Фрагменты из воспоминаний футуриста. Часть двадцать шестая

13

1930, июля, 12

Милый Эрик Федорович!

Уехали на месяц от прелестей летнего Нью-Йорка на берег спокойного залива и захватили сюда с собой перед отъездом полученный «Город Муз» и монографию о А. Н. Толстом. Обе книги Мария Никифоровна прочитала вслух во время работы кистью, и о первом вчера отправили в «Рус[ский] голос» довольно обстоятельную статью. Я, должен сознаться, незнаком с Вашим творчеством, читал только Ваши чисто специальные по истории живописи труды и теперь на лоне голубовато-серого океана постигаю иные грани творческой личности. Проза мне Ваша очень понравилась. Меня подкупает та любовь к литературе, к стихии творческой, которая так сильна в Вас.

Из книги «Город Муз» я почерпнул много интересных сведений, тем более для меня занятных, что кое-кого из цзерсон, выведенных Вами, мне случилось встретить в моей жизни. Между прочим, осенью 1909 года Издебский, скульптор, – ныне в Париже – развернул грандиозную выставку «Салон», для которой вагонами были получены картины из Европы, и на этой выставке Александра Александровна Экстер познакомила меня с Гумилевым, спешившим на пароход, идущий в Африку. Ваша книга после прочтения из куска живой жизни была превращена в натюрморт и ныне изображается мной вместе с букетом: на веранде нашей дачи.

Монографию о Толстом мы читали на рыболовной пристани, я писал столбом стоящие в небе вечернем облака и старые лодки, наполняющие древний залив. Мне пришла в голову мысль просить Вас когда-нибудь, если представится удобный случай и возможным для Вас, составить небольшую монографию, посвященную моему творчеству в области литературной. Я давно уже пишу пером, напечатал большое количество стихотворений, Маяковский упорно назвал меня своим учителем и этим неоспоримо признал во мне некую наличность, вначале влиявшую и оформившую его исключительное дарование, меня многократно бранили, но никогда никто не пытался еще определить для меня какое-то место в обширном словаре рус[ских] писателей, основываясь на вскользь брошенных любезных строках Ваших об «Энтелехизме», мне почему-то кажется, что для Вас приемлемо маленькое деловое предложение издат[ельства] Марии Никифоровны] Бурлюк. Ваш труд будет опубликован в названном издательстве, как только будет получен манускрипт. О гонораре сумеем сговориться. Когда окончатся каникулы (7 сен[тября]) и мы вернемся в город, то приведем в порядок балансы наших дружеских предыдущих счетов. Напишите, желательно ли Вам получить для распространения в Советском] Союзе сто экземпляров авторских – книги «Искусство Бурлюка», или же по каким-либо причинам Вы считаете это неудобным.

Наша выросшая через океан эпистолярная дружба радует меня, интересной деталью является факт, что мы никогда друг друга не видали и неизвестно, придется ли когда свидеться. Мы заинтересовались весьма книгой Вашей «Письма В. В. Розанова к Э. Ф. Голлербаху». Нельзя ли прислать ее. Осенью я по почте направлю на Ваш адрес два моих небольших холста в надежде, что Вы сумеете выставить их на каких-либо выставках в Ленинграде, подобным образом я в прошлом году принимал участие в Японии на «Никакай» и «Никва». Жаль, что в заключение этого письма мы не можем сделать для Вас возможным услышать шум атлантических волн, которые сейчас доносятся в песчаной дюне, устроившись на которой, мы вели с Вами беседу. Волны шумят во всем свете одинаково, но в различных местах по-иному нам слышится этот шум.

Давид Давидович Бурлюк с приветом. Мария Никифоровна шлет добрые пожелания.

14

1930, сент[ября], 8

Дорогой Эрик Федорович!

В ответ на Ваше согласие написать монографию о моем творчестве в области поэзии спешим с Марией Никифоровной выразить Вам нашу радость. Размером не стесняйтесь, если книга будет в два или три раза превосходить «Искусство», то это не послужит препятствием к ее напечатанью нами. Ваш авторский гонорар будет выплачен как брошюрами, так и посильным количеством дружественных долларов. В октябре месяце мы надеемся выплатить Вам также и за «Искусство», шестьдесят экземпляров которого (шесть пачек по десяти книг) Мария Никифоровна отправила по Вашему адресу неделю тому назад, остальные сорок книг Маруся отправит Вам завтра, мы сегодня уезжаем с дачи. Это письмецо пишем на фоне маленького живописного озерца, на берегу которого некоторые группы деревьев уже тронуты красками с палитры осени, шагнувшей и в наши места. Мы послали Вам по почте простой незастрахованной посылкой в подарок один из грубых моих реальных этюдов, получили ли Вы? Будет жаль, если эта живопись, сделанная на советском деревенском холсте, не дошла по назначению, найдя себе по дороге какого-либо любителя отечественной живописи.

Экслибрис, обещанный Вам два столетия назад, будет сделан.

Отчет о «Городе Муз» был нами написан и сдан хозяину газеты, но он его замариновал. На днях возьму его обратно и постараюсь провести через партийную газету «Новый мир», где я стал принимать участие в литерат[урном] отделе.

Мария Никифоровна очень интересуется вашим «семейным творчеством». Как Ваш сыночек, наши Додик и Никита плещутся рядом в озере, глубина которого достигает 40-ка футов.

Мы с Марией Никифоровной усиленно трудимся над книгой, посвященной воспоминаниям о Маяковском. Знакомы ли Вы с Островским Арсением Георгиевичем? Он давно уже перестал отвечать на письма, а между тем нас очень интересует печатавшийся им труд «Футуристы».

Со мной в «Рус[ском] голосе», строго просоветская газета, работает остзейский бывший барон Корф, окончивший училище правоведения, он знал Вашу фамилию в «Городе Муз».

Привет от Марии Никифоровны и меня.

Давид Давидович Бурлюк.

15

1930, сент[ября], 24

Дорогой Эрик Федорович.

Только что получили Вашу открытку. Вам высланы 80 экземпляров брошюры «Искусство Бурлюка», и высылаются сегодня еще 20 книг дополнительно. От души, товарищески приветствуем с Марией Никифоровной Вашу энергию выявить и показать современникам ценное, заслуживающее внимания в творчестве нашем. Нужно указать, что Бурлюка до сего времени, начав ругать еще 25 лет тому назад – продолжают, по инерции, с разгону поругивать в лучшем случае или же, в худшем, снисходительно замалчивать. Так не годится. Явления гораздо менее значительные в отечественной эстетике находят спокойную оценку. Явления равного порядка в той же Большой советской энциклопедии под пером Игоря Грабаря, опубликовавшего свое мнение в шестидесяти тысячах экземпляров, встречают дружескую поддержку (например, Бялыницкий-Бируля или Богаевский). Но лишь дело касается Бурлюка, где встречаются в шерсти занозы модернизма и рука, желающая академически приласкать, натыкается на них, – Грабарь с пеной у рта обрушивает на и без того шаткое основание моего эстетического существования в истории отечественного искусства глыбу компетентного мнения, способного все изломать и исковеркать.

Никак не удается мне пробиться к непосредственной связи с советским читателем. Знакомы ли Вы с Арсением Георгиевичем Островским? Он отредактировал и сдал в издательство «Академия» в Москве (книга была принята) том моих «Мемуаров», и что же: целый год прошел, и, по обыкновению, из книги сделали маринад. У меня на руках в рукописях: сборники стихов, пять романов, очерки путешествий, книги рассказов – все лежит неизданным, в первую очередь сами, благодаря Марии Никифоровне, ее трудам, мы публикуем вещи, которые могут нейтрализовать, хотя бы отчасти, вредное влияние замалчивания Грабарей «и компания».

Вам сейчас в ожидании Вашей рукописи, которую прошу убедительно окончательно, после «машины» внимательно прочесть – лично, потому что мы здесь будем печатать, точно придерживаясь при корректуре Вашего оригинала. Например, выражение «Дамская провинция» («Искусство Давида Бурлюка») – было в Вашем оригинале наряду с другими ляпсусами. Здесь очень часто трудно сообразить, так это или иначе. Имея Вами просмотренный оригинал, мы избежим досадных искажений Ваших замыслов.

Радуемся, благодарим. Ставим на счет. Сезон начинается, и наши дела должны поправиться. Я сделал много рисунков тушью с улиц Нью-Йорка. В каком журнале Вы могли <бы> поместить эти зарисовки, единственные в своем роде и для русского глаза совершенно новые? Дома бедноты, старые постройки. Я пришлю Вам несколько матерьяла и эти рисунки. Матерьяла описательного, о городе Нью-Йорке. Мне кажется, Вы могли бы поместить этот матерьял в каком-либо журнале. В случае, если будет какой-либо гонорар, то я готов пользоваться половиной. Переводить деньги за границу сюда – не нужно, ибо у нас есть счеты с Вами, во-первых, а во-вторых, у меня имеется родственница в Уфимской губернии, куда и может быть направлена при удаче моя часть.

Сообщите насчет этих рисунков. Сейчас посылаю Вам три фото. Может быть, они Вам как-либо пригодятся. В октябре-ноябре надеюсь написать портрет Мейерхольда, который ожидается с труппой сюда. Запросите, пожалуйста, «Жизнь искусства», хотя бы по телефону, – интересуются ли они иметь мои статьи об американском кино, советских фильмах и театре Мейерхольда в Соед. Шт.?

Жму Вашу руку товарищески к Вам. Мария Никифоровна кланяется Вам и Вашей супруге. Как здоровье малютки-сыночка?

Давид Давидович Бурлюк.

16

1930, ноября, 2

Дорогой Эрик Федорович

Ваше деликатное письмецо доставило сегодня утром искреннее удовольствие. Я, Мария Никифоровна и мои друзья были порадованы Вашим одобрением рисунков, сделанных «окурком». Кроме высланного Вам уже этюда, в ближайшие недели мы пошлем Вам несколько образцов моего рисования, раз оно способно доставлять Вам удовольствие. Ободренный Вашими похвалами, в настоящее время я ежедневно делаю рисунки голов мокрой тушью.

Относительно Ваших указаний касательно американских художественных изданий, то в ближайшее время также начнем понемногу Вам их посылать. С нетерпением ожидаем Вашей второй монографии о Давиде Бурлюке как о поэте. Я очень хотел бы, чтобы Вы отыскали.

Горьковский отзыв о футуристах, весна, 1915 год, в журнале, кажется, «Театр и искусство». Желательно было бы получение Вашей работы <в> возможно спешном порядке.

Мария Никифоровна шлет нежный привет Вашему «юному потомству». Поклон супруге, от которой мы имели одно письмо во время случившейся с Вами в прошлом болезни. Дружески жму Вам руку.

David Burliuk.

Мария Никифоровна напоминает мне об exlibris’e. (Совестно – примусь.) Статью о «Городе Муз» «Русск[ий] гол[ос]» вернул, была велика.

Продолжение следует…