+12 °С
Дождь
Все новости
Классика уфимской поэзии
Стихи Александра Банникова покажутся читателю мрачными. Так и есть, поэт описывает современную ему атеистическую реальность, отказывая ей даже в Надежде, не говоря уже о Вере и Любви. Эти религиозно-философские категории были отменены временем, в котором А. Банников так недолго прожил. Поэт необычайно мужественного, пристального и философского взгляда держит свой ум в установленном не им аду, но который только ему суждено увидеть во всей «красе» и описать. И сделать это ему предстоит гениально, с математической точностью и неотвратимостью воздаяния.
Стихи Александра Банникова покажутся читателю мрачными. Так и есть, поэт описывает современную ему атеистическую реальность, отказывая ей даже в Надежде, не говоря уже о Вере и Любви. Эти религиозно-философские категории были отменены временем, в котором А. Банников так недолго прожил. Поэт необычайно мужественного, пристального и философского взгляда держит свой ум в установленном не им аду, но который только ему суждено увидеть во всей «красе» и описать. И сделать это ему предстоит гениально, с математической точностью и неотвратимостью воздаяния.
Странник – стило пространства
Афганская ночь
Ночь по закоулкам строит рожи,
Бродят тени – постненькие пасынки.
Звезды не мигают насторожено
на прицеле.
На прицеле у опасности.
Слит с плечом моим ремень Калашникова.
Я есть продолжение курка.
А в России дочь моя калачиком
У жены уснула на руках.
А в России ночь живет для любящих,
свежим ветром затыкает щелочки.
Лягушатами ныряют звезды в лужицы
на обочинах дорог проселочных…
Чернота оскалилась разрывами,
Дернулся суставом отсеченным месяц.
Как ты притворилась поразительно!
Стой!
Ни шагу, ночь!
На место!
Твои тени неспроста здесь околачиваются,
завернувшись в ветер, будто в рубище.
Слит с плечом моим ремень Калашникова,
чтоб в России ночь жила для любящих.
* * *
Исподтишка вначале, робко
потрогал небо дальний гром.
Но отозвались в срубах бревна,
как потянули их багром
со дна реки. А воздух тяжкий
вздохнул глубоко – и не дышит.
Но поперхнулся от затяжки –
ударил в шиферные крыши –
то ветер твердый – будто мускул –
хвастливо вздулся – на, потрогай…
Капкан сердечный отомкнулся,
едва замешкалась природа
и равновесье потеряла…
Как падок до жестоких зрелищ,
междоусобиц трус порядка –
так я слежу в глазные щели,
как будто в скважину дверную,
бойницу крепости забытой.
А сам завидую, ревную,
что мне не бить и быть небитым.
Что есть для этого стихия
и обезболенный солдат
с глазами злыми и сухими –
чтобы сгореть, но не солгать…
Но если тело мое помнит,
как рыба судороги, жрет
ночь – напролет – меня, а в полдень
я жду того, что ночью ждет…
Уют, взлелеянную боль –
свое домашнее растение –
сменить на поле боя, бой?..
И словно из груди прострелянной
идет дымок от почвы влажной.
И, раздразненное грозой,
схватилось тело в рукопашной
с самим собой.
* * *
Когда друзья случились ложными,
и языки, как плетки, вьют,
и если сердце размером с лошадь –
его седлают или бьют.
Когда так близко до рожна – и
за кругом круг, за кругом круг –
пусть лошадь вспомнит жеребенка –
и убежит из цепких рук.
Бродягам и заблудшим
Когда становится – вокруг трехмерной лужей,
а дома – чай, тепло – ковчег,
о вас я думаю, бродяги и заблудшие,
и вам желаю обрести ночлег.
Вы бродите – от злости и до злости,
всех, кто в уюте и тепле, кляня.
И если я зевну – воткнется костью
проклятье ваше в горле у меня.
Но мне страшнее вас – заблудшему,
когда себя я утром обнаруживаю
между женой, собою и подушкою –
Вор в доме! Все к оружию!..
Я говорю свое, а думаю про ваше
(Неотмываемо пилатово – умыться…)
Когда в вас в рост встает бродяжье –
вы вырастаете до звезд, до смысла.
Когда во мне бродяжье, неутешное
однажды встанет, сердце злобой выжжет, –
вы вспомяните душу мою нежно,
если окажетесь в тепле, под крышей.
Вечная поэзия
1.
Отсутствие перспективы дает ощущенье покоя –
это нечто такое… – состоянье без горизонта.
Вот, к примеру, поэзия – выжила после такого!..
Следует, смерть для нее – это предел, нарисованный
мелком берцовой кости – очертание мета –
физической вечности, состоящей из лет.
А это уже не Вечность. Она – состоянье предмета,
которое продолжается, когда и предмета-то нет…
2.
Мы – в перестрелке страстей – будто в тире,
Наукой Любви величаем – как просвещенный Овидий –
отсутствие оной… А Вечность – истина мертвого мира.
Неправильные глаза живущих ее не увидят.
Стремится в Вечность строка. А жизнь без рифмы печальна
была бы – но с утром рифмуется наступающий вечер;
на землю падает снег уже мертвым, чернея лучами.
Но видим в полете – живой, и кажется нам, что он вечен.
Уравнение с одним неизвестным
Бесконечная пропасть неба, пока не появится птица
или с поверхности океана тихое облако не воспарит…
А мир – если судить по мне – вовсе не изменился:
не добр и не зол – но отзывчив. До той поры,
пока не утрачена связь. А все, что потеряно – не потеряно,
оно скрывается от меня в противоположном:
друг – в недруге, в Боге – боль… И я не стучу по дереву,
говоря о возможном конце, ибо и он возможен.
Знакомая смерть, повторяясь, стала числом. И если
служит распятье Христа деревянным плюсом,
то значит, что этот мир – уравненье с одним неизвестным:
действительно ли искупила грехи наши смерть Иисуса?
…А мир остается прежним – неотвратим. Оказалось,
что зло и расплата за зло уравновешены. Незачем
пенять небесам, что невинные несут за зло наказание.
Бог не лепил человека – Бог лепил человечество.
Но разуверился в нем – и скомкал глину животную.
Когда человек недолепленный Создателя вновь повстречает?
За что – за какие заслуги – приходит весна ежегодно? –
будто веселый палач без топора… Все сначала:
можно принять в темноте голову за булыжник,
и убедиться – об стену – в прочности этакой унии…
Наверное, появилось нечто – нечто, что больше жизни,
и просто люди ему имя еще не придумали.
Глубина-высота
Река в осенних узелках и желваках
перемогает бег воды устало.
Ей хочется тихонько полежать
на ложе дна – дождаться ледостава.
Ей дела нет до глубины, до темных створ,
которые закрыли доступ зренью.
И застывает усыпительный раствор –
вода затвердевает, будто зреет.
Но как затвор – отлажен и притерт –
изгиб: направо-вниз и по камням…
Все так знакомо, будто я – приток,
или река стремится сквозь меня.
И ей отягощаться сном не внове,
и лед нести, взвалив его, как горб…
А впрочем – нет, во мне иное:
два левых берега скрепили уговор
по центру русла – там, где потемнее:
чтоб ни случилось – правыми не станут.
Меж них течет незамутненное сомненье –
бери стакан – и можно пить стаканом –
оно лишь вздрогнет и умножится кругами…
На глубину – как на глазное дно –
тень птицы упадет, как острый камень, –
и сразу станет, как от зависти, – темно.
Так глубина следит за высотой,
морщиня время, будто бы моргнула.
И нет ей льда… И только ледяной
взгляд высоты навис округло.
О вечные враги! – Им мира нет.
И глубина кипит от зла на дне.
И если б это было не во мне…
И если не сомненье, что во мне…
Все то, кем я не смог, кем я не стал,
где не был я и где не рос –
в небудущих – небывших небесах,
где отрицательные числа звезд
не стали звездами – но как пиявки
высасывают кровь дурную – птичью.
Там – в глубине несбывшести, неяви
меня уже не ищут…
Там – в глубине густеющей материи –
свершенные движения застыли –
кунсткамера побоев. А потери
расплющились – как лица о затылки.
Разрыв растет – оказываюсь вне
разомкнутых пространств – своих двух половинок.
И если б это было не во мне,
я б знал: к кому пойти с повинной.
Или распить чекушку, накрайняк,
чтоб – как пятнашки – треп был глуп…
Но будто лодка – круто накреняясь –
зачерпываю небо – погружаюсь вглубь.
* * *
…Иго мое – во мне. Имя мое – нем.
Набеги моих бед – иго твоих обид.
Река дороги моей обнажает межень.
И каблуками толпы в лицо мое вбит,
врос корнями морщин щит усмешки.
Не разорву вервий самовосторженной черни.
В кругу смыкается круг – и взбесилась кровь.
Я – из темницы ножен. Лучше меч-отреченье,
чем курносая сила палаческих топоров.
Выбор – свобода цветов. Ноша ее легка.
Моей беспечной воде себя испарять не жаль.
На животе лежит – ободрана кем-то – река.
В комках упругой воды живут ознобы жал…
Иго мое – во мне. Имя мое – нем.
Время-ноль
Ночь. Монолог Луны. Скулеж собак.
Сверну цигарку способом забытым.
Табак, завернутый в скелет событий,
изолганных газетчиком – и есть табак.
Нет, в наше время папироса значит больше,
чем насыщенье этой папиросой –
материальный мор. Но есть ответы на вопросы.
Да не хватает на улыбку кожи
примерно столько, сколько нужно на перчатку.
К тому ж улыбка – щель, расход тепла…
И память пересечь глаза пустились вплавь –
сор времени плывет навстречу частый.
Укрой, ладонь! – Телодвиженье ставня,
иль лапкой сломанною машет «игрек».
Я, принявший условье диких игрищ, –
жить общей жизнью, ни во что свою не ставя,
имею право… влево… пополудни…
И, выпрямляясь по чужой подсказке,
как будто в бой – а череп вместо каски –
заранее забуду, что подумать.
Все потому: настало время-ноль,
когда любая мысль-поступок,
неверной будет. Но по дереву постукать
не забываю, выходя домой…
Испуганные люди. Ночь разбойничья.
А кто ответит на мое приветствие,
я третье «здравствуйте» – как будто новый месяц –
преподнесу – живи в нем, если хочется.
* * *
Ребенок кричит, родившись, чтобы Вечность аукнулась.
Ему откликается мир, перемирие, недоверие…
Из летописи человечества: человечеством движет глупость,
ибо в него сбиваться – это есть глупость первая.
И вот ее псевдонимы: религия, рада, империя –
все, что держится силой множественного числа…
Из летописи человечества: единоличник первым
тонет – в его ладье нету второго весла…
Странник – стило пространства. Встречающее: «Ко мне
спешит удивленный гость!» Но он – в измерении «мимо».
Еще не успели мозоли дорожных камней –
а путник уже убит в умах, единенных обидой…
Из летописи человечества: под надзором режим созвездий,
смена среди сред и эпох, инстинкты зверей – это мы же, но…
Старик, приходящий в Вечность, находит ее известной:
в ней бывшее человечество новой глупостью движимо.
Подготовил Алексей Кривошеев
Читайте нас:
© 2024 сайт газеты "Истоки". Все права защищены.
Газета «Истоки» (Республика Башкортостан, г. Уфа), информационно-публицистический еженедельник, выходит с января 1991г. Зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (РОСКОМНАДЗОР)УЧРЕДИТЕЛИ: агентство печати и СМИ РБ, РОО Союз писателей РБ, ГУП РБ ИД "Республика Башкортостан"
Главный редактор
Айдар Гайдарович ХУСАИНОВ
8-(347) 272-60-66
Заместитель главного редактора
Василий Артемович КОРОВКИН
Телефон
8-(347) 272-60-66
Эл. почта
Адрес
450079 Уфа, 50-летия Октября 13, этаж 7, каб. 714 и 719