Евгения ТРОЯНСКАЯ, г. Энгельс
Не получилось, не срослось.
То боль, то смех... Туда-сюда,
И стонем мы, кричим... Молчим
Мы – разведенки. Вдовы мы.
Жизнь учит женщин выживать
Мы – дщери* низменных страстей
*ДЩЕРЬ – дочь. (церк.-книжн., ритор. устар., теперь ирон.)
Юрий САЙФУЛЛИН, пос. Алкино, г. Уфа
Все чаще в детстве бродит память,
Как будто бы в волшебном сне, –
И ничего не страшно мне...
Держу в руке я руку мамы,
Куда-то мы идем вдвоем...
И день с утра обычный самый
Соловушкой во мне поет...
В пути житейском будут ямы,
И светит солнышко в душе...
Сквозь лепестки и листьев замять,
И в памяти, и в мире снов
Держу в руке я руку мамы,
И словно я мальчишка вновь...
А час придет, шепну упрямо
"Держу в руке я руку мамы
И мне не страшно ничего..."
Елизавета КЛЕЙН, г. Санкт-Петербург
У неё по карманам – малюсенькие планеты.
Все похожи, но капельку разные – формой, цветом.
По ночам достает из кармашков, перебирает,
Всё разглядывает, где какие, с каких окраин.
Мама-папа ругаются: выброси, слушай, будет!
У тебя на планетах в грязи заведутся люди.
Ты смотри, перепачкала платье, опять всё в пятнах!
Папа с мамой – они ведь большие, им непонятно.
Как им, взрослым, хотя бы чуть-чуть донести понятия,
Что планеты гораздо, гораздо важнее платья!
А она их то поливает, то удобряет.
Ну конечно же, взрослые это не одобряют.
Потихоньку глядит по ночам в микроскопа линзы,
Всё надеется стать свидетелем новой жизни.
Если кто-то заходит в комнату – ловко прячет,
Иногда маскирует в игрушках, как будто мячики.
А смешинки и бабочки шепчутся в ней о чуде:
На зелёной планетке вчера народились люди...
Я скучала по людным местам,
по свободе среди чуждых улочек,
по окнам с приглушенным светом...
И собирала всю сумму ощущений
в один букет, очень пестрый букет
молчания. Подарить колкие цветы –
Мария ЗАХАРОВА, г. Королёв
В ноябре мы уходим прочь,
Закутавшись в пледы или меха.
В ноябре миром правит ночь, –
Пора сложить копья и лемеха.
Души дерев уходят вглубь,
Замирают в толстой рже древесин.
Я брожу средь них, ища суть
Осени, неба, любви и осин.
(я брожу совершенно один)
Галки баюкают лес на лету, –
Звон колыбельных на мили окрест.
Сбившись стаями, галки те ищут мечту:
Изобилие, лето и солнечный блеск.
(я теряюсь внизу, я почти что исчез)
Тишина опускается, словно асбест.
Материнской утробой чащоб я согрет
И смотрю на туман, обнимающий лес.
Он холодно-молочный, он створы небес.
Совершенно один, я духовно воскрес.
Очень часто в глаза мне плюют,
В морду бьют безо всяких прелюдий.
Я нашёл – хоть совсем не верблюд –
Душу близкую в старом «верблюде».
Тихо шаркая, этот «брутал»,
Супротив всех законов гражданских,
По московским задворкам плутал,
Но душой был в песках иорданских.
И бродил, будто выйдя в астрал,
Между шумных старух-иностранок,
Недобитый в Молдове подранок.
Боль – как будто пронзил самострел.
Но, махнув на неё, с отрешеньем
Он в застывшие лужи смотрел,
что мерцали его отраженьем.
Год прошедший верстал свой итог.
Брови выбелил холод витальный.
Под ногами хрустящий ледок.
Перезвон колокольцев хрустальный.
Дёргал верви незримый звонарь
Тьмы и света сакральных сплетений.
По брусчатке разбитый фонарь
Разгонял изменённые тени.
И при каждом неверном шажке
Шли они, колыхаясь горбато…
В эту ночь получил по башке
Вдохновением гений с Арбата.
А в пустынных, знойных странах,
Четверть века завершилось
Евгения НОСОВА, г. Белорецк
Словно спектакль окончен,
Андрей СЕНОВ, г. Санкт-Петербург
Прорвало во дворе у нас трубу.
Сварились в глубине кипящей ямы
Кусок забора, клумба, самокат,
И дом наш двадцатипятиэтажный
Над пропастью беспомощно повис.
А мы смотрели вниз на аварийку,
В тумане лишь оранжевый фонарик,
Мигающий о бренности людской.
Потом всё это спрятали в асфальт,
И выросли поверх забор и клумба.
Большими стали дети и живот.
Но каждый Новый Год, лишь только гляну
В окно на двадцать пятом этаже,
Так вижу за грохочущим салютом
Уже довольно близкий грузовик,
Что медленно везёт неотвратимый
Мигающий оранжевый фонарь.
Оставь у порога щиты и иди в ванную.
Смой с себя грязь, людскую слепоту,
Смой с себя все плохое, оставь лишь часть себя самую малую.
Девочка, не надо больше точить тебе клинья.
Не гони ты коня к берегам, не ищи золота там,
Не надо до блеска тереть валирийскую сталь.
Не гляди задумчиво вдаль,
Напои-ка лучше коня, ты не видишь как он устал?
Каждый вечер с доспехов стирать мокрой тряпкой следы от крови,
Каждый вечер ковать до потери сознания сабли свои.
Каждый вечер отчаянно ждать победы от тьмы,
Так снимай же оковы, дай наложить мне на раны твои чудо-швы.
Сколько битв у тебя за плечами.
Сколько раз умудрялась войну начинать без пуль и оружий,
Сколько в поле осталось убитых тобою и раненных,
С рубленой конечностью, да и
В легких слегка простуженных?
Девочка, ты больше не воин,
Ты сама над собой столько лет возносила мечи.
Притворяешься сильной и гордо глядящей вдаль,
Но слышала про истину, что,
Через три года признают свою вину все палачи?
Отпусти же дубовые двери.
Дай ключи подобрать к твоим сотням замкам, я прошу.
Для тебя, помнится, ад это вечная вечность.
Но и от этой вечности я тебя сберегу.
Моя милая, я тебе ванную наберу.
Орфография, пунктуация и прочие “фишки” авторов сохранены.