили, дня три гуляли. Часть родни обратно в город уехала, а часть в селе загостилась. Был среди этой родни и семнадцатилетний парнишка, Витьком звали. Хорошенький такой, аккуратненький, и очень скромный. Девки наши на него заглядывались, прям любовались. Только Витёк с ними не знакомился. Гулял себе один по селу: то в поле уйдёт, то к речке спустится. Что было дальше ты и сам, наверное, понял. Хватилась родня паренька. Как и Мишку, с розой в правой руке, вытащили тело из речки.

Старик встал, одарив парня упрекающим взглядом.

– Такая вот история, мда… А сколько тебе годков-то, Рома? Хотя, не отвечай, я и так знаю. – Деда Стёпа слегка качнулся, выдавая степень опьянения, и с улыбкой погрозил парню пальцем. – Ты её не слушай. Что бы она там тебе не плела, не слушай. Да, красивая была девка, не спорю. Только её время прошло, а она, видимо, никак угомониться не может. За пиво спасибо. И тебе, Клава, всего хорошего! – крикнул он продавщице.

– Ступай, старый. Небось, дочка тебя потеряла давно. А ты здесь молодёжь стращаешь. – Продавщица выглянула из-за двери, махнула ему рукой на прощанье и вновь скрылась в подсобке.

– Рома, я тебе не просто так всё это рассказал, – обернулся дед у выхода из магазина, окидывая парня взглядом помутневших старческих глаз. – Сразу видно, ты парень хороший. Я не хочу, чтобы твоё тело нашли в старой запруде.

Он ушёл, кряхтя и покашливая, как подобает очень старым людям, а Рома остался. На лбу выступили холодные капельки пота, руки подрагивали. Страх и сомнения обуревали его юношескую душу, которой, ему казалось, он вот-вот может лишиться. Он ни на миг не сомневался в искренности своего собеседника, а всё его существо трепетало от мысли о приближающейся угрозе.

Домой Роман пришёл поздно и, отказавшись от ужина, сразу завалился спать. Только сон не хотел посещать его. Вместо сна парня окутала тревожная дрёма. Роза, которой было по меньшей мере пять дней, по-прежнему благоухала в скромной вазе, словно вновь срезанная. Её крупные алые лепестки полностью раскрылись, и теперь она царственно поблёскивала в полумраке.

Роман беспомощно ёрзал на кровати, вновь охваченный призрачными видениями. Красавица Роза, теперь он знал её имя, прижимала его к своей пышущей жаром обнажённой груди. Покрывала влажные от пота шею и плечи цепочками страстных поцелуев. Ласкала тело шустрыми пальцами. Парень застонал, и собственный стон выдернул его в реальный мир.

Очнувшись, весь в холодном поту, Рома вскочил с кровати. Он был полностью раздет. Сердце бешено билось. Вобрав в лёгкие побольше прохладного ночного воздуха, парень опустился на край кровати. Комнату освещал чистый лунный свет, струившийся сквозь не зашторенное окно. Рома перевёл взгляд на роскошный цветок, мистически поблёскивающий мелкими алыми крапинками.

– Да кто ты такая?! – его охрипший до неузнаваемости голос разрезал ночную тишину. Роман в порыве бешенства выхватил мерцающий цветок из вазы, шипы больно впились в ладонь.

В тот же миг деревянную дверь летнего домика настежь распахнул шквал сильного ветра. На пороге стояла тёмная фигура, обрамлённая пульсирующим лунным светом.

– Я Роза, цыганская дочь, – произнёс гортанный женский голос. – Единственная дочь Богдана и Златы. Дочь, вызванная перед смертью матерью своей. Я Роза, возлюбленная твоя.

Фигура сделала несколько уверенных шагов вперёд, выходя в широкую полоску бледного света. Ужас охватил Романа, впившегося пальцами левой руки в край кровати, а правой сжавшего цветок так, что несколько длинных шипов прорезали тонкую кожу ладони. На него смотрел, зияя чёрными провалами глазниц, белёсый череп. Отвисшая челюсть временами двигалась, скрипя сгнившими зубами. Комната наполнилась смрадом, отдававшим запахом сырой рыбы.

Комок рвоты подступил к горлу парня, но не посмел вырваться наружу. Вместо этого Роман издал хриплый стон, застыв в оцепенении и не отводя остекленевших глаз от ночной гостьи.

– Зря ты покинул меня, Игнатий. – Череп равнодушно склонился набок. – Но я не злюсь на тебя. Ты вернулся ко мне, и я смогу любить тебя вечно.

Последнее слово пулей влетело в мозг Романа. Он силился вскочить, рвануться к окну, сделать хоть что-нибудь, но тело предательски оцепенело – его била дрожь.

Мертвец, движимый потусторонней силой, шагнул к нему, неуклюже переставляя костлявые ноги. Плоть когда-то прекрасного тела давно была изъедена обитателями мутной реки, будто цыганку и вовсе не вытаскивали из воды. Её белёсый, местами прогнивший скелет, обтянутый рваным мокрым тряпьём, неумолимо приближался к заледеневшему от ужаса парню.

– Неужели ты забыл, как этими пальцами я ласкала твоё тело? – То, что было когда-то Розой, провело пальцами-костями по месту, где раньше располагалась пышная грудь. – Сиди смирно, и я вновь приласкаю тебя.

Роман, издавший очередной жалобный стон, вдавился в кровать. Ему хотелось зажмуриться, но он не мог оторвать взгляда от медленно приближающихся останков цыганки. Она была всего в шести шагах и уже протянула к нему навстречу свои гнилые костяшки пальцев. В голове, наряду с невыносимым, всепоглощающим страхом промелькнула лишь одна мысль – хриплый голос старика, взывающий к остаткам юношеского сознания: «Все сломанные – ни одной целой! Ни одной целой!».

Гнилое тело сделало ещё два шага, вновь занося повисшую в воздухе костлявую ногу для третьего. Бледный, как простыня, парень собрал последние силы в кулак и с тихим стоном сжал пальцы. Шипы врезались в напряжённую ладонь, полностью погрузившись в неё. Боль пронзила руку. Но что такое боль от порезов в сравнении с вечными ласками мёртвой женщины? Роман, стиснув зубы, повторил попытку – стебель хрустнул.

То, что пару минут назад назвало себя цыганкой Розой, остановилось, озадаченно всматриваясь в покрывшееся каплями пота лицо Романа своими пустыми глазницами. Он последним усилием надавил большим пальцем на стебель, и тот сломался. Пышная головка цветка беспомощно повисла в правой руке.

– Зачем?.. – взмолился низкий голос цыганки.

На секунду её пленительный образ окутал старые кости. Чёрные кудри волос соскользнули на смуглую грудь, в зелёных глазах блеснули горькие слёзы. А затем гнилой череп безжизненно сорвался с шейных позвонков, упав рядом с босыми ногами Романа. В мгновении ока останки рассыпались, превратившись в серую пыль. Заблудившийся ночной ветер ворвался в комнату, поднял прах в воздух и вынес прочь из летнего домика.

Роман, тяжело дыша, перевёл взгляд на сломанный цветок. На его глазах головка цветка пожухла, скорчилась, и роза также обратилась в прах, частички которого, подобно порошку яда, смешались с его горячей кровью.

Он зарыдал.

Несмотря на случившееся, Роман успешно сдал вступительные экзамены и, закончив вуз с красным дипломом, устроился на высокооплачиваемую работу. Затем женился, обзавёлся двумя детьми и маленькой противной таксой, которую так сильно любила его супруга. Это был спокойный целеустремлённый мужчина, на первый взгляд, абсолютно довольный своим местом под солнцем.

Никто не знал, что иногда по ночам, когда жена Романа крепко спит, он, обнимая супругу, вспоминает пышную смуглую грудь цыганки Розы и леденящий душу страх сладостно разливается по венам, вновь напоминая ему о страстных ласках мёртвой женщины.

Лайс БАРС

Часть первая