Владимир Глинский. Трюизмов волжская вода

Трюизмов волжская вода

1.

Случайно прожитая жизнь

Сродни дырявому стакану.

Хоть Волгу вычерпай ты им,

На дне и капли не осталось,

И жажду им не утолить.

 

Судьбы мерцающая нить

Натянута над бездной мрака,

Во мрак стремится отступить,

Лишь только выучишься плакать,

Лишь только научился жить.

 

2.

И так с утра и до утра

Спешит трюизмами полна

Навстречу Каспию волна.

 

Дом

Здесь у всех своя дорожка

Мышке – плинтус, кошке – плошка.

Тараканы мчат по следу

Ускакавшей крошки хлебной.

 

Только дастся ли она им?

Провалилась крошка в погреб –

А там чужая сторона, и

Там другие звери бродят.

 

Пес таскает за собой

Коврик, чтоб его не сперли.

Блохи дружною гурьбой

Пса имеют под собой.

В моем доме жизни много,

В моем доме места мало.

У меня – своя дорога:

Что ж, признаюсь без обмана,

 

Я тахту собой спасаю

От сожителей своих.

Лишь бы нас никто не трогал,

Лишь бы не было войны.

 

Старение смерти

Когда-то мы были со смертью на ты,

Смерть юна была и прекрасна.

Забегала поболтать на время войны,

Предпочитала молодых, дело ясное.

 

Мы частенько сходились на стенку стена,

Сшибались в "лаве", рубились в окрошку,

Орали "даешь!" и отдавали тела

На обильную тризну воронью всполошенному.

 

А смерть была сном, остановкой в пути.

Точней собеседником на перепутье,

Когда пацаны уставали ползти,

Она раздавала леденцами пули.

 

А теперь – телевизор, сеткой морщин,

Висит паутина за усохшим комодом,

И лик моей смерти страшнее шагов

Приближающегося Командора.

 

Упавший бог

Он просто встал на его пути,

На светофоре мигал зеленый

И Бог не ведал, куда идти –

Он разрывался между прохожими.

 

Бог стоял в полинявшей майке

И даже не помнил, как сюда попал,

Мир качался, как свихнувшийся маятник,

А Город не выдержал – просто упал.

 

И Бог лежал на тротуаре,

Мимо шли клерки, собаки, дети.

И дети сказали: «Дядя, ты умер?»,

А он им так и не смог ответить.

 

И дети сказали – твои печали

Тени на длинных плечах качали,

Просто тени немного устали,

Они устали, а вы упали.

Детский переулок

Поэзия – это имён выкликание

Из переулков, оставленных в детстве,

Серёги и Мишки, вождей индейских,

Для чародейского заклинания.

 

Поэзия – это выжимание

лимонного сока из стебля петрушки,

Обыкновенное выживание

В пустом окопе забытой игрушки.

 

Осада

1.

Наморозило окна и словно отрезало.

Не представить уже, что за гранью стекла:

То ли белые ангелы, то ли тени безвременья

Там вершат за околицей нашей дела.

 

Там скрипят сапоги мне неведомых пифий

По тропе самогонной на излете села

Вслед за ними киклопы шагают на брифинг

С Полифемом, соседом моим, до утра.

 

Я не знаю, кому стал обязан посылом.

Только голос колючий, будто сослепу, слаб:

Гнев, богиня, воспой мне Пелеева сына…

Да и Клавка пропала в своих Турбаслах.

 

2.

Наморозило окна и словно отрезало:

За спиной Илион, и ни шагу назад…

 

Здесь же…

Над крестами ястреб кружит –

Он один на все кладбище.

Перелистывает души,

Словно нищий бака днище.

 

Здесь же рыжая собака

Затерялась в паутине

Диких трав, ветвей, оградок,

Что сплела нам паучина,

 

Поджидая нас на завтрак.

Здесь же слышен детский гомон –

Пацаны на самокатах

Сгоряча штурмуют гору,

 

Чтобы грянуть вниз без страха.

С робостью глядит старуха

На горластую ватагу –

Не попасть бы под ораву,

Подбирая землянику.

 

...Здесь тропой еловых веток

В гору «паз» ползет уныло

Снова пес в глуши постылой

Разминулся с человеком.

Три вокзала

Сонные крыши вокзалов

Оцепенели устало.

Стонет негромко гитара,

Ей вторит тревожно кларнет.

 

Ангела тихие крылья

Сложены в кофр мобильный,

На стекла трамвая витрины

Набрасывают сеть.

 

Ангелу снятся игрушки,

Детские погремушки,

Измятые кем-то подушки –

Он бредит ими во сне.

 

Ангел когда-то был папа,

Не вылезал из-за шкапа,

Он сам его создал когда-то

И жил, словно плыл в полусне.

 

Теперь же проснулся, стал – ангел,

Крыльями души нам гладит,

И вроде бы все в шоколаде,

Да дергает память кларнет.

 

Как будто далеко, далеко,

Как будто когда-то, когда-то

Во сне он протопчет тропинку,

Ведущую к прежней семье.

 

А там на подушках игрушки,

Хлопушки и погремушки,

И нет даже тени от шкапа,

И губ его жаждет кларнет.

 

Владимир ГЛИНСКИЙ

 

______

Об Эдуарде Лимонове и Владимире Глинском, авторе этой замечательной подборки, можно прочитать на нашем сайте статью Алексея Кривошеева «Судьбы мерцающая нить».