В вечерней неуемности вновь трещали кнопки на клавиатуре. Уж стучу я по ним, как гренадерский барабанщик. Пытаюсь жалко что-то воссоздать, дабы разлить пару фраз на белом полотне монитора. Белое – убить, как признак безвдохновенья, перенасыщения быта.
Сверху лавальером* свисает свет лампы-груши, но куда-то мимо уходит ее холодное тепло. И свет надменный – тоже не для меня. Письменный стол, тот еще изможденный старик, и годы его – десятилетия... кряхтит под тяжестью моих суховей-слов. Но непонятные слова-словосочетания где-то в зачатке, в эмбрионном состоянии. Их не видно. Их до сих пор нет.
Рудиментарный хлам – скрепки, кнопки, стаканчик с карандашами-копьями, засаленный журнал, блокнот с ворохом «иероглифов» – лежит-спит на столе в ожидании полета – полета в корзину. Бывает, накатывает огонь, что унять не могут и покровительницы Эвтерпа, Каллиопа.
Случается, слышу, как тикает время при отсутствии часов настенных. И вселяется в комнату поток нечестной тишины. Я ее не звал. Она умеет скользить по нервам, как скользят пальцы музыканта по струнам гитары. Посему тишина мне противопоказана.
Прошло пять скучных минут, а, возможно, и пять часов кряду. Я – в крик. Начинаю остервенело бить в клавиши. Писать – страшно! Не писать – смерть! Но пошла строка. Конечно, кособокая, чуть наивная. Буквы теперь звучат, как соколиные посвисты, как мурлыкание котенка по утру. Закрыв глаза, выстраиваю я робкий образ, дымку лазоревую на горизонте. Но нет! На стол опускается кулак, и со скоростью торпеды затираю лживые, услужливые видения «бэкспэйсом». «Бракодел» – говорю я себе! И ухожу мысленно в окно. Открыл окно – пахнуло зимой, опухшим снегом и знойным летом, цветением старенькой вишни. Запахи просто издеваются. Ветер шепотком надул шарообразно шторы. Волосы он разметал на голове, как колосья пшеницы. И я замер, стал изваянием; пусть и ненадолго. Расслабился, расправив плечи. Вздохнул. Извинился я перед самим собой и снова уселся за стол. А там...
_________________
*Лавальер (франц. аvalliere) – галстук в виде шарфа с длинными концами, который завязывали спереди бантом.