Уфимские девчонки. Часть шестая

В комнате никого. Взрослые боятся меня разбудить и ходят на цыпочках, а на каждый скрип шикают друг другу: «Тсс, ребенка разбудишь».

Мама и папа редко приезжают на дачу, в основном я тут с бабушкой и дедушкой, а вот вчера приехали. Быть бы нам всем – маме, папе, бабушке и дедушке – всегда вместе. Жить бы в большом доме, и чтобы вот так начиналось каждое утро – со струек солнца, шарканья бабушкиных тапочек, с каши, сваренной мамой. Я встану сейчас с постели и выбегу в сад. Там дедушка будет собирать малину и из небольшого ведерка насыплет мне в ладошки бордовые ягоды. Я отнесу их в дом, брошу в чашку, бабушка положит в чашку сметану и приправит все сахаром…

Так, а не иначе должно начинаться каждое утро! Так, чтобы папа и дедушка брали меня с собой в лес на прогулку. И непременно держали меня за руки, рассуждая по дороге о взрослых, непонятных мне вещах.

Счастье – это когда точки: защищенность, радость и любовь – сходятся в одном отрезке времени. В детстве оно кажется бесконечным. Будто никогда не исчезнет, заполнит собой все дни до горизонта. Ты – центр вселенной, ты – цветок, ты тот, для которого и был создан этот мир. Жизнь никогда не закончится! Это утро перейдет в счастливый день, а день – в ночь.

Когда же в следующий раз все точки сошлись в одной?

– Мама, а можно взять этого кота домой? Клянусь, буду учиться на пятерки! «Какие там пятерки, мне бы до четверок дорасти», – вздыхаю я про себя.

Задние лапы кота покачиваются туда-сюда, как маятник. Я смотрю на маму и уверенна – конечно же, не разрешит.

– Мяу…– говорит испуганный кот. Он терпеливый. Молчал, пока несла его в руках до шестого этажа. Кот (чувствую сердцем, как и всякий раз, принося домой очередного пушистого) – мой. Точно мой.

– Господи, ну и глазища… – говорит мама и треплет кота за ухом. Он снова говорит: «Мяу», и я опускаю его на пол.

– Учиться на пятерки, говоришь? – спрашивает мама, садясь на корточки, чтобы получше разглядеть кота.

– Ну ладно!

Почему на этот раз она сказала «Ну ладно», не важно. Просто все точки сошлись в одном времени.

* * *

– Буся, моя подружечка, – говорю я, вычесывая специальной расческой блох.

Пришедший с работы отец хихикает. Внимательно осмотрев нового домочадца, говорит:

– Да это кот, ребята.

Папа ничего не понимает… Какой же это кот, коты не такие ласковые, они царапаются, орут. А это – смирная кошечка.

Вечером к нам в гости приходит дядя Валера. Он человек серьезный, смеяться не станет, точно определит – кот или кошка.

–Дядь Валер! Посмотрите, какая у меня кошечка! – протягиваю я ему пушистика.

Дядя Валера взял в огромные ладони Бусю и зачем-то поднял ее хвост.

– А почему ты решила, что это кошка? – лукаво улыбается он.

– Ну так по мордочке же видно.

Дядя Валера чешет нос.

– Тут ведь такое дело, по мордочке может и кошка, но на самом деле кот.

Тяжело вздыхаю. А впрочем, кот так кот…

Я всегда была одна – в этом новом районе на улице Аврора, в своей комнате с розовыми обоями, в школе, где никто не хотел дружить со мной. А теперь у меня есть кот – о нем можно заботиться.

Кот остался и был моим другом целых тринадцать лет…

* * *

– Давай я сошью тебе платье на выпускной, – предлагает тетя Таня. Тетя Таня – мамина подруга. Ей сорок пять, а ее дочке двадцать, но это не мешает им вместе ходить по дискотекам в поисках богатых ухажеров. И та и другая расфуфыриваются, словно павлинихи, рассказывая о новинках в мире моды. А я в моде не разбираюсь. Что мне мама покупает, то и ношу, поэтому смотрю на них как на экспертов. Таю в душе надежду, что и у меня будет много ухажеров, но не обязательно богатых. И вот – модная тетя Таня предлагает сшить платье – удача.

Серебристое, роскошное, с голой спиной. Голая спина у семнадцатилетней девчонки, которая и юбки-то короткие стесняется надевать! Но мне придется засунуть стеснение подальше – ведь мне нравится парень из параллельного класса, и я собираюсь его покорить!

В день выпускного мы пригласили на дом парикмахершу. Она нахлобучила мне высокую прическу с мелкими кудряшками, а еще нарисовала на лице голливудский макияж. Подхожу к зеркалу: «Кто это?» Из зеркала на меня смотрит женщина лет тридцати с ярко-красными губами, какая-то Анжелина Джоли. Мама и бабушка утешают – яркий мэйкап нужен для четких фото.

Спускаюсь по ступенькам в клуб. Мое платье ниже колена, но почему-то без разреза, неудачный широкий шаг. Нитка – тонкая, неудачно пришитая тетей Таней рвется… И я чувствую, что голой сейчас будет не только спина. Праздник испорчен. Набрасываю на плечи черный уродливый пиджак… Он мешком висит на мне, укрывая спину и плечи. Разве макияж и прическа спасут положение?

Подруга Гузелька утешает: «Да ты и в пиджаке хороша». Гузелька просто очень добрая. Врет, чтобы я не расстраивалась.

– Нет, Гузелька, – говорю я. – Никакого Вадика теперь…

Высоченный Вадик в зеленоватого оттенка костюме проходит мимо меня вразвалочку, рядом с ним плетется небольшого роста друг. Кажется, они решили сыграть в бильярд. И мы с Гузелькой наблюдаем это зрелище. Ничего не понятно – их действия кажутся бессмысленными, машут палками, радуются, что шар попал в лунку. Скукотища… Но я не оставляю своей мечты. Неуклюже беру кий и, поглядывая на Вадика, оттопыриваю большой палец кверху. Черный пиджак… Провалился бы он, да и тетя Таня со своим платьем.

– О господи, как же это делается? – хохочу я, запрокидывая голову (и откуда во мне возникло кокетство?) Я ощущаю себя беспомощной и в то же время наслаждаюсь процессом – надо же когда-то побыть и дурочкой.

Вадим всякий раз оборачивается на мой смех, на фоне остальных играющих он, словно преподаватель по бильярду. Он уверенно держит кий, дает советы другу. Наконец он не выдерживает:

– Девушка, давайте я вас научу.

«Ха-ха-ха, сработало», – думаю я.

Ну вот он уже касается моей руки, причем так, словно мы знакомы уже давно. Он пахнет терпким парфюмом.

Я – скромная девчонка, и как себя вести с парнями я не знаю, но внутри, кажется, просыпается странное чувство – я могу быть такой – кокетливой и игривой.

– А почему я вас раньше не видел? – спрашивает Вадим, смотря мне прямо в глаза.

«Да потому что я сегодня, как Золушка, пришла на бал вся такая с голливудским макияжем», – думаю я про себя. И говорю: «Даже не знаю, меня Маша зовут, а вас?»

По-моему Вадим совершенно не умеет общаться с девчонками. Он как-то с ходу, с первого смеха уже влюбился в меня, растерялся. Хотя, что и говорить, я сегодня и вправду Золушка, только вместо потерянной туфельки у меня на плечах черный пиджак, закрывающий голую спину.

Я, Гузелька, низенький друг и Вадик идем на танцпол. Диджей в смешной шапочке с кисточками принципиально не ставит медляки. Он любит «тыц, тыц», а мне так надо, чтобы поставил медляк.

И Вадику все равно. Он приглашает меня на танец. Выпускники орут и дергают руками и ногами, изображая танцы. А мы не слышим «тыц-тыц», у нас совсем другая мелодия – Уитни Хьюстон или Селин Дион.

«А теперь надо незаметно уйти», – думаю я после танца. Вадим говорит: «Подожди меня здесь, я сейчас вернусь». Я стремглав вылетаю из клуба. Пусть меня будет немного, чуть-чуть. Надо оставлять после себя шлейф – духов, воспоминаний, мыслей. Я бегу по дороге и гляжу в рассвет – розово-голубой, ватный. Над Белой туман. И я так хочу запомнить это утро навсегда. Таким – легким и водным, с розово-голубым горизонтом. Мне кажется, что все это никогда не закончится. Я думаю, что Вадим будет не спать еще две-три ночи и захочет узнать мой телефон… И позвонит мне. И что это здорово ощущать себя Золушкой в черном дурацком пиджаке. А дома на столе меня ждет торт, приготовленный бабушкой, – пять коржей пропитанных сгущенкой со сметаной, а сверху – малина…

Но это после сна. Будет новый день, будет много дней…

* * *

Мы с Вадиком так больше никогда не увиделись.

Дедушка умер, бабушка заболела болезнью Альцгеймера, кота пришлось усыпить, родители развелись. Каждая глава заканчивалась. Ее можно было оставить только в памяти. И невозможно было больше ощутить счастье до горизонта. Счастье стало фрагментом, элементом пазла.

Мы, уфимские девчонки, выросшие в 90-х, мечтали о том, какие у нас будут мужья, кем мы станем. Тогда мы не знали, что счастье только пазл. Нам казалось, что вот сейчас снова все точки сойдутся в одной… Лилька хотела быть поварихой, Алиска мечтала удачно выйти замуж, а Снежана – стать наконец-то француженкой.

– А кем же хочешь быть ты? – спрашивали они меня.

В детстве как-то раз я обронила: «Я буду писателем…»

Взрослые смеялись и говорили: «Это не профессия…». С тех пор я не отвечала на этот вопрос, пожимала плечами. Я хотела всего и сразу – быть поварихой, выйти удачно замуж, жить где-то за границей…

Окончание следует…