Осенняя воля

*  *  *

Бывает так: мелькнёт в окне вагонном

безвестный свет окраин городских,

и снова с непреложностью закона

увидишь знаки горестей людских.

Судьба других твою судьбу измерит,

и не свершённое укором душу жжёт.

О, сжалься, жизнь! Уменьши счёт потерям,

пусть в сердце свет надежды снизойдёт.

*  *  *

Свистит гудок. Последний тает взгляд.

Здесь расстаются, может быть, навек.

Лишь рельсы равнодушно заблестят.

И на плече заплачет человек.

И по пустым, бездонным вечерам,

когда за горло схватит пустота, он,

может, постучится тихо к вам, и

постоит безмолвно у крыльца.

Не прогоняйте. Он уйдёт сейчас.

Но взгляд его запомните навек.

Уйдут, быть может, завтра и от вас.

Пусть на плече поплачет человек.

*  *  *

Я стал грустней. Совсем не так, как прежде

люблю теперь ненастною порой

с волненьем тихим, радостным, нездешним

зарыться в старых письмах с головой.

Листы безлики для чужого взгляда, –

пыль да бумага, стёртые слова.

А для меня они всю ночь отрада,

задумчивая повесть про тебя.

Я их читаю, как читают сказки,

я их держу, как держат пух в руках.

Я их храню, как сберегают бабки

ненужную одежду в сундуках.

Я их читаю, как читает грешник

священного писания листы.

Мне письма эти – как зимой подснежник.

Мне письма эти написала ты.

*  *  *

Вечер, морось...

Безлюдье какое!

Над скирдой одинокая птица.

Знать, ворона.

Чего ей не спится?

Что тут высмотришь в ветреном поле?

Осень. Дождик.

К стогу приникая,

я давнишнюю думу пытаю:

о, октябрь, открой свою тайну,

о тебе ничего я не знаю.

Вон из леса разбойничьей глуби

ночь-туман выползает клоками.

Что за лесом, жнивьём, за стогами?

Тишина... – шепчут мокрые губы.

*  *  *

Вдоль по речке – звёзды, волны,

от весла растаял след.

И так тихо, долго-долго

занимается рассвет.

От костра дымок стремится

затихающей струёй.

Что-то мне теперь приснится –

смех ли, взгляд ли, шёпот твой?

Ты была со мной пуглива,

да была ли ты со мной?..

И всего-то подарила

поцелуй в тиши ночной.

И – ушла, сбежала в лето.

Всплеск волны, и взмах весла...

Завела кукушка где-то,

мне – про годы – завела.

*  *  *

Может, будет, как было давно:

вечер, дождик... мерцает окно;

лес в туманы, как в саван, одет.

И в траве чуть виднеется след.

В небе клик журавлиный повис,

в паутине колеблется лист.

Стелет тени по плёсу ветла.

В лунном свете тропинка светла.

И лицо сквозь ночные цветы,

на крыльце в блёклом платьице – ты.

*  *  *

Скупа на ясность леса глубина.

Но там, в глуши осеннего пространства

мерцает всем доступное богатство,

и тайна всем доступная видна.

И в сумрак, тлеющий над берега навесом,

и в тростники, и в ткань потухших трав,

я всматриваюсь, милое узнав,

и различив октябрьские вести.

Октябрь

Октябрь. Осень. Я иду опять

средь рощ сквозных, среди полей искать

в природе и в себе напоминанья

полузабытого признанья.

Я напряжён, и радостен, и робок.

И взглядом жадным истово ловлю

и очертанья дальних сопок,

и дым костра у поля на краю.

Следы, следы, вы живы ли в стерне,

забытые и милые вдвойне.

И я не знаю, что тут повторилось,

что стерлось ветром, что дождями смылось,

оставил что-нибудь тут прошлогодний день,

следы найду ль? Хоть отзвуки, хоть тень...

И надо мне затихнуть, отрешиться

от города, где по ночам не спится,

от дум и мнений, чтобы просветлев,

узнать октябрьский напев.

Насторожась, настроившись на память,

с надеждой-просьбой на округу глянуть.

...И вот уж времени очередного

я различил знакомые черты.

И под ногами поздние цветы,

чуть видные средь серого покрова.

И чудится, что в тихом дальнем звуке

полным-полно понятной красоты.

И к лесу я протягиваю руки,

шепча простое: лес мой, это ты...

И память рвёт из рук моих поводья,

и – что же это, снова не понять:

виденье ль, что хотел себе создать,

иль это было: сердца половодье

средь рощ и трав, что осень хороводит,

за ветви взявшись, ветру вопреки.

Ты помнишь: на излучине реки

над лесом облако тихонько истлевало,

и дым охапками стремился в тростники,

и тишина, как добрый зверь, дышала

теплом осенним в голые кусты.

И робких слов волнующая вязь

признанья нитью зыбкою вилась,

сближая нас, в одно соединяя,

уверенность давая нам и власть,

и ясность долгожданную давая.

О, как немного слов для исцеленья

от долгого недуга, от сомнений,

от тщетности решений и борьбы

мне надо было. Память, помоги.

И с осени я начал исчисленье

своей судьбы.

И круг второй мой стал уж кругом первым.

Я без тебя. Но я под тем же небом.

И сладко мне, хоть слёзы солоны.

Где явь жестока – там помогут сны.

Пусть будет осень...

Я приду опять

твои следы по октябрю искать.

*  *  *

Сколько радостей тихих осень мне надарила,

сколько слов вспоминалось, каких не сказал.

Скольким песням забытым меня научила,

и молитвам, которых я раньше не знал.

Как к заутрене встану я зябкою ранью,

и как в храм, я войду в золотой листопад.

На поляне пред ней на колени я стану,

поцелую берёзу – заката оклад.

И молитва в молчанье – восхищенье тобою.

Откровенье и чудо – неяркий рассвет.

Полыханье округи, осенняя воля –

нет сильнее её и прекраснее нет.

*  *  *

Я не знаю, где это было.

Может – не было даже вовсе.

Может, просто листву кружила

заплутавшая в рощах осень.

Может, просто чужую радость

вместе с грустью моей смешало,

и наградою мне – отрада, –

беспечальной поры усталость.

Это жизнь мне теперь открыла.

Вам откроет – в такую же осень.

Всё прошедшее станет мило,

всё дурное – забудется вовсе.

*  *  *

Как в избе заметно потемнело.

Гаснет свет закатного огня.

И луны полупрозрачной тело

видно из раскрытого окна.

Кошка дремлет. Ходики, поленья...

Светит печки побелённый бок.

И всё кажется – моё стихотворенье

только что шагнуло за порог.