Она смотрит на нас глазами безлошадных крестьян и юных мальчиков, взявших в кредит машину, ипотеку и жену. У нее – тысячи лиц, и примерно половина из них – усталые, вытертые жизнью, как старые советские паласики, лики женщин по утрам в маршрутках.
Злые, недовольные, с мешками под глазами и серые. Вот стоят эти женщины с зажатыми под мышками дерматиновыми облезлыми сумками, держатся за поручни и качаются. Их мужья либо так же, как они, пашут на десяти работах, чтобы прокормить семью, либо лежат на диване дома и ничего не делают. Вот и приходится их женам ездить по утрам в маршрутках, слушая бессмысленную русскую попсу и не менее беспощадный русский шансон. У некоторых, впрочем, в ушах наушники – но если заглянуть в их плей-лист, вы найдете в нем почти ровно то же самое, что и в плей-листе водителя маршрутки или «Русского радио». Это стало настолько привычным, что они даже не представляют, как можно слушать что-то другое.
На заднем сиденье примостились бабульки. Это – последние сохранившиеся живьем представители вида «хомо советикус», их примерно треть. Они либо без умолку болтают друг с другом, либо настолько погружены в мысли о том, как прожить сегодняшний день, что им вообще не до музыки. Их музыка осталась далеко в прошлом. Иногда, впрочем, где-нибудь на том же «Русском радио» или «Ретро ФМ» поставят «Я долго буду гнать велосипед» или «Я люблю тебя до слез», и тогда бабульки начинают улыбаться и оживляются. Ненадолго, правда.
Есть еще молодежь – студенты или только-только начавшие работать юноши и девушки. Их – меньше всего, быть может, пятая часть населения маршрутки или около того. Они, как правило, погружены кто куда – от адской музыки им помогают спастись наушники. Многие из них даже не хотят спасаться – им просто плевать на все, они хотят веселиться до упаду и умереть молодыми, чтобы ад не успел поглотить их души. Усевшись рядом с ними, почти всегда можно расслышать в их наушниках ритмичный бит и тяжелые басовые партии – drum'n'base, техно, или просто электронный клубняк. В любом случае это неважно.
Есть еще те, кто слушает современный рок вроде Skeillex. Это – продвинутая молодежь. Они могут показаться мрачными, могут показаться замкнутыми в себе – и отчасти это правда, но лишь отчасти. Все, наверное, знают, что за внешней холодностью и отчужденностью скрывается доброе и ранимое сердце... Впрочем, какое аду дело до сердец? Ему нужны души – а у большей половины прогрессивной молодежи их нет. Есть только сердца, бьющиеся в ритме музыки. Это – дети нового тысячелетия: Господь в качестве эксперимента выпустил целую партию людей без душ, чтобы однажды они отправились прямо на небо. Такие эксперименты повторяются с определенной периодичностью, и ад до сих пор не придумал, что делать с этими детьми-без-души. Сдается мне, что он просто медленно их убивает.
Есть, впрочем, среди «бездушных» и те, кто решил вырастить в себе душу. К таким, наверное, отношусь и я. Эти люди порой вообще не надевают наушников – а если и надевают, то в них звучат Gorillaz, Nirvana, Мельница, мелодичный фолк-метал или классический рок. Их – еще меньше, чем «прогрессивных», их вообще не осталось – хотя раньше было гораздо больше. Если два таких человека сходятся вместе, они начинают творить Великую Музыку – такую, что даже адская русская попса не может ее заглушить. Впрочем, сам ад, как правило, не дремлет, и то и дело пытается рассорить этих двоих, что нередко у него получается.
Отдельную категорию составляют девушки. Да-да, именно девушки – с крашеными или не крашеными в модный цвет волосами, подчеркнуто женственные и аккуратные. Они делятся на три типа – тех, кто внезапно осознал себя женщиной, тех, кто осознал себя женщиной уже давно, и тех, кто отрицает всякую женственность вообще, но на деле – попросту боится ее. «Внезапные» – это, как правило, воспитанницы всевозможных исторических клубов или своего рода «институтки» из современных институтов благородных девиц – педагогини, менеджерицы, адвокатши, дизайнерши. Они одеты в милые платьица и светлые брючки, ногти покрыты бесцветным или пастельным лаком, на ногах – легкие сапожки, мокасины или светлые кеды – в зависимости от сезона. Музыка для них не имеет глобального значения – главное, чтобы она была легкой, светлой и ненавязчивой и не мешала думать. О чем думают подобные девушки, для меня остается загадкой. Вероятно, они вообще не думают, а просто живут и стараются наслаждаться жизнью, насколько это возможно. Иногда взгляд какой-нибудь из них нет-нет да и столкнется со взглядом «прогрессивного» технаря или «растящего душу» гуманитария с Кобейном головного мозга – и тогда девушки тормозят, пытаясь сообразить, что за чудо-юдо сидит сейчас перед ними. Нередко случается и так, что милые девушки влюбляются в этих «чуд» – но чуда погружены либо в борьбу, либо в философию, и им не до девушек. Девушки, отчаявшись, выходят замуж, а чуда потом приходят в себя и жалеют о том, что не сделали им предложение первыми. Это – проклятие ада человеческим дочерям и сыновьям неба. Аду невыгодно, чтобы в его застенках рождались нефилимы, потому что только они способны по-настоящему победить ад.
Второй тип – «изначально женственные». Тут, думаю, и говорить нечего – всякий видел их, накрашенных, на каблуках, с расписными ногтями, едущими откуда-нибудь из клуба или со вписки. Эти девушки – принцессы, будущие королевы бензоколонок, те, на ком в будущем, возможно, и будет держаться весь ад. Ад, как и любая психическая конструкция, работает на музыке – а девушки, давно продавшие ему свои души, не дают русской попсе умереть. Они способствуют появлению новой попсы, они – ее идеал и фетиш, и их оголтелая женственность, прущая изо всех щелей, питает эту попсу. Попса сама и есть – оголтелая женственность, грудастая баба в блестящих трусах, пляшущая под девиз «Плодитесь и размножайтесь!» У ее адепток – соблазнительно круглые, похожие на румяные булочки, щечки и животы. Чтобы они выглядели еще более аппетитными, девушки загорают в соляриях, мажут кожу дорогими кремами, маслами, душатся сладкими цветочными ароматами. Соблазнительная приманка, не правда ли?
А потом эти девушки вырастут и так же, как и их матери, будут трястись в маршрутках, вцепившись в поручни и проклиная свою судьбу. А в наушниках их будет вся та же русская попса, когда-то сделавшая их такими. Бессмысленными и беспощадными, как сам ад.
Их мужья и мужья их матерей составляют последнюю категорию людей в маршрутке, примерно четвертую часть. Как правило, это мужчины и юноши в серых, в катышку, свитерах на молнии, с печальным взглядом и короткими сальными волосами. Это – перманентно вымирающий вид, за спасение которого, как утопающий за последнюю соломинку, цепляются тетки с дерматиновыми сумками и девушки с загорелыми щечками. Это тот самый идеал «настоящего мужчины», на котором можно ездить, которым можно понукать, которого можно при желании пнуть – а он будет молчать и пить. Иногда, впрочем, «настоящий мужчина» способен и бунтовать – устраивать пьяные дебоши, например, поколачивать жену и дочерей – но потом все снова возвращается на круги своя, и семейство собирается в тесной гостиной за застеленным клеенкой столом, пьет водку, жрет салаты с майонезом и слушает русскую попсу. Яблоки на снегу, розовые на белом...
Жалко «прогрессивных» и «растящих душу», порой попадающихся в цепкие лапы русской попсы. В таком случае нефилимы все-таки рождаются, но вскоре после этого их отцы прекращают свое существование, а озлобленные отпрыски, возмужав, бродят по дворам, пинают мусорные баки и нюхают клей. Их не встретишь в маршрутках. Они не знают, что им делать с доставшейся в наследство силой – в семье их никто не учит ею пользоваться, и сила эта, не находя себе выхода, разрушает сознание несчастного существа. Мне довелось знать одного такого нефилима, правда, в том случае особенной, «бездушной» оказалась его мать. Ад сломал ее настолько, что она потеряла всякий человеческий облик, а сын... Впрочем, я не хочу об этом вспоминать.
И вот маршрутка, начиненная более чем пятью различными видами людей, под бесконечное улюлюканье русской попсы несется из ада прямиком в ад. Два подростка-нефилима сидят, вцепившись друг в друга взглядами, и их не отпускает. У окошка примостился задумчивый гуманитарий. Тетка в искусственной шубе неодобрительно на него смотрит.
Полная девушка с нарочито злым взглядом сидит, неестественно выпрямившись. Ей хотелось бы сбежать от своего тела и самой себя, ей хотелось бы раствориться в воде и стать воздухом – но железные стены маршрутки не дают ей этого сделать. Ей не хочется продолжать эту жизнь, ей не хочется жить и рожать детей – и поэтому она просто наблюдает. Наблюдает до той поры, пока...
Занавес.