Жизнь, жизнь. Не только о себе. Часть двадцать четвёртая

У Мадины была цель: женить младшего брата на женщине татарского происхождения. Два старших брата женились на русских девушках, и свекровь так и не приняла этих невесток. Они в ее доме не бывали. Такая жесткая постановка вопроса. Младшему сыну мать пригрозила наложить на себя руки, если и он женится на русской. Вот и проходил парень до сорока лет холостой из уважения к матери. Не так уж просто в Павлодаре отыскать себе жену-татарку, да еще чтоб по душе.

Я собиралась встречать новый, 1990 год в гордом одиночестве, при пустом холодильнике и в теплом фланелевом халатике по причине легкой простуды. Но 31 декабря 1990 года в 10 часов вечера меня пришел поздравить с Новым годом мой бывший студент, Юра Ермаков, да еще с бутылкой шампанского. Угостить нечем, смущает застиранный фланелевый халатик, и в этот момент, в половине одиннадцатого, появляется Мадина, которую я видела всего один раз на концерте заезжих татарских артистов. Заявляет примерно следующее: «Мы не хотим, чтобы наш брат в новогодний вечер сидел за столом один (без пары?). Нам о Вас говорили много хорошего. Вы же его видели на концерте! Он хороший! Идемте к нам, прямо сейчас! И мальчика с собой возьмем!».

Оказалось, что дом Мадины находился рядом с моим, по улице Толстого. Смотрю на Юру. Он мигом отреагировал на ситуацию и говорит: «Пойдемте, Зайтуна Булатовна!». Быстро переоделась в единственное нарядное платье, кое-как уложила волосы, взяла с собой модельные туфельки – пошли. Попали на такое угощенье, о каком и мечтать-не мечтали – Юра по причине своего сиротства, я по причине устойчивого зависания в презрении к дефициту в условиях пустых магазинных полок («не желаю искать еду и попрошайничать!»). Привыкла обходиться минимумом – благо, никого кроме себя кормить не приходится. Когда продовольственные магазины окончательно опустели, пошла на базар и купила у русских бабушек свиное сало с мясными прожилочками и у них же спросила, как его солить. Получилось неплохо. Соленое сало бросила в морозилку, и по утрам и вечерам имела сытные бутерброды с черным хлебом и салом, плюс чай с сахаром. Жить можно.

А тут дачные разносолы, плов, манты, казы (вкуснейшая колбаса из конины), чудесная выпечка – мои будущие золовки привыкли кормить большие семьи. Мы с Юрой отвели душу, даже не особенно стесняясь. Нигмаджан сидел рядом в рубашке абрикосового цвета, которая была ему явно мала. Поняла, что гардеробом его никто практически не занимается: нужно было уже носить размер пятидесятый, а он все по привычке покупал юношеский, чуть ли не сорок шестой размер. Пошел меня провожать около четырех часов утра. Пребывал в хорошем настроении – это было заметно. Появился у меня в дверях 3 января и, можно сказать, с места в карьер предложил «жить вместе» (именно такими словами). Я собиралась на учебу в Москву и ответила, что у нас есть время подумать и присмотреться друг к другу. Я знала о нем, что он инженер-строитель, окончил факультет промышленного и гражданского строительства Павлодарского индустриального института. Сознание мое уже было перестроено на защитную программу немолодой одинокой женщины, которой «никто не нужен». Уехала в Москву в начале февраля.

На Восьмое марта Нигмаджан неожиданно прилетел в столицу навестить меня – с курицей и банкой меда в портфеле. В столице с продуктами было еще ничего, в соседнем магазине свободно продавали говядину за 1 рубль 80 копеек килограмм, но такая земная забота как-то растрогала меня. Я как раз почему-то температурила – 38 градусов, а Нигмат сказал: «Ты так хорошо выглядишь, как будто и не болеешь вовсе». При его сдержанности и закрытости это комплимент!

В мае мы встретились в Башкирии и побывали у моих родителей. Он им понравился. У нас стояла пора весеннего цветения. Мы с Нигматом обошли пешком леса и холмы вокруг нашего села. На душе было так ясно и спокойно, как будто все встало на свое место, и иначе быть не может.

Однажды с нами до дальнего леса (Ожбал) дошла моя племянница Лейсан, гостившая в деревне у бабушки с дедушкой. Ей тогда было чуть больше четырех лет. Когда уже добрались до леса, она печально произнесла: «Вот если бы с нами был Булат-картатай (дедушка), он бы меня давно взял на ручки!». Нам с Нигмаджаном было впору провалиться сквозь землю: идет себе ребенок и идет, не жалуется, на ручки не просится, а нам и на ум не приходит, что после семи километров пешего хода маленький человечек просто устал! На обратном пути Нигмаджан нес ее на руках до самого дома. Мы пытались реабилитироваться.

Во время последнего телефонного звонка в Москву в конце июня Нигмаджан сообщил: «А я варю бульон к твоему приезду. С дороги всегда хорошо горячий бульончик». Тут до меня дошло, что у нас образовалась семья.

Продолжение следует…

Часть двадцать третья

Часть двадцать вторая

Часть двадцать первая

Часть двадцатая