В социологии существует термин «маргинальностъ». Маргинал – это человек, находящийся в промежуточном, пограничном состоянии между какими-либо социальными группами, утративший прежние социальные связи и не приспособившийся к новым условиям жизни, то есть от одних отошел, к другим не пришел. Как же это похоже на нас, бывших советских людей! В результате произошедших в конце минувшего века событий мы лишились жизненных условий, в которых родились и выросли. Наши деды и отцы создали мир, значительно отличавшийся от прочих сообществ, верили в его справедливость, надеялись, что он восторжествует на всей планете. Но всего лишь за несколько августовских дней 1991 года этот мир рухнул. В итоге наше положение оказалось еще сложнее, чем в приведенном выше определении маргинальности. Мы даже не можем с определенностью сказать, в каком обществе находимся, из каких классов оно состоит. К примеру, среди нас еще немало сторонников прежнего государственного устройства и его идеологии. Между тем, растет и богатеет буржуазная прослойка, появились миллионеры и миллиардеры, углубляется пропасть между уровнем жизни широких слоев населения и нуворишей – людей, разбогатевших на разграблении общественной собственности. Мы столкнулись и с таким проявлением маргинальности, как абсентеизм, то есть неучастие в политической жизни общества, в том числе в выборах в государственные органы; дожили уже до того, что в ряде субъектов Федерации выборы считаются состоявшимися, если в них приняли участие хотя бы 25 процентов избирателей.
Американские социологи, значительно раньше нас обратившиеся к проблеме маргинальности, считают, что маргинал – не какой-то чудак или прокаженный. Он схож со всеми, идентичен им, и в то же время он калека среди себе подобных – человек с отсеченными корнями, рассеченный на куски в самом сердце родной культуры, родной среды. Ему присущи беспокойство, агрессивность, честолюбие, стесненность, эгоцентричность. Поистине – без вины виноватый.
По материалам исследований профессора БГПУ В. Ф. Сафина, формирование маргинального поведения представляет собой сложный и противоречивый процесс, включающий пять этапов: 1) шоковая фаза, то есть полная растерянность из-за утраты прежних ценностей, взглядов и убеждений, депрессивное состояние; 2) поиск причин утраты; 3) принятие ценностей другой общины и культуры, формирование образов новых предметов преклонения; 4) борьба между образами прежних и новых предметов преклонения; 5) принятие картины, вбирающей в себя образы новой культуры. Этот процесс проходит для личности небезболезненно, а сформировавшееся поведение может вызвать неврозы, психические срывы, уход в себя и даже подтолкнуть к самоубийству.
Попытаемся хотя бы в первом приближении выделить среди наших соотечественников носителей приведенных качеств.
Рука так и норовит написать, что мы, россияне, живем в маргинальной стране и в таком же обществе. В самом деле, страна отошла пусть от несовершенного, но все-таки социализма и не пришла к демократии, заменив ее вседозволенностью с разгулом уголовщины и безнравственности. Таких государств и обществ, похоже, в мире больше нет. Но делать выводы о маргинальности некорректно. Потому что приведенные выше определения этого понятия характеризуют человека, личность и являются психологическими, а не социальными. Следовательно, вывод, который мы можем сделать, сводится к тому, что современная Россия плодит маргинальность.
Пожалуй, самую значительную группу маргиналов составляют сотни тысяч, если не миллионы мигрантов из бывших союзных республик СССР, в том числе и русских, которых вытеснили в Россию местные жители. Они приезжают к нам на заработки, ведут неустойчивый образ жизни, занимаются случайной работой, нередко маскирующей торговлю наркотиками. Особенно много таких мигрантов из республик Кавказа и Средней Азии. Разумеется, возвратившихся на свою историческую Родину русских не следует путать с другими мигрантами, но неготовность государства к приему этнических братьев делает проблему их жизнеустройства очень сложной, и многим из них придется еще долго быть на положении маргиналов.
Еще одна категория маргиналов, опасно нарушающая нормальное течение нашей жизни, – террористы. Ошибочно полагать, будто ее составляют пришельцы из других стран. Нет, среди устроителей взрывов на Кавказе, в Москве и в других городах имеется немало наших соотечественников. Их вдохновители и руководители скрываются за рубежом, получают там финансовую подпитку, а исполнители преступлений в своем подавляющем большинстве – выходцы из бывшей «дружной семьи советских народов», как в прошлом мы гордо именовали свое общество. Причем эта категория маргиналов стремительно умножается, что легко понять, вспомнив известную формулу Ф. Энгельса, раскрывающую причины движения монгольских орд на запад еще в XIII веке: давление избыточного населения на неразвитые производительные силы. В исламском мире, где рождаемость не подлежит регулированию, численность населения быстро растет, а сфера приложения человеческих рук намного отстает от этого роста, порождая массовую безработицу, что создает угрозу для других стран и даже регионов планеты. Не случайно многие авторы утверждают, что современный терроризм служит началом третьей мировой войны. Таким образом, маргиналъность – это проблема мирового звучания.
Не составляет большого труда классифицировать маргиналов по основанию город – село.
Возьмем наших нуворишей – людей, нажившихся от проведенной в 90-х годах приватизации, названной в народе «прихватизацией». Эти новоявленные буржуа – миллионеры и миллиардеры – предпочитают, чтобы их по-прежнему называли товарищами, а не господами, покидают давно обжитые квартиры и селятся в шикарных особняках, определяют своих детей в зарубежные университеты и творят много такого, что не укладывается в нормы нравственности и морали, которые им прививали в школе, комсомоле, да и в обычной советской семье. Подобный «размах» вызывает недоумение даже у элиты капиталистических стран. Стали крупными воротилами капитала многие представители бывшей партгосноменклатуры и уголовного мира. Тоже маргиналы. Его величество рабочий класс? Ведь не секрет, что еще в советские времена он постоянно пополнялся людьми, бежавшими от колхозной жизни. Опять маргиналы... Кстати, всегда рабочий класс из рамок маргинального слоя не выходил, ибо он в течение всей истории рос за счет разоряющихся крестьян и ремесленников. Лишь в высокоразвитых в промышленном отношении странах можно было наблюдать воспроизводство этого класса за счет потомства самих рабочих. Добавлю, что еще Эрих Фромм критиковал Маркса за допущенную романтическую идеализацию рабочего класса, которая основывалась на чисто теоретических соображениях, но не на наблюдении человеческой реальности этого класса, на молчаливой предпосылке о природной доброте человека, которая проявляется, как только он освободится от экономических цепей, превративших его в калеку.
Если исходить из мнения, что человек лишь в третьем поколении становится типичным представителем социального слоя, в который его дед вошел не по рождению, а прижизненно, то нетрудно согласиться, что подавляющее большинство не только нашего рабочего класса, но также интеллигенции по своей социальной сущности является маргинальным слоем. Что же касается сельского населения, то вообще непонятно, к какому классу его относить. Назвать колхозника крестьянином в традиционном понимании этого слова? Но какой же он крестьянин, если не распоряжается продукцией своего труда, а в советские времена был фактически в феодальной зависимости от колхоза? Он нравственно и психологически настроен как маргинал. Приведу примеры, характеризующие нравственность значительной части современного сельского населения.
Беседую со студентом, оканчивающим институт, спрашиваю, где он намерен начать свой трудовой путь. «На своей родине, конечно. Три моих брата уже отслужили в армии, женились и построились рядом с домом отца. Я тоже хочу жить в этом месте». Спрашиваю дальше: «Наверное, братья вместе с отцом взяли землю в аренду и ведут совместное хозяйство?» (беседа проходила в середине 90-х). «Что Вы!.. Разве можно брать землю? На ней надо хорошо работать, следовательно, хорошо жить. А уже сейчас по деревне ходят алкаши и указывают пальцем, приговаривая: «Вот кулак живет... и здесь кулак». Кому нужен риск оказаться погорельцем или врагом соседей?» Еще аналогичный пример, приведенный «Литературной газетой». Один московский ученый решил построить на селе дом. Нанял строителей. Но те, получив первые деньги, ушли в запой. В конце концов, он нашел людей, которые хорошо работали и заработали приличные деньги. Кто-то из них купил машину, кто-то трактор. И тут же их в селе стали ненавидеть и обзывать «новыми русскими», считать сволочами. Они превратились в подлецов, живущих не с народом!
Вспомним и бомжей, по существу, не имеющих постоянного места жительства, как правило – алкоголиков, живущих случайными заработками или мелким воровством. Среди них нередко можно встретить людей с образованием и профессией умственного труда (не случайно же в годы зарождения этой категории маргиналов их называли аббревиатурой «БИЧ» – бывший интеллигентный человек). А с какой энергией в послевоенные годы горожане принялись за освоение земельных участков, получая их преимущественно на бросовых землях в 10-20 километрах от города. И они эти участки облагородили, создав вокруг наших городов зеленые зоны. Сейчас многих из тех «земледельцев» уже нет, а заметная доля садов запущенна, а то и исчезла. В чем дело? В 50-60-х годах поколение вчерашних сельчан с радостью дорвалось до близкой им стихии – земли и труда, обеспечивающим жизнь человека; но их детям, особенно внукам, потомственным горожанам, это занятие уже не по душе. Они не прочь в конце недели приехать в сад на шашлык, на второй день досыта выспаться и отъехать в городские хоромы. Иные превращают сад в подобие сквера, где приятно провести время, или же совсем его не обрабатывают, сохраняя за собой как недвижимость. При этом можно отметить, что решающий фактор отношения к садоводству – экономический – в принципе, не изменился: жалоб на трудности жизни не убавилось. Следовательно, не экономика повлияла на отношение к садам, а перерождение их владельцев: начинали «дело» вчерашние колхозники, то есть типичные маргиналы, сегодня оно – в руках потомственных горожан.
В послевоенные годы, стоило кому представиться ленинградцем, как мог последовать вопрос, какой он ленинградец – довоенный или послевоенный?
Дело в том, что война и блокада унесли жизни значительной части ленинградцев, и после снятия блокады, окончания войны в город влился почти миллионный поток людей из разных мест страны. Эта «деревня» и «провинция», как окрестили пришлых ленинградцы, заметно выделялись на общем фоне горожан. Но прошло полвека, на свет явились два поколения потомков послевоенных маргиналов, и сегодняшний ленинградец ни у кого не вызывает сомнений в том, что он истинный питерец, представитель города, претендующего на статус второй столицы России.
...Едва ли можно оспаривать тезис, что принадлежность человека к маргиналам, то есть к людям с надломленной жизнью, не дает оснований выделять их из общей массы, будь то трудовой коллектив или какая-либо иная общность. Каждый человек представляет собой продукт условий, в которых он рос, формировался как личность. Маргинальность как таковая его не порочит. Разве, к примеру, виноваты новоявленные горожане в том, что они с трудом вписываются в городской стиль жизни, а приехавшие в село молодые специалисты из бывших горожан первое время выглядят в нем белыми воронами? Или вчерашние офицеры, большую часть своей жизни проведшие в специфических условиях военной службы и с трудом входящие в обстановку «гражданки», к тому же не имеющие положенной им по закону квартиры? И тем не менее, представляется, что нужны меры, предупреждающие рост этого небезопасного явления, причем не только по линии правоохранительной системы, но и средствами социальной политики. Среди них назвал бы активную поддержку мелкого и среднего бизнеса, фермерских хозяйств, преодоление бюрократизма и проволочек при решении жизненно важных вопросов населения. Но это уже отдельная тема.