Я опираюсь на локтях,
Повиснув туловищем с койки,
О подоконник...
Откупорив бутылей семь,
Глазами вкруг меня поводит,
Выкаркивая нечто, вроде
(о, эгоист!): – Я есмь, я есмь...
А в заключенье дня всего
Сознание и солнце меркнут,
Что никому не опровергнуть,
Раз кроме птицы никого...
Я отдаюсь лыжне и скорости.
Несусь с горы, сомкнув лодыжки.
Как чувство с быстротою спорится! –
О, если б не было одышки...
Не возмущаясь и не сетуя,
Но грудью навалясь на палку,
Я со снежинками беседую,
Мне бронх посаженных не жалко.
Я бодрствую, а жизнь сама
Часов переставляет стрелки,
Но просветление ума
Не преподносит на тарелке.
Едва бессонницу свою
К себе сажаю на колени, –
Усталость вдруг осознаю
И то, что сам не в настроенье.
Как с тяжестью такою жить?
О, если б не сия помеха,
Я мог бы вечность сотворить
И сидя в скорлупе ореха.
Особый создавая мир,
Я мог б во всё войти со страстью,
С какой вникает ювелир
В изделье целое и – в части.
Тишина... В сугробах спят дома
До поры, и хочется до смерти
Спать и мне, как если бы чума
В дом пожаловала в тюке шерсти.
Что есть жизнь, что смерть, что явь, что есть
Этот нескончаемый и длинный?..
Пусть дверные петли ржа объест,
Так, чтоб дверь держалась паутиной, –
Всё равно...
Я слушаю, как червь
Точит шкаф.
Как всё нелепо в мире! –
Остров знанья: чем его размер
Более, тем и незнанье шире…
………………………………………..
* * *
Ряд тополей роняет пух.
И над извивами суглинка,
Легко захватывая дух,
Кружится белая пушинка.
……………………………..
Гор сверкающие пики
Мой осваивает глаз.
И меж пиков – самый дикий:
Вставленный в кольцо алмаз.
Всё с идиллией граничит,
С пасторалью наяву,
Птица в небе птицу кличет,
Углубляясь в синеву
Бесконечно...
Тем не менье,
Хочется сильней, чем жить,
Маятник остановить,
Отмеряющий мгновенья...
Натягивая шнур буксира,
Пыхтит по Белой катерок…
В мужниной одежде в дождь и в снегопад.
Ходит неприкаянно – дивится Петроград.
"Я теперь не Ксения, я вовсе не жена.
Я по воскресении Андреем названа.
Что мне ваши вещи, деньги и дома?
Жаром Духа Свята душа моя полна.
Светлым ранним утром в церкви постою,
Ночью в тёмном поле Бога призову".
Над травой большой, зелёной
Стрекоза летает вольно,
И кузнечик в той траве,
Он подобен стрекозе.
Огнедышащий хмурый поток
Поглощает священную песнь,
Её дал нам когда-то пророк,
Говорят, что родился он здесь.
И теперь, отворяя врата,
Мы пытаемся в Вечность войти,
Но нельзя целым стадом туда,
Где и слово не может пройти.
Где птичий рай –
Где спит седой рогоз,
Иль где в корыто
Высыпаны зёрна?
Где птичий рай?
Быть может, где навоз,
А может, в гнёздах на вершинах
горных?
Мягкий юмор:
Мне дают отдохновенье
От печалей и забот
Чай и вкусное варенье
И с икрою бутерброд.
Я напишу тебе сонет,
Пропахший выбросом этана.
Он будет чист, как пуританин.
Он будет свеж, как лунный свет.
О, как Вы вешали лапшу
На благороднейшие уши!
Но нет, теперь я не пущу
Вас в свою страждущую душу!
Птичка силится запеть,
но не тянет горло –
испугалася она,
и дыханье спёрло.
Нет, не надо мне жизни иной –
Без тебя, вне тебя, не с тобой.
Нет, не буду тебя вспоминать
И не в силах тебя потерять.
Возвратись, возвратись, возвратись,
Буду снова страдать и молить,
Погляди на меня, погляди,
Дай чуть-чуть мне любимой побыть.
А ты не слушался меня.
Душа грустила, улетала,
В нездешних грёзах засыпала
И таяла день ото дня.
Это так печально и понятно нам.