Последний романтик атомоходов второго поколения. Часть двадцать седьмая

Глава 8

КОМАНДИР ПОДВОДНОЙ ЛОДКИ

Когда нашего командира В. Н. Ворошнина утвердили на обучение на специальных курсах Военно-морской академии, я в конце 1980 года был представлен в Военный совет Северного флота на утверждение в должности командира К-452. На Военном совете все прошло по плану, хотя и волнительно для меня. Возник вопрос об отсутствии в личном деле данных о моем отце. Мой ответ, что он давно проживает отдельно, информации о нем не имею и, скорее всего, он уже умер, не устроил членов Военного совета. Приняли решение рекомендовать меня к назначению после предоставления справки о смерти и месте захоронения отца. Срочно отправил телеграмму родственникам в Башкирию и вскоре получил заверенную копию справки.

Итак, Владимир Николаевич убыл, оставив мне в наследство замечательную, «лучшую на флоте» подводную лодку, прекрасный экипаж, бесценный багаж морской школы, свой почерк, благословение и перспективы, которые теперь уже зависели исключительно от меня самого.

Из отпуска я вернулся командиром родной подводной лодки К-452. Старшим помощником ранее был назначен капитан 3 ранга Н. Н. Буторин, но в мое отсутствие его почему-то срочно переназначили на другую подводную лодку. На его место назначили нашего помощника командира капитана 3 ранга В. К. Цыбулю (Впоследствии капитан 1 ранга, командир атомной ракетной подводной лодки Северного флота), с которым мы прошли две интереснейших боевые службы.

Естественно, с назначением командиром корабля сразу не становишься полноценным командиром. Если даже профессиональная подготовка, накопленный опыт и многое другое подводили тебя к этой ответственной должности, и ты сам к ней стремился, трудно переключить внутренний рубильник. Психологически ты еще старпом, требуется пройти непростой путь становления.

За годы службы на подводных лодках иногда все же случались моменты, когда я непроизвольно спрашивал себя, правильно ли выбрал флот, корабли, специальность, командную линию. Может, надо было постараться перейти на береговую должность и относительно спокойно дождаться заслуженной пенсии? Спрашивал — чего греха таить. Но такие мысли приходили редко и на короткий период. Какой бы сложной ни была подводная служба, мы уже прикипели к ней и не представляли жизни без нее.

Наверное, даже моя мама, которая с 1978 года постоянно проживала с нами на Севере и в Ленинграде, чувствовала, как непроста служба офицера-подводника. Она в свое время хотела, чтобы я поступил в Уфе в Сельскохозяйственный институт. А теперь посмотрит-посмотрит на мою постоянную занятость на берегу и длительные отсутствия, вздохнет и скажет:

— Остался бы в колхозе — был бы уже председателем.

В ее представлении это было высшее достижение. Последний приступ сомнений посетил меня, когда я находился на должности старшего помощника командира. Обычно на берегу спокойно занимаюсь своими обязанностями, как бы оставаясь за мощной спиной командира. Но у Владимира Николаевича тогда родилась дочь, он старался чаще бывать с семьей, к тому же периодически уходил в море старшим на борту на других подводных лодках, потом по плану послепоходовый отпуск. Длительное время пришлось мне отдуваться одному. Чувствую — измотался морально и физически. Попросил начальника медицинской службы Володю Емельяненко хотя бы дня на три положить меня в госпиталь. Но все его попытки отыскать у меня какой-нибудь недуг не имели успеха. Осмотрел, изучил последние анализы по медкнижке, сделал строгое лицо, как он умеет, и неторопливо изрек:

— Нет, Батыр Салимович, не могу направить тебя в госпиталь. Медицинских показаний нет.

В общем, «помог». Нашим судовым врачам только скальпелем работать. Зато подтвердил, что на мне можно дальше пахать и пахать… А вскоре упаднические настроения улетучились под шквалом текущих дел и новых вводных.

А в данный момент приняли корабль, начали эпопею по подготовке на боевую службу и параллельно мне предстояло «догонять» свой экипаж, то есть в море отрабатывать и представлять командованию все положенные морские элементы, для того чтобы командир корабля тоже соответствовал перволинейности.

Экипаж на лодке был такой, что к проверкам готовности корабля к боевой службе все соответствовало требованиям. К тому же огромную поддержку мне оказал недавно назначенный начальник штаба дивизии В. Ф. Бурлев, с которым мы служили еще на ПЛАРК К-429. Благодаря его ювелирному штабному планированию, а также личному руководству моим командирским становлением, мы даже в штормовой осенне-зимний период успешно провели все торпедные стрельбы и выполнили установленные по Курсу подготовки подводных лодок задачи.

Кстати, начальник политотдела дивизии капитан 1 ранга С. Н. Беляев (Впоследствии контр-адмирал, заместитель члена Военного совета Балтийского флота) при каждой встрече, в штабе дивизии или просто на улице, по-свойски хватал меня за рукав шинели и доверительно-просительным тоном обращался с монологом, видно, отработанным заранее:

— Батыр! Дружище! Не подведи. Отличный корабль, лучший в дивизии. Инициатор соцсоревнования. Мобилизуйте коммунистов. Традиции! Требования партии! Непременно оправдать доверие. Давайте торпедные стрельбы только на «отлично».

Уклончивые ответы в расчет не принимались. Он их просто не слышал:

— Станислав Николаевич, — говорю, — не все же зависит от меня. Море — это стихия, торпеды готовит ракетно-торпедная база, все может быть. Но я со своей стороны и мой экипаж обязательно постараемся.

Похоже, надоедливость начальника политотдела возымела действие — благодаря его руководящей роли удалось успешно провести положенные стрельбы.

 Продолжение следует…