Эдуард Анатольевич Даньщиков (Шульман) родился 17 марта 1936 года на станции Куйбышевка Дальневосточного края, где служил его отец. Перед самым началом войны (они тогда уже жили в Москве) его мама, Ольга Александровна Шульман, взяла маленького сыночка и отправилась в гости в Ленинград к родственникам мужа – его брату Маркусу Шульману с женой. Погостили они так недолгое время – и грянула Великая Отечественная война. Можно себе представить, какой был переполох, что чувствовали в то время люди, на которых надвинулось нечто чёрное, страшное и неотвратимое…
Родственники помогли с эвакуацией, а сами остались в родном городе (впоследствии они погибнут во время Блокады от голода). Казалось бы, такой сложный вопрос был решён, впереди ждал тыл и более или менее спокойное существование. Да не тут-то было!
Когда поезд с эвакуированными людьми проходил где-то недалеко от Москвы, началась бомбёжка. Это было вполне обычным, увы, делом тех лет: немцы выслеживали составы с эвакуированными, среди которых находились преимущественно женщины и дети. Конечно, прежде всего, они старались стереть с лица земли генофонд нации – детей. Фашисты зверски, совершенно безжалостно уничтожали без разбору всех «русских» детей – беру слово «русских» в кавычки, поскольку у нас всегда была интернациональная страна, и «русскими» враг называл всех живущих на территории нашего государства, а это минимум представители 15 союзных республик!
Пассажиры в панике выскакивали из развороченного поезда, пытаясь спрятаться за деревьями и кустарниками, но укрыться от бомбардировщиков на открытой местности практически невозможно, и разрывы бомб неминуемо настигали кричащих и рыдающих людей. В этой страшной ситуации матери до последнего пытались защитить своих детей. Так же геройски поступила и мама маленького Эдика – она попросту накрыла его своим телом, чем спасла ему жизнь. Однако взрывной волной её откинуло далеко от сына, после чего они потерялись в этом кровавом кошмаре и их пути разошлись более чем на 10 лет.
Ольга и ещё несколько выживших женщин из этого поезда, спасаясь, оказалась на оккупированной территории и таким образом угодила в плен. А детям – тем, что остались в живых, – пришлось самим добираться в Москву. Так Эдик Шульман попал к партизанам.
Далее вилка событий развивалась так. Немцы из-за того, что наши войска наступали, были вынуждены бросить пленных женщин – те им попросту оказались не нужны. Фрицы спасали свою шкуру: не до жиру – быть бы живу! Зверств по отношению к пленным они не проявляли, напротив, кормили их, а потом попросту оставили одних. Ожидающие смерти женщины были безмерно рады тому, что им чудом удалось сохранить свои жизни. И когда на допросе Ольгу спросили, как к ним относились немцы, взявшие их в плен, она честно ответила: «Хорошо». Бедная женщина и представить себе не могла, что этого говорить нельзя было ни в коем случае! Одного её слова хватило на быстренько состряпанное обвинение – она была осуждена приговором военного трибунала войск НКВД Вологодской области от 2.12.1941 г. по ст. 58-10 ч. 2 УК РСФСР к 8 годам лишения свободы с поражением в правах на 3 года. Она была признана виновной в том, что «одобрительно отзывалась об отношении немцев к русским, тем самым отрицала издевательство фашистов над русскими». Так мама Эдуарда попала в воркутинские лагеря.
А пятилетний мальчуган тем временем рассказывал свою горькую историю советским партизанам, развернувшим свою деятельность в подмосковных лесах. Смышлёный пацанчик пришёлся по душе видавшим виды мужикам и особенно – командиру партизанского отряда. Он начал жить у партизан, чем мог, помогал им, выполняя небольшие задания членов отряда. А однажды перед решительным боем командир отряда уговорил его переночевать в детском доме, чтобы искупаться, хорошо поесть и поспать. Уходя же, поклялся, что сделает всё, чтобы найти пропавшую мать мальчика.
И ему удалось сдержать своё слово, хотя это и произошло много позже! К сожалению, Эдуард Анатольевич впоследствии не смог отблагодарить этого героического человека, потому что в сумбуре всех тех сложных событий нигде не сохранилось его имени. А Интернета и программы «Жди меня», как известно, в ту пору ещё не было…
Таким образом обогретый отеческой любовью командира Эдик оказался в подмосковном детском доме. Там он и пошёл в школу, обзавёлся друзьями, стал потихоньку отходить душой. И только одна мысль не давала ему покоя: где мама? Жива ли она? Помнит ли о нём?
А мама была, к счастью, жива и уж, конечно, ни на миг не забывала о своём горячо любимом мальчике. Да только не вырваться ей было из студёного северного города, приковавшего её к себе на долгие годы! Однако ей опять повезло – благодаря своей яркой внешности она попала в лагерный драматический кружок. Как известно, актёрам-арестантам делались небольшие послабления режима – за ними не было такой неотступной слежки, их лучше кормили, чтобы они не падали во время спектаклей в голодные обмороки. Ведь лагерная охрана не имела особых развлечений и сама любила проводить свой досуг в зрительном зале театра.
Режиссёром и идейным вдохновителем воркутинского театра с привлечением актёров из числа заключённых был репрессированный в эти годы известный актёр и режиссёр Борис Мордвинов. Благодаря ему многие актёры пережили годы плена, сумели продолжить актёрскую карьеру и после освобождения. Бóльшая их часть навсегда осталась жить и работать в заполярной Воркуте.
Помогло участие в драматическом кружке выжить и Ольге. И не только выжить – а и встретить здесь свою любовь, свою судьбу. Вот так бывает в жизни: печаль ходит рядом с радостью, рука об руку. Недаром в народе говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. Именно на сцене милую молодую женщину заметил один из руководителей ГУЛага, Анатолий Георгиевич Даньщиков. Заметил – и полюбил. Полюбил вместе со всеми её болями и слезами, приняв её судьбу в своё сердце и встав по-мужски, во весь рост на её защиту. Во время заключения он чем мог помогал ей, а чтобы не потерять работу самому, приходилось тщательнейше конспирироваться. Это почти невероятно, но этим двоим удалось пронести свою любовь в тех чудовищных, нечеловеческих условиях, любовь лагерницы и охранника, и остаться людьми.
После освобождения он женился на матери Эдика, а чтобы не было никаких кривотолков, содействовал тому, чтобы она как можно быстрее сменила фамилию, запрятал её личное дело, пользуясь своими связями – и ему это удалось. Удалось настолько, что впоследствии, уже в новые, более вольные времена, её родственникам пришлось приложить очень много усилий, чтобы по крупицам восстановить родословную.
Однако сохранить работу всё же не удалось, и Анатолий Георгиевич был уволен со службы, лишён должности, после чего переехал из Воркуты в Элисту. Позднее на совете семьи Шульман было принято решение: отчиму разрешили усыновить мальчика и дать ему свою фамилию и отчество, потому что в те годы люди с фамилией «Шульман» подвергались гонениям и репрессиям. Например, один из родственников был расстрелян по приказу Сталина в связи со знаменитым «Делом врачей». А родной отец Эдика, Исаак Самуилович Шульман, в 44-м году погиб.
Забегая вперёд, скажу, что в Элисте уже взрослый Эдуард Анатольевич встретил свою вторую жену, Александру Фёдоровну, которую знала и я. Был у них период, когда они расходились, какое-то время жили врозь: жена с дочерью осталась в Элисте, а он уехал в шахтёрскую Воркуту. Жить вместе они уже не планировали. Но когда Александру Фёдоровну сразил страшный недуг, он принял трудное для себя, но, наверное, единственно возможное мужское решение: перевезти её с дочерью из Элисты к себе в Воркуту.
Помню, сколько он приложил усилий для реабилитации жены после тяжёлой операции, как волновался, как переживал за неё! Они жили в посёлке Советском, и он каждый день заставлял супругу прогуливаться к реке, будил в ней веру в жизнь и надежду на лучшее. И это сработало! Щёки её порозовели, глаза наполнились прежним светом. Он продлил ей жизнь ещё на несколько лет и первым ушёл туда, откуда нет возврата…