В это время в Таллине свирепствовала первая волна вирусного гриппа, получившего название "Гонконг", поскольку он пришёл якобы из Азии. Вскоре им заболел брат Додка, а вслед за ним и я. Болели тяжело. Пару дней температура держалась выше 41С. Мы лежали пластом. Более или менее придя в себя после болезни, я пошёл подавать документы в училище. Уговаривал подать вместе со мной документы и Додку. Он в этом году окончил школу, но сказал, что не готовился к экзаменам и не видит смысла поступать. Кроме того, после гриппа у него нашли какие-то остаточные явления в лёгких, ему все равно не пройти медкомиссию и т. д. Короче говоря, поступать он не стал.
Написал заявление с просьбой принять меня на судомеханическое отделение. Теперь мне предстояло пройти медицинскую комиссию, сдать экзамены и, если я набирал проходной балл, пройти мандатную комиссию.
Пошёл на медкомиссию. Терапевт посмотрел на меня с сочувствием и поинтересовался, почему я такой худой. Я ответил, что только что перенёс грипп. Он понимающе кивнул головой. Несколько неуверенно чувствовал себя после вращения на стуле, где проверяли мой вестибулярный аппарат, но врач написал: "Годен". Прошёл и остальных врачей.
Пожилой преподаватель, седой, с тремя нашивками на рукавах флотского кителя, спросил меня по билету, задал пару дополнительных вопросов. Потом достал мою письменную работу и спросил, почему я написал, что одна из задач не имеет решения. Я ответил, что в результате вычислений у меня получилось отрицательное число, которое, по условиям задачи, я должен был прологарифмировать, а при положительном основании отрицательные числа не имеют логарифмов. Он указал мне, где я ошибся в вычислениях. Потом поставил на листке письменной работы оценку – четыре, за устный ответ – пять. Спросил, что я получил за сочинение. Я ответил.
– Ну что ж, встретимся, когда вы будете курсантом, я буду преподавать вам высшую математику и ещё пару предметов.
Несмотря на оптимистичные слова математика, я все же с чувством некоторого мандража ждал решения приёмной комиссии. Списки набравших проходной балл должны были быть вывешены через несколько дней. Можно понять мою радость, когда я увидел свою фамилию в числе прошедших в училище по конкурсу. Теперь предстояло пройти мандатную комиссию. В общем, это была формальность. Я не помню, чтобы мандатная комиссия отсеяла кого-нибудь.
В назначенный день все мы, ожидавшие последнего этапа в приёмной эпопее, собрались перед кабинетом начальника училища. Подошла моя очередь. В просторном кабинете за большим столом сидел пожилой седовласый мужчина в чёрной флотской тужурке с широкой нашивкой на рукавах. Я уже знал, что это начальник училища Колос. Рядом сидели ещё несколько человек в морской форме. Задали три-пять вопросов обо мне, о родителях. Под конец Колос сказал, что москвичи в училище обычно учатся неплохо, но у них хромает дисциплина. Могу ли я обещать, что ко мне не будет претензий. Я сказал, что постараюсь.
Меня поздравили с зачислением в Таллиннское мореходное училище.
Я шёл по просторному коридору училища, спускался по широкой мраморной лестнице. Большой вестибюль со знаменем училища, с надраенной до солнечного блеска рындой у входной двери.
Мне предстояло здесь учиться в течение трёх ближайших лет.
В двадцать один год – это кажется чуть ли не вечностью. Мимо проходили курсанты – подтянутые, в красивой форме, скоро и я буду одним из них. На душе было легко. Будущее казалось ясным и светлым. В училище мне предстояло явиться 31 августа с документами и подстриженным наголо.
Дома мы слегка обмыли моё поступление, прислал телеграмму папа, он был откомандирован на несколько лет под Свердловск. Мама была довольна, что я поступил в мореходное училище. Она всегда гордилась своими предками, моряками Истомиными, и была рада, что я продолжу семейную традицию. У меня было дней десять свободного времени. В Москве делать было нечего, я остался в Таллине.
30-го августа я сходил в парикмахерскую, где с грустью расстался с шевелюрой. Утром 31 августа мы, новоиспечённые курсанты, собрались во дворе училища. Во время прохождения медкомиссии и экзаменов я успел познакомиться с некоторыми ребятами, но сейчас, когда у всех головы были лишены естественной растительности, почти никого не узнавал. Все стали похожи друг на друга стрижеными головами и оттопыренными ушами. Узнал только Петра Горюнова – он был в матросской форме – и двоих ребят, музыкальных воспитанников одной из воинских частей Бреста – по солдатской форме: Толика Маликова и Колю Морданенко.
К нам вышли несколько офицеров, один из них, капитан, был в защитной армейской форме. Нам приказали разделиться по специальностям: механики справа, судоводители – слева. Капитан оказался командиром нашей – первой роты. У судоводителей – вторая рота, ею командует капитан-лейтенант Кангро.
В отличие от другого офицера, который позже командовал нашей ротой и носил не очень почтенное прозвище – Утёнок, страсти к прихватыванию курсантов у Кулларанда замечено не было. Даже больше, иногда, узнав о некоторых "выступлениях" кого-нибудь из ребят, он наказывал своей властью, но не бежал докладывать об этом начальнику училища или начальнику ОРСО, да и в "Карточку взысканий и поощрений" не всегда заносил. Позже капитан рассказывал, что отступал из Таллина с частями Красной Армии в августе 1941-го года, прошёл всю войну в эстонской дивизии.
Теперь в Эстонии эстонцев, воевавших с немцами в рядах Красной Армии, считают чуть ли не предателями. Но единственный эстонец, которого знал весь мир – Георг Отс, тоже с 1941 по 1945 год, был советским офицером. Однако, я забежал вперёд.
Нам приказали построиться поротно в две шеренги, отдельно эстонским и русским группам. Капитан руководил построением.
Внезапно он возвысил голос:
– Рота, смирно! Слушай приказ: сейчас идём в санпропускник, потом получаем форму. В 12:00 – обед, после обеда – построение во дворе.
После санпропускника нас облачили в морскую форму, правда, пока только рабочую. Каждый из нас получил робу: хлопчатобумажные синие брюки и голландку, а также тельник, ремень с бляхой, на которой, в отличие от военно-морской, был только якорь, без звезды, гюйс – знаменитый флотский синий воротник с тремя полосками, рабочие ботинки – ГД (сокращённо от "говнодавы") и бескозырку без ленточек. Мы облачились во все это великолепие и окончательно перестали узнавать друг друга. Все казались на одно лицо. Роба на нас топорщилась, бескозырки при резком повороте головы, вращались на стриженых головах.
Уже в форме отправились на обед. Столовая была заставлена длинными столами. На каждом стоял бачек с супом на 10 человек, хлеб, компот.
– Разобраться по 10 человек, без команды не садиться. Запомните, кто где сидит. За этими столами вы будете сидеть два года. Вставать из-за стола только по команде. Кто не успеет поесть, пусть пеняет на себя.
Обед был хороший: салат, суп, второе, компот. После обеда команда:
– Встать, выходи строиться!
Строимся во дворе, отдельно эстонская группа, она носит название "1а с/м" и мы – "1б с/м". Цифра "1" означает первый курс, "с/м" – судомеханическое отделение, индекс "а" имели эстонские группы, "б" – русские.
Командиры рот стараются, насколько это возможно, выровнять строй.
– Сейчас к вам выйдет начальник Оргстроевого отдела (ОРСО) училища подполковник Новицкий. Когда он поздоровается с вами, отвечать: "Здравия желаем, товарищ подполковник!"
Ну-ка, давайте попробуем:
– Здравствуйте, товарищи курсанты!
Мы в ответ проорали что-то невразумительное.
– Плохо, давайте ещё раз.
Где-то после пятого раза он удручённо махнул рукой. Тут появился подполковник, высокий плотный мужчина в морской форме. Капитан вытянулся и, казалось, стал выше ростом.
– Рота, равняйсь! Смирно! Равнение на... средину!
Он чётко повернулся через левое плечо и, прижав левую руку к бедру, а правую держа у козырька, печатая шаг армейскими сапогами, направился к Новицкому, который встал по стойке смирно и взял под козырёк.
– Товарищ подполковник! По вашему приказанию первая рота нового набора построена. Командир роты капитан Кулларанд!
Вслед за ним доложил Новицкому капитан-лейтенант Кангро, выполнив это по-флотски более легко и непринуждённо. Новицкий сделал несколько шагов в нашу сторону и снова взял под козырёк:
– Здравствуйте, товарищи курсанты!
Мы кое-как ответили. Последовала команда:
Новицкий произнёс небольшую речь. Содержание ее сводилось к следующему:
– Вы теперь курсанты Таллиннского мореходного училища. В училище действует строгий распорядок дня, который вы должны неукоснительно соблюдать. Всякое нарушение дисциплины будет строго пресекаться. Вплоть до исключения из училища. Приказ начальника – закон для подчинённого. По всем вопросам обращаться к командиру роты. И т. д.
Я потому так подробно рассказал об этом первом построении, потому что позже построения по разным поводам происходили по нескольку раз на дню: построение на зарядку, построение на переход в училище, построение на утреннюю поверку, построение на завтрак и так до самого последнего построения: на переход в экипаж.
Со временем мы и строились в течение нескольких секунд, и равнение держали, и отвечали на приветствия чётко.
А за прохождение на парадах училище получало благодарности. В конце концов, из нас сделали неплохих строевиков, но на это потребовалось время.