Прямая мини-юбка открывала ее ноги не совсем по моде, но очень секси. Все женщины большой страны стремились к такой длине своей одежды. Новые номера журнала «Бурда» передавались из рук в руки и сотрудницы цехов и отделов завода без устали кроили и шили. Кто не умел, копировали модели в отделе технической документации на огромном станке под названием ЭРА, оставляли шоколадки работнице Эры и бежали с этими черно-белыми листочками к своим портнихам. Таблетки гидроперита толкли в кулинарных ступках, смешивали их с аммиаком и красили волосы. Блондинами хотели быть все. Ее подруга была блондинкой от природы. Длинные волосы завивала на бигуди и закалывала ассиметрично с боку заколкой – автоматом. Перламутровая помада и перламутровые стального или голубого цвета тени дополняли образ каждой модницы.
Вечером фойе ДК сверкало и переливалось люрексом одежды, блестками бижутерии. Аплодировали югославской певице от души. Протяжный и одновременно зажигательный балканский турбо-фолк пришелся по душе зрителям в зале. Здесь все знали друг друга. На заводе работают семьями и целыми династиями. Женщины из зала внимательно разглядывают одежду, прическу и украшения зарубежной певицы. После концерта Лара с Ольгой на эмоциональном подъеме перешли дорогу и заказали по коктейлю в баре у Пишика, немного потанцевали и разошлись по домам.
Запись песни на югославском телевидении – это слава. Белая широкополая шляпа, белые брюки и белый двубортный пиджак оттеняли ее черные кудри. Перламутровая помада подчеркивала смуглость ее кожи. Она пела на вентилятор. Камера снимала ее развевающиеся от ветра локоны. Она пела о свидании на берегу и все зрители у экранов телевизоров были уверены, что ей в лицо дует морской бриз, а не старый редакционный вентилятор с треснувшими кое-где лопостями.
Съемки закончены после операторского выкрика «Снято!» Все враз, словно воздушные шарики сдулись в одну минуту. Милица вытирает грим влажной салфеткой и идет к кофейному автомату, снимая на ходу белоснежный пиджак.
– Мадам Милица! – кричит на весь коридор ассистент оператора, – Вас просят к телефону!
Милица, вхдохнув, разворачивается и идет обратно, перекинув пиджак через руку. Проходя мимо ассистента, замечает:
– Не мадам, а мадмуазель.
– Но вас спрашивает мужской голос, – ехидничает ассистент, неловко поправляя на носу круглые очки в тонкой металлической оправе. А Милица уже кричит в трубку:
– Да, дедушка! Слышу тебя! Я привезу Радице фотокарточку! Обязательно! Так и скажи ей!
Милица кладет трубку на рычаг и оборачивается к ассистенту:
– Ты запомнил: мадмуазель?
Она берет сумку и уходит, даже не взглянув на кофейный автомат в коридоре. У крыльца на мотоцикле ее ждет Мио. Она целует его и садится сзади. Ветер ловит его слова, а ей бросает лишь осколки. Она кричит ему:
– Все хорошо! Я теперь звезда! Звонил дедушка и просил для соседей мои фото с автографом!
Она не знает, доносит ли ветер ее слова до Мио.
На берегу Дуная они сидят прямо на песке. Целоваться уже нет сил. Солнце сегодня ласковое и потакает июньскому ветру, играющему с водами реки и отражающими тысячу солнц. Дунай река любви.
– Мио, мне нужна песня про Дунай!
С утра Пишик отирался в комитете комсомола. Давал Ларе советы что купить и где, и как в Югославии это все продать. Валюты меняли совсем мало, а хотелось красивых импортных нарядов и косметики. Она слушала его вполуха. Разбирала бумаги на столе и составляла список на выдачу комсомольских билетов и значков вновь вступившим. Затем кабинет заполнился людьми, внесли корзину с цветами. Гвоздики в корзине были крупные и свежие. К означенному часу все двинулись к выходу, перешли дорогу и выстроились в ровную шеренгу перед памятником героям Великой Отечественной войны. Сегодня двадцать второго июня в день памяти и скорби они возлагают цветы. После возложения все спешат на обед. Кто куда. Кто-то в заводскую столовую, а кто-то в ресторанную закусочную через дорогу. В заводской столовой дешевле, а в ресторанной закусочной разнообразнее. Пишик конечно же идет в сторону ресторана. Большинство – к заводу. К Ларе подходит ее подруга Ольга:
– Да. Очень есть хочется, – отвечает Лара.
– Что с собой брать-то? – взволнованно вздыхает подружка.
– Купальник не забудь. На море будем несколько дней.
– Я на море никогда не была, – вздыхает подружка.
– А я один раз в детстве с родителями, – отвечает она, – но уже ничего не помню, кроме самого моря.
Они смеются. В столовой берут по салату, суп и второе. Ну и конечно компот из сухофруктов! Царь любого советского обеда.
– Кто еще с нами едет? – спрашивает подружка.
– Пока не знаю, – отвечает она.
К ним подсаживается Яна из второго цеха.
– Привет, девочки! Как дела? – жизнерадостная Яна скоро выходит замуж. У нее будет настоящая комсомольская свадьба в кооперативном кафе у Пишика. Комитет комсомола уже подготовил сценарий и поздравления молодым.
– Все хорошо! – отвечает она, – Ты туфли свадебные купила?
– Уф! С туфлями целая эпопея. По талону в Свадебном салоне туфли только тридцать девятого размера. Мама на какой-то базе обувной в Черниковке договорилась обменять их на мой тридцать седьмой. Но зато они венгерские!
– Здорово! – воскликнули в один голос она и ее подружка.
– Ян, дай талон в Свадебный салон, я сейчас туда сбегаю и шорты себе красные куплю. Там их вчера продавали. Но без талона из ЗАГса никак. Я как только продавщицу не уговаривала. А шортики тоже импортные. По-моему, чешские.
Яна достала из сумочки заветный талон и отдала его ее подружке.
– Только не потеряй! Я еще жениху там рубашку на свадьбу не купила!
Но Ольга уже неслась к выходу.
Наконец-то поезд, чухнув, остановился на перроне Белградского вокзала. В тамбуре у выхода возникла толкотня. Все спешили на свежий воздух. Трое суток из Москвы транзитом через Румынию с ее бесконечными виноградниками и горами деревянных тарных ящиков вдоль железнодорожного полотна. На станциях оборванные и нечесаные цыгане жестами просили закурить. Цыганки в пестрых одеждах спали на станционных скамейках. Двери на станциях в транзитных поездах не открывали. И вот, прокуренные тамбуры выпустили весь дорожный дым. А проводницы по купе собирали в мешки пустые бутылки из-под русской водки, так и не успевшие стать контрабандой.
Солнце буквально окружило всех и каждого. Туристический автобус ждал на привокзальной площади. К соседнему вагону подошла компания молодых людей с пышными модными стрижками. В руках цветы, на лицах радость. Из вагона спустилась девушка в кожаной короткой куртке и с такой же прической как у встречающей ее компании. Все кинулись к ней, обнимали, целовали, передавали букеты.
– Узнаешь? Это ведь та югославская певица, что у нас во дворце культуры выступала!
– Точно! Значит, она с нами в одном поезде ехала?
– Пойдем автограф у нее возьмем! – не унималась подруга
– А можно? – заинтересовалась Лара. Но Ольга уже бежала к соседнему вагону, волоча в одной руке набитую дорожную сумку с надписью «СПОРТ». Она протиснулась сквозь группу встречающих и протянула певице блокнот и ручку. Улыбалась и повторяла:
– Автограф, пожалуйста, дайте!
Певица повернулась к встречающим и что-то сказала. Они рассмеялись. А она взяла блокнот и ручку, что-то написала и протянула обратно Ольге со словами:
– Я люблю Россия. Я там пела!
– Знаю, знаю. Мы были на вашем концерте!
Певица удивленно вскинула брови, затем протянула Ольге руку:
Оля пожала руку певицы и, помахав остальным, пошла к туристическому автобусу. Автобус тронулся и из динамиков зазвучало: «Мой маленький плот вовсе не так уж плох».
– Ой, посмотри, что это? – раздавалось со всех сторон в отельном ресторане за завтраком. Наряду с традиционными кашами, яйцами и колбасами на столах разложены маленькие коробочки с маслом и ягодными джемами.
– Надо взять их с собой домой, – деловито сказала Ольга, напихивая этими коробочками карманы спортивной мастерки. Так делали все. И Лара тоже положила несколько коробочек в карман.
После завтрака все погрузились в автобус и поехали на экскурсию по Белграду.
Белград оказался городом старинным. Они смотрели в окна автобуса, восхищались обилием роз на улицах, вечером после ужина собрались всей группой в одном из номеров и пили водку, которая сохранилась только у Ольги в дорожной сумке. Закуски нанесли с ужина из отельного ресторана с избытком. Грезили о том, кто что купит.
Утро в отельном окне обещало солнечный и интересный день. После завтрака уезжали в Нови-Сад. Ехали долго, останавливались пару раз в маленьких городках. Сидели в кафе, курили, пили кофе, ели огромные югославские персики, купленные у местных. Сок от персиков тек по подбородкам, было вкусно и весело. На очередном таком привале за соседним столиком увидели ту самую знакомую певицу. Ольга бросилась к ней с объятиями. Певица обрадовалась ей как старой знакомой.
И вот уже все сидят за одним столиком, поют «Дунай, Дунай, а ну узнай, где чей подарок....». Певица вполне сносно говорила на русском языке, называла Ольгу и Лару «другарками». А вечером они встретились в условленном месте в городке Нови-Сад и отправились на дискотеку. Утром после завтрака руководитель группы распекала их за самовольство. Они кивали головами и знали, что самовольство повторится... Югославская певица с гастрольным туром ехала по тому же маршруту к морскому берегу в Дубровнике.
Берег этот был невероятно хорош! С мягким теплым песком и нежным морем. Сосны на берегу делали воздух нереальным. Это место, где ты счастлив. Даже если в других местах мира ты этого не знал. Их югославская подружка пела на дискотеках и сборных концертах. Раздавала им свои букеты и водила по барам.