Жизнь, жизнь. Не только о себе. Часть шестая

На сорок с лишним первоклассников в классе не хватало парт, и меня, самую маленькую по габаритам, посадили за первую парту в среднем ряду между двумя такими же маленькими мальчиками. Прямо напротив стола учительницы! Те же из ребят, что ходили до школы в детский садик, были и смелее, и общительнее, и уверенно говорили по-русски, хотя в большинстве были из татарских семей.

Я же буквально онемела до третьего класса, так как по-русски говорить не умела совсем, хотя прилично читала, учила исправно стихи, грамотно писала диктанты, но заговорить до поры до времени, видимо, не хватало духу, или просто мешало самолюбие. Надо было делать все «лучше всех» – это внушал нам папа, Давлетшин Булат Валеевич. Даже на уроках пения Роза Сабировна ставила мне «четверки» за чтение слов песен наизусть, потому что заставить меня запеть при всем классе не могли никакими уговорами. На уроках пения было принято выходить к доске по одному или по двое (если петь один стесняешься или учительнице не хватает времени, чтобы выслушать всех по отдельности и выставить всем оценки). Сама учительница пела очень хорошо и впоследствии вела у нас уроки пения вплоть до седьмого класса. Мы перепели с ней хором все пионерские и комсомольские песни, популярные песни военных лет, песни народов СССР, арии из опер и оперетт. Это до сих пор приводит меня в изумление: с кем бы из сверстников я не обсуждала школьные годы, ни у кого из них не было таких уроков пения и такого обширного репертуара.

Девчонки-ябеды по дороге из школы домой заходили к моей маме в книжный магазин и докладывали: «А Зайтуна на перемене опять по-татарски разговаривала». Не думаю, что родители делали мне какие-либо внушения по этому поводу, но в третьем классе я не только заговорила, но и запела «соло»:

На горе-то калина,

Под горою малина,

Ну, кому какое дело, малина,

Ну, кому какое дело, калина!

Роза Сабировна оценила: «У тебя, оказывается, есть и слух, и голос хороший». Похвала учительницы в дальнейшем подвигла меня даже на сольные выступления в клубе с частушками собственного сочинения:

Я писала сочиненье

И решала уравненье –

Уморилась, уморилась,

Уморилась я!

Но со вступлением в подростковый возраст демонстрировать на публике детские таланты мне опять-таки показалось как-то неловко, и с солированием было покончено до студенческих времен, когда песня стала частью нашей жизни, а это было время взлета «Битлз».

Первый раз в городе

Город Салават Башкирской АССР – первый город в моей жизни. Младшая сестра моей мамы, тетя Фатыма, вышла замуж за городского жениха из приметной семьи. Сват Бикташ Калимуллин и сватья Газиза Насырова, оба актеры, служили в Салаватском драматическом театре. В ту пору они находились в расцвете лет и таланта. Играли до глубокой старости, чуть ли не до восьмидесяти лет. В те времена национальные драматические театры гастролировали по селам и деревням, играя в сельских клубах и даже на подмостках, импровизированных из кузова грузового автомобиля с откинутыми бортами. Умудрялись играть «Царя Эдипа» на татарском и башкирском языках, да еще в приличных костюмах, соответствующих представляемой эпохе, и с декорациями, которые возили с собой по стране на грузовой автомашине.

Приезд артистов в деревню (обычно летом) был праздником для всех: сельчане стремились заполучить артистов на постой, готовили для них лучшее угощение, наряжались и всем семейством шли на спектакль. Наша сватья очень любила фаршированную курицу по-татарски, которую, кроме бабушки Марьям и моей мамы, никто не умел готовить уже тогда. Теперь это представляется почти невозможным, так как процесс начинается с поимки живой курицы прямо во дворе, и никак иначе…

Выйдя замуж, тетя Фатыма стала жить в двухкомнатной городской квартире «со всеми удобствами», которые казались нам, деревенским, райской роскошью. Нарядная и чистая по-городскому квартира создавала ощущение ежеминутного праздника жизни, хотя мы в своем «пятистенке» тоже целеустремленно поддерживали чистоту и уют. Городская мебель, вышитые гладью салфеточки, крестиком – думочки, крахмальные занавесочки с «ришелье» произвели на меня, видимо, неизгладимое впечатление, ибо все это стоит перед глазами даже сейчас, сорок лет спустя.

В город надо было ехать «во всем лучшем», и оно состояло из одного нового ситцевого платья, сшитого маминой подругой; черной штапельной юбочки на резинке и белой батистовой блузки с завязкой-бантиком и новеньких танкеток. Купить для девочки готовое платье в те времена было почти невозможно, а танкетки вообще редко кому доставались – носили в основном сандалии, ботинки, галоши, сапоги и валенки. Эти танкетки у меня потом украли, когда я дотемна играла босиком в лапту, оставив их на краю поля. Кто-то из ребятишек не устоял перед соблазном!

Главным предметом городского наряда была красная фетровая шляпка с узорчатым ажурным полем по краю, обрамлявшему лицо, и расстаться с ней не было никаких сил даже на лето. Так что на единственной черно-белой фотографии, снятой тем летом в городе в солнечный день, я стою среди городских девочек в беленьких панамках, можно сказать, прилично одетая, и в своей красной фетровой шляпке.

Тети мои – все женщины незаурядные, но тетя Фатыма дважды вносила в мою жизнь и внешность крутые перемены. В первый раз, показав настоящий город, а во второй раз – уговорив сделать короткую стрижку и укладку уже после окончания школы. Укладку я сразу же смыла, а стрижку долго закрывала платочком – расставание с девичьей косой было на уровне шока.

Как только я стала «пригодна для хозяйства», в гости или пионерлагерь (была в лагере всего один раз, после третьего класса) больше не отпускали. Второй раз я попала в город Салават уже после окончания школы – тогда и лишилась косы-девичьей красы. Еле хватило терпения отрастить хвостик, с которым было комфортнее.

Там же, в Салавате, за 5 рублей 20 копеек я купила свой первый в жизни чемодан – пестренький, желтоватый, с черным рисунком под змеиную кожу, с блестящими металлическими уголками, который до сих пор лежит в моем шкафу. Жалко выбросить!

Продолжение следует...

Часть пятая

Часть четвёртая

Часть третья

Часть вторая

Часть первая