+12 °С
Дождь
Все новости
ПОЭЗИЯ
4 Декабря 2019, 20:30
Когда ты отодвинул рукою смерть
Нина ЗЛАКАЗОВА – замечательная поэтесса из Благовещенска, автор двух поэтических книг, в «Истоках» печатается не в первый раз. (пунктуация сохранена авторская)
Молчи и говори
на первом языке, на первом узелке –
не тяжело нести, не тянет руку,
слова не в тягость, кажется... но с кем
кто говорит, переходя на ругань?
и узелок на носовом платке:
запомнить, до чего доводит слово,
как молчалива речь воды в реке
и как болтлива — замолчит, и снова
не всяко слово речь: речёт изгиб
твоей руки и притяженье жеста,
но шаг в туман, и не видать ни зги,
и бессловесно пропадаем вместе
но речь всегда – река: на языке
речном и жестяном, на шестикрылом
молчи и говори, рука в руке
и – песней песнь, и – непереводимо
Крестоцветность
срывай лепестковое счастье –
и вялое, как торжество,
как хилый намёк на причастность,
губами исследуй его,
ищи пятицветье, разрушив
блаженный сиреневый сон,
впивай лепестковую душу –
из горлышка горечи сок,
каймы золотых полушарий,
двух карт несовместность навек,
и страны, куда мы бежали,
и сердца небьющийся бег
и левая — солнцу открыта —
горит половина груди,
и руки крест-накрест, и крылья,
и парусом воздух гудит
пространство всегда крестоцветно
следы оставляют в пыли
на выцветшем, еле заметном,
на тёмном просторе вдали
и кончики пальцев ленивых,
и перьев павлиньих черты,
и камень разбившие льдины,
и слабой сирени труды
К Лазарю
когда ты отодвинул рукою смерть,
прогнал её даже из города призраков –
её больше нет нигде, медленный смех,
квадратное колесо катится издали
апрельской ангельской трубы
зов-гул ...
воззванье неба к Лазарю
он там, где дальние пруды,
он встал давно – навек, не разово
у нас весна тут, Лазарь!
час за день,
ночь за явленье – не подсматривать,
как льнёт губами к красоте
кровь, позабыв чумную матрицу
он на запрудах воду льёт,
метелью ветки переломаны,
и застоялую, неровную
дорогу вытянет вперёд
один за всех –
восстанье новых жил...
откуда силы – да оттуда же –
пруд тайно мироточит лужами
до-шёл,
до-был,
до-знал,
до-жил
Дягиль
Цикута оплетает дом, затягивает стены,
подобная плющу и виноградным листьям –
ну чем не виноград! и та же сладость в ней,
и беспечалье дней, и забытьё надолго.
Не знаю, что забыть мне поскорее:
твою улыбку – в сторону, не мне,
калитку в сад, который где-то есть,
но до сих пор не найден, дом, крыльцо,
черёмуху в чернильных брызгах ягод
и белобрысое веснушчатое утро,
и всё, что я люблю и не люблю.
Мне нравится твоё названье – дягиль,
ты лекарем у всех четвероногих
и лошадиный друг, твоё призванье –
не омрачить, а вдаль раздвинуть дни.
Я так к тебе и относиться буду
и дом отдам в твоё распоряженье –
цикута знает цену временам.
Определитель Линнея
Линней, простой определитель
цветочных лепестковых душ,
неискушенный юный зритель
у белых яблонь на виду.
Юродство сельского набата,
не колокол гудит –
сирень
поёт и бьёт,
цветочный ладан
в союзе с воинством сирен.
Зрачки горячих глаз как стрелы,
цветёт мой сад,
горит погост –
черёмуховой дрожью серны,
сиреневым приливом звёзд.
Историк
Времён горбаты позвонки,
но где-то есть такие счёты,
одно движение руки
тысячелетье перещёлкнет.
На торжище времён – абак
с цветною ниткой, узелками,
агатом крупным – верный знак,
что век из вечности изъяли.
Ты шил соседство двух страниц,
ты кожу двух пространств умножил.
навек разъятое – сомкнись,
и здесь никто не вспомнит ножниц,
кто жил – живёт... не тронут день
ни тлением, ни расстояньем,
и, свежевыбрит, у дверей
стоишь с примятыми цветами.
На место вырванный фрагмент
вернётся, будто не был вынут,
и пляшет солнечная медь,
и занавес с небес откинут.
Башмачник
Насквозь, целиком –
до последней надломленной ветки,
оторванной пуговицы,
дырочек на сукне –
дерево
входит в печаль мою
башмачником бедным,
шьёт из обрезков куклу,
выставляет в окне.
Кукла смеётся, дерево машет руками,
смешно говорит неразборчивые слова: кому я живу, зачем,
вдоль линии горизонта протяжно плывёт лугами
к далёкой реке
и куклу несёт на плече.
Смеётся башмачник, раздвигает колючие травы –
осоку, репейник, мокрый куриный цвет,
печаль неподвижна, ей нечего делать в странах,
где нет башмачника и куклы его нет.
Счастье суконное, куда же ты улетело? –
не слышит, не отвечает и только смотрит из-под руки
Бог знает куда...
а что ещё можно делать
в городе, где больше не шьют башмаки.
Декабрьский переезд
Явился декабрь в перламутрово-сером обличье,
по-вороньи нахохлился,
резкие возгласы птичьи
разлетаются в воздухе – это осколки посуды
и после отъезда семьи соседские пересуды.
Там уляжется пыль, и присядет вокруг паутина
воспоминаний, ночей, бессонницей длинных.
Смахивать бесполезно – вспорхнет и осядет снова
пыльная бабочка слов,
пустая солома.
Что-то ещё есть:
пахнет вчерашнею жизнью,
дышит цветом и силой в противовес бессилью,
на штукатурке треснувшей
профиль ушедшего гостя...
к белому снегу, как к переезду, готовься.
Подснежники
Благодарю за ночь, которая приходит,
за белизну снегов, на небосводе
давно решенную, но отпускают нынче
её по меркам беличьим и птичьим.
Никем не тронутые белые дороги,
где не написано еще ни строчки,
нет стрелок и кружков, побед и поражений –
нет ничего еще, и мир почти весенний.
Так, с благодарностью за белый отсвет ночи,
за свежий запах, аромат цветочный
подснежников – охапкою внесли –
я спать ложусь
в густую плоть земли.
и будет право
И будет право на покой,
на белый сад,
на час воскресный,
на двух людей между собой,
не предназначенную встречным,
беседу – о снегах во сне...
они идут без сожаленья,
что жизнь, раздаренная всем,
по-птичьи сверху видит землю.
Квадраты укрощенных слов
в загонах, запертые туго,
рабочий скот... но это сон,
неточность замершего слуха.
Обман приходит заявить
о правоте, о притязаньях
на прошлое, но позови
меня, живи с открытыми глазами –
и я скажу: ты помнишь свет?..
нерукотворный знак покоя.
Снег наяву – как сон во сне,
напоминание простое.
Белая
река не спросит за постой, не взыщет за бельё и взгляды,
и вот – коровий водопой, за долгий жадный день награда,
за оводов сосущий гнёт и коромысло небосвода,
извечный ток воды вперёд – и дельтой смысла берег подан.
Разлейся, гладь ночных морей, неутолённой полных жажды,
приправлен берег солью дней и утверждён волною каждой.
Река, ты спрячешься в морях, вернёшься солью семижильной,
сердечной азбуки маяк, семижды семь прозрачных жизней.
Опять высокая вода и россыпи озёрных капель
по луговине: в травы там
врастают ноги бельских цапель.
Колёсный след
Счастье розового цвета промелькнёт на повороте,
переехал след колёсный чистый профиль, дальний свет.
Из бесчисленного списка не моих прекрасных родин
есть одна моя всего лишь — светит лампочка в избе.
Бревна выгорели ровно, седина – как на картине:
полустёртый ветхий старец князя в путь благословил,
слов ронял скупые капли, воск кипел и струги плыли,
жёлтым мёдом тают стены вниз на холмики могил.
А тележным экипажам шинный след не по сезону,
непонятной лишней ношей не по обуви нога.
Там за прудом дом, и небо светит пасмурно и сонно,
начинает домовито на ночь песенку слагать.
Одинокий пастух
Пахнет заводью влажной,
июньское пекло звенит,
отраженное водами многоголосое солнце
никуда не уходит с окутанной паром земли –
как большая корова, в лугах опалённых пасётся.
Хорошо ему здесь непривязанным, травы поют,
желтогрудые птички падают в гнёзда под вечер,
и на длинном, как ивовый прут, не подсохшем ещё поводу
рядом ходит пастух – из людей,
и поэтому вечен.
Эти запахи трав и реки, и далеких холмов,
и в дорожной пыли закипающих медленных капель.
Молоко розовеет, гонят стадо небесных коров,
и садится пастух на горячий от времени камень.
Слово
Где правит Сет, в обитель злого бога,
пойдёт лишь сумасшедший да изгнанник.
Песок и камень, и тому, кто трогал
до этого лишь гроздья виноградин
и губы целовал насмешницы любимой,
в отцовом доме жил под прочною защитой,
принять – пути, мол, неисповедимы –
дано ли?..
Божье слово – из гранита,
из плоти тел – прочнее не найти –
уже стоит, живое, на пути.
Беглые мурашки
такое только нынче и возможно:
пока раздумывает небо, город краток
и спешно обрывает разговоры,
боится пустяка – прогнозного навета –
и не намерен продолженья ждать
он действует: гоняет ветром пепел –
что не сгорело, тлеет на лету,
и человек ещё собой владеет, солидный,
неподверженный волненью –
и вдруг мальчишка, мячик, змей бумажный –
с кометным шлейфом мусора и пыли
но гулкие прерывистые капли, на голые коленки
бесстыдниц-барышень пугливо натыкаясь,
одни лишь знают цену ветру – знают,
надолго ли рассчитан сизый порох:
земля придержит пыль, и превращенье
предгрозовой кометы в дождь отменено!..
и каждый лист на место возвращая,
в ладонь сбирая беглые мурашки,
смеётся над собой насмешник май
Подготовил Алексей КРИВОШЕЕВ
Читайте нас:
© 2024 сайт газеты "Истоки". Все права защищены.
Газета «Истоки» (Республика Башкортостан, г. Уфа), информационно-публицистический еженедельник, выходит с января 1991г. Зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (РОСКОМНАДЗОР)УЧРЕДИТЕЛИ: агентство печати и СМИ РБ, РОО Союз писателей РБ, ГУП РБ ИД "Республика Башкортостан"
Главный редактор
Айдар Гайдарович ХУСАИНОВ
8-(347) 272-60-66
Заместитель главного редактора
Василий Артемович КОРОВКИН
Телефон
8-(347) 272-60-66
Эл. почта
Адрес
450079 Уфа, 50-летия Октября 13, этаж 7, каб. 714 и 719