В гостях у художника. Часть первая

Художник – в обыденном понимании это человек, занимающийся изобразительным искусством. Однако художником мы часто называем человека, который работает не только в области изобразительного искусства, но и в иных видах художественного творчества, а также метафорически: художником своего дела в любых областях творческой деятельности. Это может быть резчик по дереву, камню, скульптор, модельер, декоратор, мультипликатор, или, скажем, мастерица-вышивальщица. Поэтому более приемлемо другое определение: «творческая личность, искусник, мастер, наделённый художественным дарованием и творческим воображением». Таких людей немало. Честно говоря, я сам иногда беру в руки кисть. Но делаю это раз, два в году. Иногда начатая мною картина годами лежит где-то на шкафу, а придет вдохновенье, положив последние мазки, я дарю ее друзьям. Пишу, как правило, на столе. На пленэры никогда не выезжал.

А вот побывать в мастерской настоящего художника мне хотелось всегда. И вот, будучи в Уфе, напросился в гости к художнику Аластеру Маквизарду. Это, конечно же, творческий псевдоним. В гражданской жизни Ванзин Александр Петрович. Маквизард работал в большинстве художественных мастерских, а в настоящее время является членом нескольких художественных союзов. Состоит в ряде художественных организаций, имеет награды от общественных фондов. Картины живописца частично раскуплены любителями живописи, некоторые в музейных коллекциях, небольшая часть увезена коллекционерами картин из России за границу. Данные об этом человеке противоречивы, и часто разнятся, и порою просто противоположны. Статья о художнике, вероятно, будет такой же.

Родился по данным из автобиографии, представленной в Союз художников, в семье занимающейся активной творческой жизнью, в СССР, Башкирии, в 1961 году, городе Уфе, девятого мая, в роддоме на так называемом «пятом лагере». Поселении, как рассказывают старожилы, бывшего лагеря для заключённых, строивших большой нефтеперерабатывающий завод. Отец работал художником-оформителем. Мать была педагогом, много читала о художниках и знала практически всю историю живописи.

Детство было совсем не радужное. Мама художника по состоянию здоровья практически не стала работать, по возможности занималась ведением домашнего хозяйства, много лет была парализована. В семье росли ещё два старших брата, всего было пять братьев, это по официальным документам. По другой версии Александр был приемным сыном, как и все остальные, кроме самого старшего, Анатолия, впоследствии тоже ставшего профессиональным художником. По некоторым косвенным документам и из детских воспоминаний самого художника, родителей Александра необходимо было искать в Финляндии, в городе Кеми. Он долго искал их, ему хотелось узнать, по каким веским, непреодолимым причинам его оставили или бросили на произвол судьбы. Как бы там ни было, Александр смирился с существующим, и больше не ищет своих истинных родственников. И родными считает тех, кто его вырастил и воспитал. Однако боль одиночества прослеживается всё равно в его картинах, в художественных сюжетах его работ.

К примеру, на которых чахлые растения тянутся к лучам солнца, как не хватает тепла растению в тени, так маленькому Саше не хватало любви матери. Больная, измученная тяготами жизни женщина не могла создать ребёнку атмосферу детского счастья. Она была справедливой, доброй, внимательной, но отстраненной от мальчика. Мальчишка мечтал о любимой маме, он завидовал сверстникам, когда те, случайно упав, больно ударившись в слезах бежали к своим мамочкам и те, приласкав их, утешали и лелеяли. Как же ему хотелось также очутиться в объятьях ласковых рук мамы, но они всегда были сдержанны, холодны как неживые.

Отец, Ванзин Пётр Васильевич, вернувшийся с фронтов Великой Отечественной войны контуженным и израненным, постоянно болел, лежал месяцами в больницах и госпиталях, а мама, Болховитинова Мария Тихоновна, после парализации не могла изменить к лучшему благосостояние семьи. Сама еле передвигалась, волоча обездвиженную ногу, хотя что-то пыталась делать левой рукой, варить, стирать, правая висела плетью. Семья жила плохо, можно сказать, в нищете. У отца были только ватник и кирзовые сапоги, а у матери никогда не было хорошего платья. Когда болезнь немного отступила, она устроилась мыть полы в контору на швейной фабрике, у нее не было даже пальто дойти до работы. Зимой она ходила в старом летнем плаще, под который надевала поношенную фуфайку, больше было нечего. Ходить просто в фуфайчонке было совсем стыдно. Злые языки малограмотных женщин подчеркивали обидными репликами, как им казалось, ущербность, не способной купить одежду поприличнее, образованной женщины.

– Неужели не холодно в мороз в плащике бегать, – зудели они.

– Нет, – отвечала мама, – я закалённая!

Художнику нечего вспомнить радостного из детства, только нужда и бедность. Жили так плохо, что порою нечего было одеть. Ребенку запомнились случаи, когда совсем было тяжко, мама отводила его соседям на вечер, соседи принимали малыша, он играл с их детьми. А мама сама шла на подработку мыть полы в школу. В один из таких зимних дней совсем стало холодно, а носочков у ребенка не было, мама вся в слезах свои варежки натянула на ножки ребёнку, одела ему резиновые сапожки и повела соседям, чтобы приглядели за ним пару часов пока она вымоет полы в школьных классах, куда устроилась за шестьдесят рублей уборщицей.

– Что Вы плачете, мама? – спрашивал вечерами Саша, на что заплаканная мама ответила:

– Вот вырастешь, сыночек, узнаешь.

Всё детство прошло в чужих обносках, в школьные годы его сверстники дразнили «заплаточник». Иными словами, нищета и безысходность. И ещё об одном случае рассказал художник, о том, как бедно жили. Однажды отец купил граммов двести варёной колбасы, собирались к обеду сделать окрошку, Саша взял её со стола попробовать, она была такой вкусной, что он забылся и съел её всю без остатка. Она была куплена для всей семьи, и стало понятно, что семья осталась без вкусного обеда, маленький мальчик заплакал и решил, что когда вырастет, пойдёт работать и купит всем много вкусной еды, маме пальто и тёплую кофту, отцу красивую рубашку, выходной костюм и ботинки.

И вот СССР, страна Советов, после кровопролитной войны с фашизмом, ударных пятилеток, восстановила промышленный потенциал. Поля танков, самолетов, ракеты, миллионная армия охраняла её границы и покой трудящихся. Людям казалось, что вот-вот, ещё один рывок – и наступит счастливая жизнь. Трудящиеся великой страны верили в светлое будущее, есть работа, люди получают квартиры, пусть маленькие «хрущевки», но свое отдельное жилье, льготные путевки от профсоюзов в санатории и дома отдыха, а что ещё нужно? Лишь бы не было войны, но страна всё равно в окружении врагов. Ну, если покрасивее одеться, мебель в дом удобную приобрести, личную автомашину, съездить отдохнуть на курорт, в общем, придет и достаток в семьи. Верил в это и художник Маквизард и следовал лозунгам партийных функционеров, призывавших к светлому коммунизму. Однако, оглянувшись вокруг, можно легко было увидеть, у партначальников коммунизм уже наступил, всё лучшее у них, дачи как дворцы, служебные авто, спецпайки, охрана, а народ как жил впроголодь, так и жил. Ни колбасы, ни ботинок, всё те же ватники и кирзачи, работа на износ, а не согласен, высказал мнение против партноменклатуры – тюрьма. А еще, как вариант, психушка.

Художника Маквизард в детстве специально живописи в семье не учили, но в доме всегда были, валялись карандашики, краски, кисточки, сколько себя помнил, малыш подбирал их, что-то чиркал, рисовал. Только мама приносила ему книги о художниках и рассказывала о великих живописцах. Когда он взялся рисовать первую картинку масляными красками и нарисовал её плоскую, она подсказала ему как нужно правильно – про тени, про объем, рефлексы, перспективу в изображении на холсте, что бы было похоже как на самом деле в жизни.

Ещё они жили по соседству с художниками, которые теперь являются плеядой мастеров Башкирской живописи, мальчик был часто в их мастерских, наблюдал, как они творят, и много перенимал для себя. Его отец дружил со многими известными художниками страны, к ним часто приходили, приезжали в гости именитые художники из столицы, других городов. Но живопись мало впечатляла бедующего художника. Ему хотелось побыстрее стать самостоятельным, не быть обузой родителям. В четырнадцать лет он уезжает в сельское училище на полный государственный пансион со стипендией в двенадцать советских рублей и трёхразовым питанием. Ему выдали шапку, чёрную шинель с блестящими пуговицами, сапоги, в общежитии – постель и стали обучать пчеловодству. Отсюда начались его университеты. Полжизни художник потратил в метаниях от рубля к творчеству. И все-таки творчество победило, он бросил все попытки оседлать золотого тельца и стал только творить картины.

Продолжение следует…