Странно говорить о нем в прошедшем времени…

– Ты не читала Брэдбери???!!!!! – Это прозвучало так, как будто я по меньшей мере упала с дуба. Или – как же я, несчастная, вообще могу жить в таком непроходимом невежестве!

Я не успела что-то ответить, даже не успела осознать собственную ужасную непросвещенность, как он быстро и жизнерадостно сказал:

– Я тебе принесу почитать.

Интонация у него была такая: «Ничего, подруга, не рви на себе волосы, не всё ещё для тебя потеряно!»

Книгу он потом действительно принёс. И, так получилось, что именно поэтому моя жизнь сложилась именно так, как сложилась...

Лет эдак через пятнадцать я сказала нашей дочери Алисе: «Если бы не Брэдбери, то её вообще бы на свете не было». Она иронично ответила: «Ты бы ещё сказала, если бы не одуванчики»... Но тогда...

Ведь это оказалась не просто книга... Это был концентрат всего самого прекрасного! Там было всё – лето, мечты, надежды, предвкушение чуда, пронзительная доброта, любовь ко всему миру, растворённая в каждой строчке, и такая захлёстывающая душу и перешибаюшая дыхание романтика, что просто слёзы наворачивались на глаза. В общем, я влюбилась в книгу раз и навсегда! Но главное не это, главное – я безнадёжно влюбилась в этого необычного человека, который дал мне эту книгу, ещё до того, как я её дочитала.

Он не был, что называется, обладателем рафинированных манер. Он не подавал руки, а когда выпрыгивал из автобуса, то шел, засунув руки в карманы, не оглядываясь. «Шевели поршнями» – это означало «поторапливайся». Комплименты он делал таким тоном, что было понятно – это совсем не мужское дело, а просто приходится заниматься иногда этой ерундой... Он сутулился только потому, чтобы не подумали, что он хочет казаться выше. Этакий чисто конкретный «пацан».

Ринат, Ринатей, Ринатик... Поэт, музыкант и романтик в душе. Друзья его обожали, и он ради них был готов на всё.

Когда мы поженились, он меня категорически попросил никогда не называть его «заей», особенно при «пацанах», хотя у меня и мысли не было называть его зайкой!!!

С ним было здорово говорить о жизни, мечтать и строить потрясающе-радужные планы о счастливом и светлом будущем, стоя на балконе с чудесным видом на цементный забор молокозавода и громыхающую улицу Комсомольскую. Или, находясь на том же балконе, смотреть на звёзды и говорить о далёких галактиках, или вспоминать прекрасное и счастливое детство. О звёздах он знал не понаслышке, я помню даже фамилию его преподавателя из обсерватории – Семиволос, который, видимо, вложил много души в подрастающее поколение. Так что фамилия его не забылась, глядя на звёзды я теперь вспоминаю и таинственного Семиволоса...

Планы он умел строить завораживающие, я ему верила с ходу, да, похоже, и не только я. Он мог убедить кого угодно, воодушевить, сподвигнуть на невозможное... Его всегда переполняли идеи, и, как оказалось, не всегда безумные, многие из них воплотились, а некоторые живы до сих пор.

Говорить о нем в прошедшем времени, по меньшей мере, странно... Он был сама жизнь. Абсолютный оптимист, который прочёл в каком-то гороскопе, что Скорпионы (а он был Скорпион) возрождаются из пепла. Так он и жил – чтобы ни случалось, в какие бы неприятности он не вляпывался, какие бы потери и разочарования его не преследовали, он всегда возрождался из пепла.

Вот только я не всегда понимала, зачем надо сначала обращаться в пепел, чтобы потом из него возрождаться... Ведь мы плыли с ним в одной лодке, и в пепел порой приходилось превращаться вместе с ним, чтобы потом превращаться обратно...

Он свято верил в свою непотопляемость и неуязвимость, что, в общем-то, заражало чем-то подобным окружающих его людей, друзей, коллег, просто знакомых. И ещё эта его улыбка! Про нее нельзя не сказать! Это не просто улыбка, это что-то, что трудно описать словами. Квинтэссенция очарования, обаяния и шарма! Понятно, что ему не надо было много прилагать усилий, чтобы очаровывать и привлекать в свой лагерь сторонников, делая их единомышленниками. Как бы я зла не была на него, стоило ему улыбнуться, и всё... Злость растворялась, и невозможно было не улыбнуться в ответ, хотя это было порой даже против моей воли! Бесконечно милый, с открытой доброй душой, с детским восприятием мира, он радовался всему новому, верил в лучшее будущее, вечный мальчишка, «пацан», как он сам называл себя и своих ребят. В рамках семьи ему было тесно, как птице в клетке, хотя он искренне старался, прилагал титанические для него усилия, чтобы быть опорой семьи. Безумно любил своих детей и верил в то, что его семья – его крепость... Так и было... до того, как стены крепости в многолетнем артобстреле не начали безвозвратно рушиться...

Да, крепости, как и люди, не вечны... Но не это главное. Главное то, что всё самое лучшее, что у меня сейчас есть, что я приобрела за прожитые годы, это всё от него! Он научил меня многому. Слушать и понимать музыку, стихи (а какие у него стихи!!!! Я помню многие наизусть! Чудо, а не стихи! Лёгкие, воздушные и в то же время глубоко философские). Я читала те же книги, что и он, и так же на время становилась обитателем «Дюны» или «Мира-кольцо», или путешествовала по волшебным сказкам-фэнтези. Он читал всё – фантастику, классику, публицистику. Засыпать с книжкой на лице – это было нормально. Помню, как его мама, Рамзия Хасановна, рассказывала, что частенько, когда теряла его маленьким мальчиком, он обнаруживался в читальном зале библиотеки. Ведь во времена нашего детства хорошие книги можно было почитать только там. Вот он и забывал о времени, погружаясь в мир очередной увлекательной книжки. Я научилась его отношению к жизни, к людям, умению не бояться нового, смело идти к поставленной цели, браться за всё, пробовать себя везде. А главное, что у нас есть общего – это наши замечательные дети. Может, ради них и стоило мне однажды прочитать «Вино из одуванчиков»...