Евразийская ментальность творчества Льва Толстого

Сочувствие гения к башкирскому народу не случайно… Великий русский писатель, граф Лев Николаевич Толстой впервые приехал в башкирские степи, по совету врача, «на кумыс». С 1862 по 1883 год Лев Толстой проводил отдых среди башкир более десяти раз. Бывал он на Таналыке, на реке Моче, левом притоке Волги, где кочевали башкирские роды.

Первый раз, в мае 1862 года, он находился в башкирском кочевье на речке Каралык, в 130 верстах от Самары. «Башкиры с ним вскоре так сблизились, что всякий, встречаясь с ним, с радостью улыбался и кланялся ему», – пишет сопровождавший его ученик яснополянской школы В. Морозов.

Через девять лет, в июне 1871 года, Лев Николаевич снова приехал в эти места. Башкиры его узнали, приняли радостно. Ишбулды Сафин вспоминал потом: «Бывало, начну играть на курае башкирские мелодии, протяжные и плясовые. Лев Николаевич с увлечением слушает и начинает расспрашивать, что это за мелодии, по случаю чего созданы, кто сочинил. Например, когда я исполнял плясовую башкирскую мелодию, он спрашивал, почему эта мелодия имеет русское название». Толстой умел разговаривать и с аксакалами, и с молодыми башкирами. Играл в башкирские игры, любил бороться. В голодные 1873 и 1874 годы Лев Толстой помогал башкирам, устраивал для голодающих крестьян столовые.

Знакомство с бытом и фольклором башкир, впечатления, накопленные во время отдыха в башкирских степях, помогли писателю создать рассказы «Ильяс», «Много ли человеку земли нужно».

У Толстого мы встречаем различные уровни духовного строя и ментальности, их структурные компоненты, включающие в свой состав семь измерений. У него в полной мере раскрывается иерархическая структура духовного строя.

Сущность духовного строя Толстого составляют мировоззрение, мировосприятие, мироощущение и мироосвоение. Выделены такие структурообразующие категории духовного строя, как национальный характер, «картина мира», национальная идея, пласты мифологического и религиозного сознания, коллективного бессознательного, национальной идентификации. В творчестве Льва Николаевича оконтуриваются понятия ядра духовного строя и ментальности, их стиля и символики, которые детерминируют их структуру. Ядро духовного строя и ментальности имеет функцию обобщения, интегрирования, управления. Оно очень устойчиво, контактно, максимально стабильно и является системообразующим фактором системы. Ядро создает генетический код культуры, отличие одной культуры от другой, определяет способы реагирования на инновации, обеспечивает адаптационные механизмы. Особое место в ядре духовного строя и ментальности занимает ценностно-смысловой геном сознания народа, определяющий способы и направленность его мышления, оценок и переживаний.

Значительное внимание в творчестве Льва Николаевича уделяется анализу национального и этнического духовных строев, проясняются их содержание, структурные компоненты, сущностные черты их проявления. Вообще надо отметить, что в России на смену понятия «национальный характер», которое широко разрабатывалось с конца XIX века, пришла категория «национального духовного строя». Его определяют как присущую определенной национальной общности совокупность стабильных рациональных и иррациональных особенностей коллективных представлений о себе и окружающем мире, специфический склад мышления и чувств, ценностных ориентаций и поведенческих установок.

Этнический же духовный строй опирается на представления об общности происхождения народа и его исторических судеб, участия в исторических событиях, на связь с языком и «почвой». Он консервативен, ему чужды какие-либо перемены или новшества, тогда как национальный духовный строй полон движения и известного изменения. Этнический духовный строй близок к природно-биологическим истокам. Он определяет самосознание народа и является источником его самоорганизации, обеспечения его выживаемости.

В творчестве Льва Николаевича обстоятельно исследуются закономерные особенности самобытного русского духовного строя в сравнении с западным духовным строем. Выясняется понятие самобытности как жизненного ядра культуры и духовного строя, динамичный принцип, через который общество, опираясь на свое прошлое, черпает силы в своих потенциальных возможностях и осваивает внешние достижения, отвечающие его потребностям. Подчеркивается, что русский духовный строй обнаруживает себя на «рубеже» Запада и Востока, католичества, протестантизма и православия. Поэтому он проявляется в противодействии и взаимодействии одновременно.

Особенности русского духовного строя, по Толстому, были заложены православием, которое современные русофобы считают главным препятствием возникновения цивилизационного порядка – трудовой этики и правового сознания. Именно это роднит русский и башкирский народы.

У Толстого делается вывод о том, что православие сыграло для русского духовного строя роль духовного стержня, придало внутреннюю определенность душевному потенциалу русской нации, было и остается важнейшим социокультурным механизмом утверждения единства российской цивилизации, национальной идентификации русских. Православие создало стабильность, органичное взаимодействие ментальных структур, устойчивость, долговечность культурных традиций и сохранение преемственности социальных структур.

Модель русского космоса в описании русской души Толстым состоит из двух зон – небесной, сакральной и дьявольской, низменной. А сфера человеческой жизни, в отличие от западного трехзвенного понимания космоса, оказывается в зоне низменного, дьявольского. Отсюда фундаментальная незавершенность русской культуры и русского духовного строя, отраженная Львом Николаевичем. Сильна и синергетическая, исихатская традиция в русском духовном строе. Если для европейского духовного строя характерна идея меры, то у нас мера – безмерность.

При анализе такой самобытной черты русского духовного строя, как эсхатологизм, Толстым всегда дается критика одномерного понимания «мироотречной традиции». У Толстого подчеркивается, что эсхатологизм русского духовного строя консервативен, очень устойчив, но создают его стабильность и направленность на преображение мира и человека. Он выражается в нацеленности на будущее, в особом восприятии понятий «страшного суда», «греха», «покаяния». Для русской эсхатологии характерна идея общего, соборного, а не индивидуального спасения. Это – конец этого мира, мира неправды и уродства, и начало нового мира, мира правды и красоты.

В творчестве Льва Николаевича рассматриваются также такие самобытные особенности русского духовного строя, как мессианизм, иррациональность и антипрактичность, диалогизм, нестяжательность, «синтетизм», дуализм, тяготение к крайностям. Общепризнанны нерасположенность русского духа к рационалистическим системам Запада, презрение к чисто теоретическим, умозрительным построениям, не имеющим никакого отношения к практической и нравственной жизни. Иррациональный духовный строй воспринимает информацию в форме нерасчлененного образа, отсюда образность, целостность восприятия, единство всех его противоречивых сторон. Русский живет сердцем и воображением, в отличие от европейца, который движется волей и рассудком. Поэтому русский духовный строй отличается синтетичностью мышления, а целостное восприятие мира порождает способность русских выбирать то, что имеет смысл и значение, и находить выход, который является примирением непримиримого.

Экзистенциальное отношение к миру препятствует торжеству рациональности. Российскому духовному строю соответствует больше рациональность по ценности, чем рациональность по цели. Русская душа берет на себя бремя мировой ответственности, ей чужда идея о том, что добро и добродетель должны служить стяжению земных благ. Поэтому Л. Толстой указывал на нестяжательность русской цивилизации как определяющий ее ценностный вектор. Центральная идея русского духовного строя – это идея преображения человека и мира. Инстинкт нестяжательства заложен у русских на уровне национального характера.

Каковы же характерные черты ментальности русской истории у Толстого? Прежде всего, она нацелена на нравственное измерение исторических процессов и явлений, недопустимость морального нигилизма к историческому прошлому. Акцент делается на ценностно-смысловое понимание истории. Наиболее характерными чертами российской ментальности являются православие, самодержавная форма государственной власти, коллективная ментальность, очень незначительный объем экономической свободы, подчинение общества государству.

В творчестве Льва Николаевича анализируются западная и русская ментальные модели мироосвоения и хозяйствования. Подчеркивается, что мироосвоение характеризует исторически сложившиеся функции народа, прагматику его поведения. Делается вывод о том, что экономическая сфера общества пронизана духовностью, давая импульс и определяя развитие всей системы «природа – культура – общество». Мироосвоение носит интегральный характер.

Модель хозяйствования западного духовного строя носит рациональную основу и базируется на стремлении субъекта к достижению прибыли и ее максимизации. Протестантизм требовал особой психологии отношения к богатству как самоцели. Предпринимательство было возведено в ранг общезначимой этической проблемы, возникло религиозно-освещенное отношение к наживе, а стремление к обогащению рассматривалось как дело благоугодное.

В экономическом опыте России доминировал не экономический интерес, а сложившаяся моральная экономика, которая главной своей целью имела выживание или простое воспроизводство. Россия имела такой хозяйственный уклад, который позволял ей существовать независимо от иностранного ввоза и вывоза.

Как показало развитие постиндустриальной системы, которая культуроцентрична, органическая культура имеет свои преимущества. Парадокс в том, что востребованной здесь явилась именно органичность традиционных культур с преобладанием нематериальных форм деятельности, с особой неформальной атмосферой сотрудничества и отношения к делу. Черты русского духовного строя и его мироосвоения достаточно хорошо соответствуют тем представлениям и общественным отношениям, которые предъявляет научно-техническая революция.

Именно поэтому нам – русским и башкирам – по пути в веках. Новые веяния дуют в наши паруса, как и предрекал великий Толстой!

Когда я был в музее Л. Толстого в Ясной Поляне, то обратил внимание на один из экспонатов: причудливый деревянный ковшик для кумыса с резной цепочкой из того же цельного дерева. На рукоятке ковшика арабской вязью написаны слова: «Уважаемому великому просветителю Льву Николаевичу Толстому от башкира Арслангалея Султанова». Экскурсовод рассказал мне, что Арслангалей Султанов, близкий друг известного просветителя Мухаметсалима Уметбаева, был в Ясной Поляне в 1895 году, беседовал с Львом Толстым и привез домой подаренные писателем три книги философского содержания с автографами.

В беседе Лев Николаевич, конечно же, не мог не упомянуть о своем приезде в башкирские степи, о том, что хотел побывать и в Уфе, но не смог. «Край здесь прекрасный», – писал он. И это для Толстого была не просто красота природы, но и красота человеческого духа в башкирах, которая нравилась Льву Николаевичу и вызывала его искреннее восхищение.