Поправь очки со сломанною дужкой, расцвел цикорий, синева зовет.
Из подворотни пахнет свежей стружкой, там кто-то курит, плачет и поет.
В тумане зябком отсырели кровли, не разберу ни слова, хоть убей!
Взаимное доверье лечат болью, не в силах оправдаться перед ней.
Тревожат душу у кирпичной кладки – простывший день и краденый арбуз,
Догадываюсь – режут правду-матку, и нож достанут, что козырный туз.
А дальше будет курица от плахи бежать недолго и без головы.
Бродяжий дух, напомнивший о страхе, не вразумит хозяина, увы.
Цепочку пищевую понимая, кунжутным маслом пенится казан,
Событий и поступков связь прямая, навязчиво бросается в глаза.
Но в этом мире, созданном искусно, а дьяволу и в этом повезло,
Причастности мистическое чувство обманывает весело и зло.
Пронзительны родные захолустья, оправданное жизни естество.
Прими же с горькой, просветленной грустью неясное случайное родство.
Еще в руках бутылка с теплым пивом, и далеко оливковое дно,
Банально все окончится обрывом, а в нем и есть спасение одно.
Гляди сыновнею любовью на горизонт, где как налим,
Плывя, струи тугие ловит по нашей воле цеппелин.
Подставил смело ветру щеки над сонностью речных прохлад,
Несвоевременный – в итоге, несовершенный аппарат.
Скрипит фанерная гондола, где командор засел птенцом.
Он на какой парад в просторе летит серебряным яйцом?
Нам дерзновенья века любы, подвластен, мил лубковый сказ,
Играйте ангельские трубы, звени моторами каркас.
Канаты свесились под брюхом, как письмена из узелков,
Гордись страна небесным духом, путь властелинов – он таков!
Мы покоряем раз за разом простор, не осознав предел.
Мечтою в кубатурах газа, судьбой неповторимых дел.
Рассвет вдоль холода реки,
И дремлют в полусонной позе
Лишь нежность магниевой вспышкой
Стоишь с термометром под мышкой,
Любить, болеть – тебе решать.
Смотри в окно, ищи слова.
На леность предъявив права.
Грустят скамейки с птичьим шрифтом,
Пространство сумрачно разжав.
И ветер пользуется лифтом,
В подъезды шумно забежав.
Могущество нежного зренья,
Набраться ума и терпенья –
Со временем, мнимо разъятым,
Сугроб с совершенным накатом
И мокрый на нем снеговик.
Есть пауза, слово и знак,
Природа расщедрилась так.
Прими, полагаясь на риски,
И станет немыслимо близким,
А небо в молочном сморканье
Взойдет травы рубаха не по росту,
Знаменье свыше вновь придет за мной.
Упряма память – грубая короста,
Не совладать с ней, выкормыш земной.
Хватать губами воздух хрипловатый,
Прислушиваться к голосам страстей,
С кем хлеб делил, а грусть была расплатой,
Умножившая сущности вещей.
Все ждал ответа, не имея цели,
Господь, так торопливы дни твои!
Босому проходимцу знать, тебе ли,
Живительный, пьянящий ток крови?
Он будоражит, будит терпеливо,
И сон и явь – печали долгий взмах.
Призыв прилива и ответ отлива,
И в круге первом драгоценный страх.
Непостоянство кружит голову,
Дождем с утра укрыв края.
Вода мерцает в лужах оловом,
Вернувшись на круги своя.
Как в черно-белой фотографии
Контраст необходимо чист.
И мокрой шиной каллиграфию
Жизнь устает печали мерить
И толковать приметы. В путь –
Туда, где створчатые двери,
Запомни, в этот век железный,
Где распадаются в пределах,
Уходят в наважденье прочь,
Тобой и вечностью, без дела,
Пусть млечный путь нависнет кроной,
Над миром, что ужасно прост;
Где в вечности уединенной,
В захолустье образ спрятанный,
Цех сошел с ума перчаточный,
Где же песня величальная,
Что ни баба – то печальная,
Вот почет – доска плешивая
Ждут мужья на ужин вшивые
Трудодней бардачна разница,
Не того, а только дразнится,
Вводит, понимаешь, в грех.
Им бы неги, им бы мякоти,
Нет, идут в калошной слякоти.
Прямиком на Страшный суд.
Зло, цепко кадром разграничил
Под зонтиком – линялой крышей,
Выходит тень из серой ниши,
Надейся, что надолго, брат!
Мгновенье чиркнет в эпатаже,
В формат замкнется цифровой,
Створ распахнет печаль ее,
Нет в них любви ни к кому.
Ревность напутствий воздам,
Коль в подворотне – ограбь!
Так разгляди в круговерти
Жизнь никогда не скупится
Мнет растенья малое дитя.
Изнывая в первозданном зное,
Брошенные в марево земное
Наблюдай за малышом и робко
Леденцов душистую коробку,
Запах мира, сада красоту.
Тяжелых колес парохода боится речная волна.
Опомнись, какая погода? Природа разлукой больна!
Будь счастлив дорогой обратной, простерт в ней из прежних длиннот
За край невесомости ватной, изорванный отсвет забот.
Есть право на память о счастье. Глупа и коварно вольна,
В ответ кандалы на запястьях земная замкнет тишина.
Любить – это значит, до точки тяжелое время понять,
Найти тебя вне оболочки, фантомною болью обнять.
Одна белизна на палитре и утра туманного вид.
Минувшее явится в титрах и имя твое исключит.
И даже речные изломы моя повторяет судьба,
Я выйду из жизненной комы, которая слишком груба.
Прощальные отзвуки лета привиты свободой забот,
Под чашкой сыреет газета, последний плывет пароход.
Гудок, ощущение стресса, душа первозданно боса,
И дождик рябою завесой с пролеском сольет небеса.
Земля жирна, земля черна,
Дымок стоит с утра над пашней,
От жатвы отдохнув вчерашней.
Она – покой среди страстей,
И жаждой воли невозможной.
Светило с облачных шатров
Целует тракториста в темя.
Он, как дитя, глубоким сном
Спит на промасленном бушлате.
И вечность в воздухе пустом
Прощальные титры с экрана
И дерзко уйдет безвозвратно.
Щенячьи и детские страсти,
Прекрасна моя незнакомка,
Романов и связей предтеча,
Живем в этом воздухе грозном
Вокруг только раны и розы.
Гляди на стройку, значит, зорко, в оба бетонный цепко оценив каркас.
Незавершенность – глупая особа, но держится достойно, без прикрас.
Вот котлован, на самом дне смиренья, в нем техника грустит в параличе.
Татуировкой сизое прозренье у бригадира на крутом плече.
Противный карлик поселился в кране, лицо изображает смену мук.
Над будкой разбежавшейся охраны болтается пустой облезлый крюк.
Сквозняк проект упоминает всуе, капустную с купюр стряхнувши тлю.
В догадках скверных бытие рисует инвестора, надевшего петлю.
Застыл раствор, не пригодился опыт, обеденная скука, колбаса.
Рабочей смены своевольный ропот отправлен непечатно в небеса.
Замазкой зашпаклеван влажный запах, но он везде мистически проник.
Кобель, как день, стоит на задних лапах, непобедимо высунув язык.
Строителей заботы, будто выпас идей, что зодчий воплотить взалкал.
…Из времени любого можно выпасть, сказав, что Бог несчастного толкал.