Мое ТМУ. Часть сороковая

Я знал, что ребята порой так поступали. Сказал дежурному по нашей роте, что он остаётся за меня. Если же позвонит дежурный офицер, в тот день это был Кулларанд, пусть скажет, что я хожу по экипажу, проверяю качество приборки в ротах. Распорядившись таким образом, я спокойно отправился "на помойку", как у нас называли поход в баню.

Часа через полтора, в отличном настроении возвращаюсь в экипаж и застаю там некоторое смятение, все чем-то встревожены.

Оказалось, вскоре после моего ухода дневальный одной из рот водителей, первокурсник-эстонец, решил заменить перегоревшую лампочку в кубрике. Потолки в экипаже были высокие. Он притащил из баталерки стол, поставил на него четыре банки (табуретки), сверху на них ещё одну и полез на эту египетскую пирамиду, но потерял равновесие и грохнулся вниз. По пути он ударился спиной о спинку кровати. Встать сам не мог. Ребята вызвали скорую, минут тридцать тому назад она его увезла.

Я спросил, в какую больницу его повезли, они не знают. Известили ли дежурного офицера? Нет.

– Вот и сходил в баньку, – подумал я.

Позвонил Кулларанду, сообщил о происшествии.

– Почему так поздно доложили мне? – спросил Кулларанд.

– Замешкались со всеми этими делами.

– Какой предварительный диагноз, в какую больницу его положили?

– Не выяснили.

– Добро, я узнаю сам, – сказал Кулларанд. Потом, помолчав, добавил: – Филимонов, я ожидал от вас большей распорядительности.

Мне пришлось молча проглотить пилюлю. Не мог же я сказать ему, что сбегал из наряда в баню. Это было бы ЧП, за которое я вылетел бы из списка заступающих в наряд дежурным по экипажу, да и гальюн после отбоя замучился бы чистить.

К счастью, у парня серьёзных травм не оказалось, через пару дней его выписали, но я для себя из этого случая выводы сделал. Помню о нем и сейчас, почти пятьдесят лет спустя.

В эти же дни произошло ЧП в группе механиков второго курса. У них, в течение длительного времени, периодически случались кражи. У ребят пропадали деньги. У матросской формы есть один недостаток: в летнее время, когда ходишь в суконке или в форменке, карманы имеются только в брюках. В них лежит и курсантский билет, и носовой платок. Поэтому, получив стипендию, ребята обычно клали деньги в ящик стола в классе, оставляя при себе какую–нибудь незначительную сумму. Днём в классе всегда находится народ. Вечером, когда личный состав переходит в экипаж, минут на двадцать – тридцать остаётся дежурный, который производит приборку, после чего запирает класс и ключ вешается на доску у КПП. Без ведома помдежа его никто взять не может.

Кражи в группе поначалу совершались редко, потом, видя безнаказанность, вор обнаглел. Стоило только оставить деньги в столе, как они вскоре пропадали. Это повлияло и на климат в группе: ребята стали какие–то дёрганные, с подозрением начали смотреть друг на друга. В конце концов, сложилась инициативная группа, члены которой поставили себе целью разобраться с этим вопросом.

Уж не помню, обращались ли они за помощью к милиции, но вора им удалось вычислить. Им оказался питерец по фамилии Яковлев. Это был невысокий, белобрысый, довольно общительный парень.

Группа потребовала исключить его из училища. Помню, что вопрос решал Симоненко, Аносов был то ли в отпуске, то ли в командировке. Яковлеву удалось разжалобить Анатолия Степановича. Он плакал, говорил, что из многодетной семьи, отец погиб на фронте, сами они пережили блокаду. Симоненко то ли забыл старую русскую пословицу о коне леченом, воре прощённом, то ли поддался на убалтывание Яковлева.

В общем, вышел приказ: Яковлев подвергался всевозможным репрессиям местного значения, но в училище его оставили. Ребята же из его группы, в отличие от Симоненко, Яковлева не простили. Вскоре ночью ему устроили тёмную, после чего он попал в лазарет. Там он, не поднимаясь с койки, написал рапорт с просьбой об отчислении из училища. У нас все ребята одобрили действия группы.

Как-то кто-то из наших ребят сообщил нам интересную новость: он только что видел майора Кулларанда, стоящим перед одним из огромных зеркал у входа в актовый зал, и подкрашивающим черным карандашом свои белобрысые усы. Учитывая, что на последних вечерах майор появлялся в обществе стройной блондинки лет тридцати, мы пришли к выводу, что дело серьёзное. Судя по всему, наш старый холостяк Кулларанд решил связать себя узами брака.

Действительно, вскоре на руке у майора было замечено обручальное кольцо. Теперь вечерами он уже не наведывался в роту, если не был дежурным офицером.

Учиться нам оставалось несколько месяцев, и вся атмосфера была насыщена ожиданием скорых перемен. С Риммером мы закончили изучение теоретической части выполнения легководолазных работ и методов использования АСИ (аварийно-спасательного имущества) в борьбе за живучесть корабля. Теперь нам предстояли тренировки на корабле живучести. Помню, первую лекцию по водолазному делу Риммер, в духе сороковых – пятидесятых годов, когда говорилось о приоритете всего советского, в крайнем случае, русского, начал со слов:

– Издавна на Руси водились "водолазные люди".

Помню, я механически записал эту фразу, а потом, на самоподготовке, читая конспект, задумался, а что, собственно, делали на Руси эти "водолазные люди". Понятно, Англия – там был флот, нужно было осматривать днища кораблей, были доки, нужно было ремонтировать ворота доков, были причалы, водолазам и с ними хватало работ. А на Руси до Петра Первого ничего этого не было и "водолазным людям" совершенно нечего было делать под водой, разве только за девками да бабами подглядывать во время купаний.

Конечно, с Риммером я своими сомнениями, на всякий случай, не поделился, но понял, что это было из серии "Россия – родина слонов". Но возвращаюсь к тому, как "водолазными людьми" готовились стать мы.

Корабль живучести "Аракс" стоял на одном из морских заводов. Это был трофейный немецкий эсминец, выведенный из состава боевых сил флота. На нем были оборудованы бассейны для тренировок легководолазов и отсеки, для проведения учений по борьбе за живучесть. В переборках и трубопроводах в этих отсеках были искусственно выполнены пробоины, в которые могла подаваться вода. Необходимо было заделывать их с использованием находящегося здесь же АСИ.

Помню, порадовал нас Лёшка Клыков. Получив задание отпилить кольцо, он погрузился с ножовкой и исчез. В связи с тем, что стенки и дно у бассейна были металлические, вода казалась темной, и погрузившегося человека видно не было. Прошло минут пять, слышно, что Лёшка пилит, но пора бы ему уже и подниматься. Мы все погружались со спасательным концом, который страховал кто-то из ребят наверху. Риммер говорит, спросите, как он себя чувствует – это один раз дёрнуть за конец, в ответ Лёха тоже дёрнул один раз: все нормально. Проходит ещё несколько минут, Лёшка не появляется.

Тут мичман-водолаз, обеспечивающий наши спуски, говорит:

– Ребята, погрузитесь кто-нибудь, посмотрите, что он там делает, а то как бы он нам весь корабль пополам не распилил.

Парень нырнул, всплывает, хохочет. Оказалось, Лешка пытается отпилить кольцо от огромной трубы, по которой вода подаётся на заполнение бассейна. Ему там до вечера работы хватило бы. Используя страховочный конец, упирающегося Леху извлекли из воды.

За живучесть мы боролись так: трое или четверо человек, одетых в гидрокомбинезоны, заходили в отсек. Мичман, заведующий установкой, открывал задвижку и из одной из "пробоин" начинала хлестать забортная вода. Используя АСИ, мы рано или поздно заделывали "пробоину". Так как гидрокомбинезоны от долгой эксплуатации были только относительно гидроизолирующими, те, кто дольше возились, выходили из отсека более мокрыми. Не знаю, можно ли это назвать материальным стимулом, но все пытались заделать пробоину как можно быстрее.

Под руководством капитана 3 ранга Кирьянова мы изучали 37-миллиметровый зенитный автомат 70К. Слушать Александра Ивановича было одно удовольствие. Перлов всевозможных он выдавал множество, жалко, почти ничего не сохранилось в памяти.

Помню, как он объяснял нам действия наводчиков в бою. У зенитки два наводчика: горизонтальной и вертикальной наводки. Поймав цель в коллиматоры, наводчик нажимает на педаль открытия огня, но стрельба идёт только тогда, когда нажимают оба наводчика одновременно. Кроме того, среди орудийной прислуги имеется установщик курса, который вводит поправки на курс, скорость и угол пикирования или кабрирования самолёта, отклоняя коллиматоры от линии ствола таким образом, чтобы, когда наводчики видят цель в коллиматорах, ствол смотрит в ту точку, где будет самолёт, когда до него долетит снаряд. Александр Иванович комментировал нам то, что происходит после введения поправок и потери наводчиками цели так:

– Возмущённые таким неслыханным безобразием, наводчики с удвоенной энергией начинают вращать приводы наводки, пытаясь скорее найти предательски уведённую от них цель. Дальнейшее изучение 70К шло в таком же духе. Капитана 3 ранга Кирьянова почти всегда можно было найти в компании капитана 2 ранга Бака.

Кирьянов и Бак были почти одновременно переведены в наше училище в 1957 году. Квартиры они получили не сразу, какое-то время жили вместе в гостинице, что, наверное, и способствовало возникновению между ними дружбы, над которой подшучивали в училище. Бывало, на первом курсе стоишь дневальным на КПП, не торопясь, проходит тучный Бак.

Козырнув в ответ на твоё приветствие, произносит слегка гнусавым голосом:

– Будет выходить Кирьянов, передайте, что жду его в "Астории" (ресторан рядом с училищем).

Через несколько минут на КПП влетает невысокий, худощавый, стремительный в движениях Кирьянов. Голос у него был хрипловатый и прежде, чем что-то сказать, он слегка откашливался:

– Кхм, кхм, Бак не проходил?

– Так точно, прошёл, приказал передать, что ждёт вас в "Астории".

– Добро, – произносит Кирьянов на бегу, устремляясь к "Астории".

Кстати, к Баку я на первом курсе с началом занятий был назначен оповестителем. Тогда большинство жителей Таллина, как и других городов СССР, не имели телефонов в квартирах. Поэтому в ТМУ первокурсников закрепляли каждого за определённым офицером или преподавателем.

В случае какого-то ЧП или тревоги в нерабочее время, мы должны были бежать к ним на квартиру и оповещать их о событии. Нам раздали адреса наших "подопечных" и Кулларанд сказал, что в личное время мы должны будем выйти в город и пройти по этим адресам, чтобы знать, кто где живёт. Поскольку это было в начале октября, а официальное увольнение нам светило только после 7 ноября, мы с энтузиазмом отнеслись к легальной возможности лишний раз вырваться на время из стен родного училища. Очень быстро я нашёл квартиру Бака, после чего успел ещё на пару часов заскочить к маме. Через несколько дней я снова попросил у Кулларанда разрешения выйти в город, чтобы найти местожительство моего оповещаемого.

– Филимонов, вы же уже ходили искать квартиру капитана второго ранга Бака.

– Я в тот раз не нашёл.

– Хорошо, идите. Но если вы ещё раз подойдёте ко мне с такой же просьбой, вместо города вы после отбоя пойдёте драить гальюн. Имейте это в виду.

Я заверил Кулларанда, что на этот раз найду местожительство Бака обязательно и больше к нему не обращусь.

– Я тоже почему-то в этом уверен – ответил Кулларанд.

Выйдя за КПП, я сразу поехал к маме.