Откуда взялась печаль? Часть девятая

Малыш

Песня «Малыш» не вошла ни в один альбом Цоя/«Кино». Возможно, написав и немного попев/попотев, автор потом впал в смятение, застеснялся, ибо посвящена она была Сергею Пенкину (в те времена ещё можно было этого стесняться).

Изначально песня была то ли юмористической, то ли сатирической, то ли саркастичной и на свет появилась по следам совместных с Пенкиным концертов в Крыму. Источники сообщают, что эта двусмысленность самого её автора веселила:

«Тёплое, тёплое море

Жаркое солнце

Синие, синие волны,

И пустынный пляж.

Музыка рядом со мною

Ты рядом со мною

И весь этот берег

Наш...

…Когда ты смотришь так серьёзно,

Малыш, я тебя люблю…»

Сергей Пенкин вспоминал: «Я говорю: “Не буду выступать”. А Витя в ответ: “Всё будет хорошо!”…»

Так и пришла к певцу всесоюзная известность, а то сразу и слава. Как, впрочем, и к Цою, и к группе «Кино», а затем и к её отдельным представителям, когда они занялись сольными карьерами/концертами. Кстати, впоследствии песню подхватила другая рок-группа – «Мумий Тролль» (её солист Илья Лагутенко то ли переосмысливал, то ли провоцировал: «Когда ты робко меня целуешь, малыш, ты меня волнуешь…»).

В девятом рассказе автор «#ПесенЦоя» возвращается к лирическому «я» (повторюсь, это «я» не равно «я» самого автора), от лица которого и ведёт дальнейшее повествование: «Ну вот, дожили: я, пятидесятилетний литератор-неудачник, регистрируюсь в соцсетях под женским псевдонимом и начинаю писать там всякие гадости. Я толстый, в массивных очках. С бородой полулопатой, такой саперной лопаткой, которая во времена моей юности считалась обязательным атрибутом литературной деятельности. Ну, с деятельностью, да, напряг, а борода всё же немного выросла».

Похоже, что в этом «треке» автор откровенно провоцирует читателя: писать от лица сомнительного лирического «я» ему не впервой – его более ранняя повесть «Говорит Галилей…» в этом смысле ещё пикантней! Вот там настоящий бесстыдный (или как раз «стыдный») хардкор! Дескать, вот вам всем! И даже: вот так вот вам всем, и чо? Дескать, и чо вы мне сделаете, всё равно уже читаете, до конца немного осталось, никуда не денетесь, дочитаете, как миленькие, даже если и поплюётесь на лирического героя! Короче, в «Галилее…» – жёсткий хардкор, в «Малыше» – так себе, вокруг да около, хотя и не совсем.

В главном персонаже рассказа поначалу вроде бы играет отцовское чувство, а затем то ли не пойми какое, то ли даже вообще не пойми что. По многочисленным двусмысленным (а то и вовсе не двусмысленным) намёкам и экивокам можно сделать предположение, что скорей всего не пойми что. Тьфу! С одной стороны, за стенкой спит Маринка-давнишняя знакомица, ставшая женой героя ближе к его старости (или просто «типа жена»: сексуальная партнёрша). А с другой, «по комнатам в задумчивости бродит её сын. Тонконогий, с тонкими же, будто просвечивающими запястьями. С золотыми кудрями почти до плеч (это я настоял, чтобы не стригли). Одиннадцать лет. Золотой мальчик. Данила-мастер». А далее – и ещё «круче»: «И что мне с Данилой делать-то? Я представляю его в виде обнаженной статуи, выкрашенной в золотой цвет. Леонардо да Винчи отдыхает, красота – здесь. Но не сейчас, и вряд ли когда, конечно, эта затея со статуей осуществится». Тут уж совсем педофилия какая-то! Если не разгром, то публичное искажение наших посконных ценностей, публичным и активным сторонником которых на самом деле является сам автор книги.

У лирического героя «трека» если не старческий маразм, то старческая сублимация. Ибо герой этот – писатель-неудачник: «Я раньше любил соотносить свой возраст с возрастом известных писателей. Кто во сколько лет что создал. Ну, Лермонтов, понятно, Пушкин... Так и Булгаков отпал. И Джойс, и Пруст. Я вот всё на Розанова смотрел, который, как и я, в провинции пропадал, с женщинами проблемы имел. Потом перебрался в столицы – и взлетел. Но потом я понял, что и Розанов меня куда моложе. Умберто Эко остался с поздним дебютом. Анатолий Рыбаков ещё. Ну и кто-нибудь другой есть наверняка». Авторы-предтечи творчества Гундарина, как видим, перечислены самим Гундариным, не будем вдаваться в подробности, для чего (мы их тоже просто включим в общий перечень предтеч в конце этой главки).

Несостоявшийся писатель, герой-неудачник приравнивает себя к двум группам людей, которым завидует: и к тем, кто состоялся, как писатель, и к тем, у кого просто есть деньги: «Деньги – они как алиби для самого себя и окружающих. Вроде как ответ на вечный вопрос – что делал весь свой век, чего добился? Ответ: разбогател. Ладно, хоть что-то. Не зря, мол. Но я-то беден как церковная мышь». И дальше ещё не раз в разных вариациях упоминается про «перебиваешься с копейки на копейку». Так сказать, «мильон терзаний» на тему славы и богатства. Настоящая творческая натура!

Однако в одиночку находиться в сточной канаве лирическому герою ой как не хочется, поэтому всех лидеров-удачников и аутсайдеров-неудачников в своём воображении он сажает в одну лодку: мол, «печатаешься ты везде, миллионер ты, или свой первый и единственный роман закончить не можешь, – посмотри вокруг. Дрянная, промокшая, в пятнах картонная декорация и муравьиная дрянь под ней. Вместо того, что было в наши восьмидесятые, да и девяностые тоже. Просрали-с мы с вами всё что могли, дорогие удачники».

С одной стороны, «вечная тема» книги: восьмидесятые-девяностые годы. С другой, – самоуспокоение, самооправдание. И своеобразная самопсихотерапия: все свои неудачи, горечь, всякие горести и неудовлетворённость главный персонаж «трека» словесными гадостями анонимно сливает в интернет (может, и правильно, что интернет хотят деанонимизировать?) Вот что пишет «герой» в недра всемирной паутины, взяв себе ник Lenka Perekur: ««По поводу феминизма. Я возмущена, во-первых, тем, что должна “по признаку пола” поддерживать эту оголтелую свору неудачниц […]. Не хочу и не буду. Во-вторых, я правда считаю, что мужчины умнее и талантливее нас, баб. У них есть кое-что в штанах и кое-что в голове. И в душе. А у нас кругом одни дыры. Бабы мы дуры и есть. Хоть с образованием, хоть нет». А дальше «герой» любуется, какой срач начинается под его сообщением, подливает и подливает маслица в огонь, снова подливает – уже вёдрами. Этим свою жизнь, словно глубоким смыслом, и наполняет. Кстати, тоже своего рода творчество. Так и живёт.

У Цоя:

«Что же случилось с нами,

Что случилось с нами

Этот вопрос мне покой

Не даёт…»

Вроде больше и некуда «крестьянину податься». Помните «Чапаева»? Но там была Жизнь с большой буквы, причём идейная, а тут – просто не до жиру, быть бы живу. Существование, короче. Оттого и «изыски».

Как обещал, перечисляю уже перечисленное (не мной): Булгаков, Джойс, Лермонтов, Пруст, Пушкин, Розанов, Рыбаков, Эко. И кто-то другой есть наверняка: например, добрая четверть/а то и треть сохранившейся до наших дней эллинистической литературы в части ее «специфики».