Утраченные надежды. Часть четвертая

Держал исполнителям высокий уровень зарплаты – 60 копеек с рубля, администрацию и себя зажимал – надо было привлекать людей в первую очередь. А то у некоторых директоров «Архпроектов» уже «крышу снесло» от больших денег – на одном из наших съездов буквально деньгами кидался такой ухарь, только где они все через пару лет оказались…

Пришло время задуматься и о статусе предприятия – тот гибрид, что Москва дала, уже не устраивал. В кооперативы не пошел, их уже налогами душить стали, да и отношение к ним в народе негативное образовалось. Придумали с юристами объединение, почему – уже не помню, видимо, в систему законов тогдашнюю лучше вписывалось. Юридический статус – предприятие общественной организации. Пару кооперативов взял «под крыло» по художественному воспитанию детей и народному творчеству.

Перерегистрировались и стали творческим архитектурно-проектным объединением «Уфаархпроект», и из-под власти Москвы ушли – стали самостоятельными, под эгидой Башкирского Союза. Москва тогда делила власть между Союзом СССР и Союзом России – не до нас было.

Навалились хлопоты хозяйственные – оборудование, бумага, техника … В магазинах уже было шаром покати – поехал по заводам-изготовителям и столкнулся с чистейшим маразмом: директора не хотели продавать оборудование за деньги, хором жаловались на отсутствие фондов, сырья, материалов и прочая, и прозрачно намекали на откаты.

Откаты ни тогда, и никогда потом, не давал – поэтому плюнул, и переманил с одного из заводов к себе снабженца – хитрющего Нигиматыча. Он по своим каналам стал кое-что быстренько добывать. Затарились мебелью, чертежными досками и прочими матфондами. Правда, многое пришлось купить у институтов – подержанное. Приобрел первую автомашину, анекдот, а не машина была – польская «Нысса», но ездила ведь!

Никто тогда нам не мешал, довольно легко решались всякие оргвопросы, партия уже никуда не лезла, а чиновники местные относились вполне доброжелательно. Только работай, и мы работали день и ночь без выходных и праздников, крутился как белка в колесе, сейчас вспомнишь – завидно становится.

Стали набирать обороты, заказчики уже о нас услыхали, старые связи из Госстроя восстановил, даже очередь к нам появилась. Число заказов подскочило под сотню, и главное, чем мы тогда выделялись – мы не занимались типовым проектированием начисто, сразу его отвергли. Делали проекты под заказчика, так как ему хотелось, и на градо-советах наши проекты проходили на ура, что весьма важно было – реальная экономия времени для заказчика. Цены старались особо пока не задирать, в пределах госрасценок работали, что при высокой скорости проектирования вполне себя окупало.

Появились серьезные заказы по линии министерства культуры, предприятий и банков. К концу года подвели неплохие итоги: оборот 1,3 млн. рублей, и 840 тысяч так называемого «хозяйственного» дохода, 770 тысяч единый фонд оплаты труда, 107 тысяч фонд социального и производственного развития – были такие странные, для сегодня, финансовые категории. Порядка 50 тысяч перечислили Союзу на жизнь. Вот налогов что-то в отчетах не вижу – надо уточнить будет.

Предпринимательская деятельность вокруг все набирала обороты. Кооперативы росли, как на дрожжах.

Появились первые легальные миллионеры. Артем Тарасов выступил в открытую с заявлением в прессе об оплате 60 тысяч рублей парт-взносов, правда, как пишет он сам, – это легенда, но резонанс был большой. А главное – уже никто не боялся зарабатывать.

Прошли съезды кооператоров в Москве и Башкирии, меня туда пригласили, посидел один день – понял, что среди этой крикливой публики делать нечего, работать надо. Правительство долбануло по кооперативам налогами и запретами, но уже не справлялось с ситуацией, кооператоры уходили в тень и работали. Схемы были самыми примитивными – бартер, скупка по дешевке заводских запасов за откаты директору и вывоз их за границу. Так, по цепочке, создавались миллионные обороты и сверхприбыли.

На государственных предприятиях «выбирали» далеко не лучших директоров, нарушилась система снабжения и производственные связи, промышленность стагнировала.

Бюджетный дефицит продолжал расти, денежный печатный станок работал на полную катушку. С приходом нового правительства, во главе с Рыжковым, начали разрабатывать какие-то программы, но по всей стране вспыхивали то забастовки, то пожары и трясения, правительство металось и ни фига не знало, что делать ...

Жизнь повседневная:

вот повседневная жизнь наша становилась совсем «интересной».

«Зашел в мебельный магазин на улице Московской. Давно хотел купить небольшой диванчик и пару кресел. В магазине – большое скопление людей. От них узнал, что идет отмечание тех, кто раньше записался на покупку мебели. Наконец, и я добрался до молодого человека, ведущего запись. Внес он меня в список под номером далеко за сотню и тут же предупредил, что теперь надо ходить каждый день в магазин, чтобы отмечаться, а если не приду, то исключат из списка» (Ф. Кузин, ветеран труда, г. Калуга).

«Так вот, однажды наше солидное научное предприятие прекратило работу едва ли не на пол дня из-за того, что на пустые прилавки ГПУ (магазин в Москве – прим. автора) внезапно выбросили одновременно дешевое сухое вино и зеленый горошек. Тогда в 1989-м и то и другое было днем с огнем не сыскать. Поскольку больше одной бутылки и соответственно банки в руки не давали, люди занимали очередь по несколько раз, звонили знакомым, те – своим знакомым и т. д.» (А. Романов, Москва).

«Мы дожили до того, что в разряд труднодоступных попали даже школьные тетради» (В. Матвиенко, член Верховного Совета СССР).

Стали вводить талоны на продукты. Жрать реально становилось все труднее и дороже. Когда бывал в Москве – бегал по магазинам, покупал что там было, но и там уже везде были огромные очереди с руганью и матерщиной.

Оглушили по новизне и информативности телевизионные трансляции с первых съездов. Какие люди выходили на трибуну – красавЕц Собчак, праведник земли нашей Сахаров, мощный и идущий напролом Ельцин, «странный» Казанник, Федоров, Травкин. Слушали и смотрели, как сейчас говорят, «онлайн», телевизоры не выключались сутками.

В народе мощно поднималась волна недовольства, бастовали шахтеры, требовали дел, а не болтовни. Проходили стотысячные митинги и демонстрации. «Перемен! Мы ждем перемен!» – звучали рефреном слова песни Цоя, набиравшего всенародную популярность.

Страна просыпалась, партократия окончательно дискредитировали себя, сгоняя с трибун и освистывая нормальных людей, противясь перестройке, власть уходила, силы у них уже не было. «Огонек» печатал мемуары Хрущева, «Преступления Сталина», правду о воровстве партийной верхушки, тиражи перевалили за три миллиона.

В Башкирии произошла страшная катастрофа с поездами, обгоревших людей свозили к нам – в Уфу, все помогали, чем могли. Нам поручили выполнить проект памятника в Улу-Теляке, на месте катастрофы.

Из республик шли одна страшнее другой новости – резня в Карабахе, побоище саперными лопатками в Тбилиси, волнения в Прибалтике. Впервые об этом говорили с трибун съездов, работали комиссии, куда входили и избранные народом депутаты, врать об этом становилось уже не безопасно – начинала работать гласность.

Народ как-то поменьше стал материть Горбачева, многие ушли в работу, но все сильнее вызревало недовольство кооператорами. Там были деньги, и, безусловно, был сильный негатив – обман, воровство, подкуп, да и зависть сильная к успехам ближнего работала. Власть не нашла ничего лучше, чем запретить кооператорам кучу деятельности под лозунгом заботы о народном благополучии. Обмана и воровства стало от этого только больше...

Первая поездка за рубеж:

мне вдруг «повезло» и удалось съездить первый раз за границу – в тогда еще Германскую Демократическую Республику.

Была такая программа дружбы между округом Галле и Башкирией – в ее рамках каждый год в Германию ездили по два-три архитектора, и мы принимали из Германии двух-трех. Ну, у нас немецкие зодчие пили в основном на природе, а в Германии наших знакомили с «полным социализмом» – таскали по всяким официальным встречам, собраниям и прочей «гордостью и достижениям», даже в магазины они, бедные, не успевали зайти, о чем сильно матерились по возвращении. Так вот, выпала мне очередь как раз в 89-м ехать. Документы оформили без проблем, в ГБ уже не вызывали, «инструктаж» не делали – утвердили в обкоме КПСС и вперед.

А уже было принято решение об объединении двух половин Германий, и доживала ГДР последние дни. Союз архитекторов немецкий просто закрывали за ненадобностью, а у них какие-то деньги еще оставались, их надо было потратить – на нас и тратили. Повезло на развале, так сказать нам. Никаких официальных встреч не было, возили по старинным замкам, уютным фахверковым городкам и от души в ресторанах угощали. Побывали в Баухаузе, Дрезденскую галерею посмотрели, ночной Берлин. Лепота...

И впервые увидел я, что жить-то, оказывается, совсем и неплохо можно. В магазинах полное изобилие, цены – вспоминать смешно, все гдэровское продавалось валом и за копейки (пфенниги). Немцы вообще поразили: большинство из архитекторов теряли работу при объединении, но были спокойны и доброжелательны. Надо, так надо.

Постояли мы на прощанье у Бранденбургских ворот, у знаменитой калитки в стене, что между немцами наши построили – калитка вовсю работала, туда-сюда народ шнырял. Мы сильно захотели шмыгнуть туда, но не решились – друзей немецких подводить не хотелось, они и так вне программы нам Берлин ночной показали. Занятная просьба с их стороны была – на русском в ночном Берлине не разговаривать. Попрощались у ворот – и в аэропорт, отбыли в нашу страну-бедолагу в трех соснах заблудившуюся...

Что особо запомнилось:

безусловно – первые съезды народных депутатов с их свежим ветром перемен, хлынувшим на нас с экранов стареньких телевизоров. Ельцин, Сахаров, Собчак, Травкин, Федоров.

Авария с поездами у нас в Башкирии – страшная и совсем близко случившаяся человеческая трагедия.

Волна демонстраций и протестов с их мощной человеческой энергетикой и требованием реальных дел и перемен.

Ну и, конечно – Германия.

О надеждах:

надежды наши обретали реальность. Дела на фирме шли в гору, мы получали хорошие, честно заработанные деньги за свой труд, а общее настроение в народе явно продвигало нашу страну к нормальной жизни.

Взгляд из сегодня:

главное, что произошло в этом году, – прошли первые за 70 лет существования нашей тоталитарной системы более-менее нормальные выборы, номенклатура теряла власть и рычаги управления.

Окончательно вывели войска из Афгана.

Национальные разборки все больше расшатывали основы империи.

В экономике продолжалось падение, стали основательно душить кооператоров, но выпущенное на волю предпринимательство все больше расширялось и втягивало в себя уже многие миллионы граждан.

«Перемен!» – это требование становилось общенародным.

Рухнула Берлинская стена – уходила в прошлое «холодная война».