Над ним туман, как молоко
Но тишину пастух вспугнул.
Двор будто ворот расстегнул,
Как дальнего костра дымок,
Брат и сестра – родной народ –
А мне восьмой всего лишь год
Снова в детство вернуться решается
Повзрослевшая память моя.
Закрываю глаза – и свершается
Возвращенье в родные края.
Время троп моих не запорошило,
Бьет родник у замшелых камней.
Почему-то ушедшее прошлое
С каждым годом всё ближе ко мне.
Вновь брожу я, взволнованный, по лесу,
Зарываюсь по пояс в луга.
Пахнут летние травы прополисом,
И под солнцем дымятся лога.
Не покосы лежат – строки повести
Будто не было боли и горести,
Лишь грустинка и радость во мне.
По хлебам в эти дали рассветные
Улыбается поле приветливо
Колокола, гудят колокола,
Гудят они печально и сурово.
И ни двора кругом, и ни кола,
И на крови не возродилось крова.
Утри глаза, остановись, застынь:
Здесь отступила смерть перед бессмертьем.
Ой, хаты-хаты, ой, моя Хатынь
С расстрелянным, испепелённым сердцем.
Ой, хаты-хаты, ой, моя Хатынь!
Здесь не шагнут подсолнухи за тын,
Не вскинут крылья песни над полями.
И не взлетят над тёплой бороздой
Ни смех людской, ни вскрик весенней птицы.
Колодец, переполненный водой –
Но той воды здесь некому напиться…
Год 43-й. Грудь взрывает крик.
Март, чёрный март над белорусской вёской.
Над временем, как гнев людской, старик
С убитым сыном встал на перекрёстке
Дорог, прошитых пулями насквозь.
Плачь, ветер, за подворьями пустыми!
Прислушайтесь: скрипит земная ось
Под скорбным пеплом маленькой Хатыни.
В глазах туман от безысходной боли.
Спит маленький Яскевич Анатолий.
Расплавился твой голосок-звоночек.
Ты в шесть своих недель погиб в бою.
Ой баю-бай, спи вечным сном, сыночек.
Родные, спите, ваших нет дворов,
Печные трубы-стелы над лесами –
Их 26. Стоят среди ветров,
Как 26 бакинских комиссаров.
Пусть будет вам земля, как мать, тепла,
А наша память вечно не остынет.
Тревожные гудят колокола,
И бьётся пульс замученной Хатыни.
Тихо клонится солнце к закату.
Успокоилось сердце турбин.
Штурман прячет рабочую карту.
Мы пришли из небесных глубин.
Распахнулось родное раздолье.
Помнят руки послушный штурвал.
Обнимает нас лётное поле,
И под ветром смеётся трава.
Нежность к тёплой Земле не измерить.
Здесь наш дом, и семья, и родня.
Здесь всегда будут ждать, будут верить.
Здесь любимая встретит меня.
Будет вечер улыбчив и светел.
Не грусти, но опять на рассвете
С лёгким всплеском у мола
Звёзды – брызги смешинок.
С лёгким всплеском у мола
Так неужели мы с тобой враги?
И на двоих любви нам не дано?
А на душе, как по воде круги
От камня, уходящего на дно.
Он брошен был уверенной рукой.
И слов не надо. Молча рядом стой.
Ведь эхо повторяет за рекой
Не тихий всплеск, а человечий стон.
Идут круги. Дрожит речная гладь.
О берег волны маленькие бьют.
Стихами не заполнена тетрадь,
В которых люди всё-таки поют.
Они поют. Им весело порой.
Они поют, заполнены тоской.
Найди ключи и душу мне открой,
Потом узнаешь, кто же я такой.
Ни сигарет не надо, ни вина,
Себя чтоб на мгновенье одурить.
В природе повторяется весна,
А нашу никогда не повторить.
Что жизнь моя, когда тебя в ней нет?
Стою один. И вижу лишь одно:
Речная гладь. Круги сошли на нет.
Но у чёрных развалин стою.
У меня ни кола, ни двора.
На которой забыться пора,
И не помнить о прожитых днях,
В те края, где друзья и родня.
Сколько я не растратил любви.
Я приду, только ты позови.
Всё же стал я мудрей и сильней,
Знаю, песен не будет о ней.
Не смогу я измену простить.
По которым тебе не грустить.
Ведь на свете должно оно быть…
Тем, что буду до смерти любить.
Овраги. Балки. Город Балта.
К чему в подробности вдаваться!
А дождь до нитки промочил.
Зачем, дворняга, надрываться? –
Не укусить – какая пытка!
Я не хотел тебя дразнить,
Но не уйти мне от калитки –
И в эту дверь не позвонить.
Не знаю сам, по чьей вине…
Я не хотел былое трогать,
Весь город наш завьюжили огни,
Холодные рекламы на виду.
С открытого окна гляжу на них.
В квартире, будто осенью в саду,
Стоят такая тишь и пустота –
Они умеют душу захлестнуть.
Мне в эту ночь опять считать до ста
С единственным желанием: уснуть.
Бывает, волю надо бы в комок,
Как перед жёсткой дракой – кулаки.
Бывает, чувства надо б на замок,
Бывает, сердце надо бы в тиски
Зажать, чтоб от натуги – кисть бела…
И разумом пройтись, как наждаком.
И в горле застревает горький ком.
Зажги костёр – он понимает,
Ты возвращаешься из плена,
Скользнёт улыбка по губам.
Пусть, что горит – поговорит.
Не надо трогать, что горит.
Горит костёр. Дрова подброшу –
А тут опять на острый угол,
Гляжу – и глаз не оторву.
Перо и бумага таинственным зовом
Позвали – и напрочь отброшена вялость.
Грустит и смеётся затворник над словом,
И верит, что песня души состоялась.
Он верит. Живёт. И умрёт. И воскреснет.
Надежда на встречу. Тревога разлуки.
Субботник его переходит в воскресник
До опустошенья, до тягостной муки.
Но если ударится слово о слово,
И если взметнётся огонь из-под пепла,
Тогда встрепенётся, счастливый, и снова
Он рай променяет на вечное пекло.
Сидит в одиночестве, вовсе не схимник –
То в пьянку ударится, то отрезвеет,
В едином лице золотарь и алхимик.
Разбужена ночь, и рассвет розовеет.
Ему ли не знать результата исканий?
Ему ли не верить в свершение чуда?
Он знает, что нужен для Авеля Каин,
Он видит: Христа лобызает Иуда.
Заходится сердце от боли – и радо,
Что боль эта не поддаётся леченью.
Перо и бумага. За муки награда –
Я заберусь в глухие дебри,
Без хлеба буду, без воды,
Я буду есть сухие стебли,
Напьюсь я с ними медовухи
На свет их вытащу из топей
И бой смертельный поведу.
По жилам – яростные токи,
Не стану ни черствей, ни мельче,
И лишь без ласки человечьей
Мне, как без воздуха, не жить.
Наверное, нет дыма без огня,
Но знаю точно: есть огонь без дыма.
Крутило одиночество меня,
От Ямбурга крутило до Надыма.
Скрутило – не сломало, чёрт возьми.
И крик души не будет без ответа.
Стою сейчас я посреди зимы,
А по России и весна, и лето.
И я теплею сердцем и душой,
Пусть трын-травою зарастут невзгоды.
День надо мной весёлый и большой,
И радость жизни высветила всходы.
Меня трепали комарьё и гнус
У Ямбурга и в тундре у Надыма.
Такая жизнь, что птицей встрепенусь,
И всколыхнётся мой огонь без дыма.
Останется при мне на встречу вера…
А по щеке бездымная слеза –
Наверное, от северного ветра.
У берез сквозиночки свежи.
Где-то возле сердца и души.
Улыбнусь – и сердцу это надо,
А надежда – вечная награда,
Не горюю. Знаете, не признан
Отголосок счастья соловья…
Надо мною вечный ветер жизни.
Статью об авторе см. здесь