Там, в разряжённом просторе

* * *

Смотрели под ноги с отцом:

Асфальт растрескался и сжался

"Над неуёмным подлецом

Не заноси глагол, но сжалься", –

 

Сказал отец, и грянул дождь,

Мы забрались под кровлю клёна,

Едва волнующая дрожь

Прошла от вечного закона.

 

Что под асфальтом? Тишина,

Нагромождение капризов

Несбывшихся. Трофеи сна,

Материя, что по ленд-лизу

 

Доставлена от наших душ,

Не успевающих родиться...

Тут дождь закончился как душ,

И пеньем заняла синица

 

Слух и сознание грибов,

Что восставали под отчизной,

И яростней взрывных столбов

Гудрон ломали с укоризной.

 

Вот звуковая сторона,

Где чёрная икра асфальта,

Пролом, а ниже глубина,

Круги и трещины базальта.

 

Мы вглядывались в тёмный стон,

И поднималось испаренье

От ножен Геи, небосклон

Оттачивал стихотворенье

 

Про адский полог над леском,

Про синеву, что бездыханна,

Когда пророчит маяком

В мерцанье бездны голограмма.

 

Нисходит Данте в листопад,

И на хрустальном небосводе

Который год и век подряд

Ад проступает на свободе.

 

Не тот отец, не та жена...

Нам предначертанные крыши

Обезобразила луна

Тенями предрассветной мыши.

 

* * *

Западный дьявол мельчает,

А византийский растёт:

Первый Булгакова ставит

Как анекдот для широт,

 

В коих ни веса, ни смысла,

Только проклятие толп,

Тянущих бред в коромыслах,

Истины сбросивших столп.

 

Первый хитрее и тоньше,

Вот про вождя анекдот

Он сочиняет для Польши,

Вот Маргариту крадёт.

 

Эти несносные мысли

После просмотренной фи...

Дайте сказать, что нависли,

Мастеру ставьте эфир,

 

Там, в разряжённом просторе,

Дьявол не гопник и шут,

Бездна в раскрывшемся взоре,

Дарит Христу парашют.

 

* * *

Кто пишет дьяволу роман?

Иван Бездонный,

Он был кудрявый мальчуган,

А ныне – сонный.

 

Луна диктует письмена,

А Маргарита

От междуречия влажна,

Не зная быта.

 

Роман как будто про Христа,

Но это будто,

Подмена дьявола – проста,

Ежеминутна.

 

Держись, Иван, не поддавай...

Но будь опорой –

На Патриаршие трамвай

Летит по "скорой",

 

И вновь небесная купель

Былого храма

Тебя качает – колыбель,

Волна и драма.

 

Историк, вольный дух над ним.

Марии ради,

Христа во имя, серафим

Спасёт тетради.

 

* * *

Громкие песни протеста,

Тихие песни любви

Дети единого теста –

Глины... Зачем-то в крови.

 

Глиною мазали стены

Хаты, побелкой прошли,

Трескавшейся постепенно

И потемневшей в пыли.

 

Крыша соломою крыта,

Крынки полны молока,

Жить без надёжного быта –

Это до срока, пока

 

Песней не станет подсолнух,

Муха не вылетит вон.

Глина в раю невесомых

Крыльев, развеявших сон.

 

Крышу покрыл рубероид,

Вынесли вон зеркала,

Крынка взорвалась от боли,

Глина водой истекла.

 

* * *

И Бога дыханье,

И снов переливы,

И губ трепетанье

Сдаются в архивы.

 

И ненависть классов

Друг к другу, и боли

От смерти запасов

Пакуют в юдоли.

 

Томленье и веру,

Былые распятья

Помножь на химеру

Для полупроклятья:

 

Пылиться в обозе

До судного срока.

С мечтою о Бозе

Им столь одиноко.

 

Приди, архиватор,

В иное столетье,

Включи экскаватор,

Захватывай сетью,

 

Но будь осторожен

В лазоревой маске:

Наш мир непреложен,

А в будущем – сказки.

 

* * *

Я пишу в электронной тетрадке

При сиянье небесной свечи,

И не в силах уйти от догадки

Для чего мы рифмуем в ночи.

 

Не поэты мы, а пилигримы,

Открываем иные пути,

Письмена отсылая незримо

За край света, с пометкой "Прости",

 

Обращаясь к читателю или

Небесам, что готовы прочесть

Узелки, не зарытые в иле,

Про земное бесчестье и честь,

 

Безответно ища оправданья

У иного сознанья навек –

Отражается в капле страданья

Расколдованный им человек.

 

Это слёзы росы на рассвете,

Из безбрежья они, как алмаз

Просияли, за век наш в ответе

Те, иные, поднесь и сейчас.

 

Алексей ФИЛИМОНОВ