Как шустрый маляр за «чудом» ходил

В осенний погожий день вспомнилась одна презабавная история. Впрочем, и не совсем история, а некий вырезанный эпизод из трудовой жизни – в одной частной фирме, где умели мы впахивать троекратно и в сию же минуту полодырничать немного за кружкой чая в бытовке. Чаи распивали часто: от каждого часа выкраивали минут десять-пятнадцать. Несчастный электрический чайник не знал роздыху в будничные дни. И пыжился он, и пыхтел он… от гнева праведного.

Итак, обыкновенная наступила «вечеровка», которая была вчера, позавчера и может наступить завтра. Задержались, одним словом, мы на работе, и бог знает до скольки. Случается по-разному, когда до десяти вечера, а может статься и до полуночи. Что ж, «бархатный сезон» под конец года. Заказов от бюджетников (химиков, медиков) в ноябре, декабре просто прорва; а это преимущественно вытяжные шкафы, титровальные столы, приставки, обычные шкафы с полками и всё это мебельное добро из металла. Вари-пили-болгарь, да ещё покрась порошковой шагреневой краской.

Порой могли и заночевать в своём «втором доме», что находился на окраине промышленной зоны. Недалеко от нас маячил закрытый, не функционирующий Уфахимпром (Чернобыль). Смотрело на нас надрывно мёртвое многоэтажное здание с разбитыми окнами-очками, за которыми проглядывала тревожная проглатывающая темнота. Довлело оно не на шутку.

– Вечеруем… Эх! Никакой жизни… человеческой. Так и в деревянный макинтош сыграем с этой каторги, блин! Как тараканы-прусаки – всё ночами и по ночам, – ворчал привычно электрик Антоха… Фаза, продолжая тянуть электрический провод внутри желобка вытяжного шкафа. Выходило, что язык его двигался в одном направлении, а руки, сухие и все расцарапанные, в другом. Инстинктивно делали, в общем, свою работу.

– Ворчушкин, ты опять свой музон гоняешь. Как тебе не надоело ныть? Если бы ты свой рот завязал шнурками, то глядишь и время побыстрее поскакало, – гундосил в ответ слесарь-сборщик, орудующий шуруповёртом.

– Ага, держи нос шире. Время не… запорожец с четырьмя ступенями, оно идёт себе ковыляет, как калека с переломанными ногами. И ничем его не поторопишь, не пнёшь. Всё наш начальник цеха… Ему неймётся, ему давай заказ и за два дня сделать чтоб. 

К слову, мамой мы называли хозяйку нашей частной фирмы. Женщина чересчур строгих правил. Характер – третья мировая война! Чуть что не так, косяк какой – в крик, а голос её близок к пушечной канонаде, рёву ракетных установок. Взрывается она, короче, как несколько атомных бомб. Однако по неясным причинам её почему-то назвали ласково и нежно – мамой. Будто и по-домашнему.

Человек нас работало, в небольшом цехе и некогда советском, порядка десяти и задержалось в этот счастливый день столько же. И вот явилось, не запылилось к ним… к нам, работягам, одно жгучее желание: «Не приобрести ли в магазине что-нибудь покрепче – с градусами?» Имеем полное право унять стресс чем-нибудь сурьёзным. Люди мы, чай, живые – не киборги какие. Благо, и готовящийся ко сну город недалеко – перепрыгнуть железку, тупик и магазин нарисуется тут же. И времечко – кажись, восьмой час… уже восемь. Но подчеркну одну существенную деталь: в цехе властвовал «сухой закон» – на работе ни-ни. Боже упаси! С подозрительным запахом могли взять за шкирку и за ворота – пополнять ряды безработных. Мама и вовсе прихлопнула бы наглеца мухобойкой… ну, нехорошо с ним могла поступить. Но на вечеровках редко случались чудеса, когда в законе проделывали брешь. Удавку над трудовым народом условно ослабляли. Благо, мама в черничное время суток находилась всегда в своём дворце в Нагаево. И что занятно, те в свободные часы горячительные напитки, чистые как слеза, кто-то окрестил чудом. Так и повелось: пойдем, сходим за чудом.

Собрали с миру по нитке, то есть по копейке,  стольнику на пузыри и послали за ними, родимыми, гонца – маляра. Никитоса. Он в подобных делах весьма ходкий и пронырливый, как зайчик везде проскочит. Болтлив больно, конечно, но делу не помеха. Через три минуты Никитос (говорилось же, что о-о-очень шустрый) стоял у магазинного прилавка и тянул (жалостливо) наши кровные мятые сторублёвки продавщице с румяными скулами и мясистым носом. В своих фантазиях он уже пил прямо из ведра «божественную росу», и пил не закусывая. Но тут его соколиный глаз, вероятно боковым зрением, вдруг подметил, как к прилавку подошла… наш босс. Атас! Мама!!! Но гонец не лыком шит, его сметливость не знает границ. Скорость его импульса нейронных клеток в черепной коробке превышает скорость света в разы. Выход из ситуации будет найден за долю секунды. Уж поверьте! А продавщица с пикантными формами уже спрашивала его вялым голосом, будто трое суток не спала:

– Вам чего-о?

– Мне… – ох, эти горячие доли секунды. Не мог же он при маме взять спиртное. Ну, никак не мог. – Мне, пожалуйста, доширак!!!

– На все?.. – ошарашено спросила мадам-продавщица, которая, ясен пень, не первый год в торговле. Она обычно издали могла определить: кто за какими продуктами, грехами пришёл. И она мысленно догадалась, для чего явился человек в рабочей (на удивление чистой) спецовке. Но здесь произошёл некий диссонанс реальности.

– Да… да! – вымученно пролепетал маляр.

И она набрала Никитосу целый пакет «доширака», который едва не лопнул от возникшей чрезмерной полноты. Он то краснел, то белел-желтел, как светофор. После покупки «генеральша», мама с ним мило поздоровалась, маляр же ей дал понять, что это типа для вечерней закуски, ужина в цехе. В ответ она скучно его похвалила. После непродолжительной беседы гонец дал дёру – от стыда подальше. От себя тоже. Что произошло в цехе, после того как гонец предъявил своим коллегам, трудовому пролетариату вместо «чуда» жуткие китайские будни, пожалуй, не буду рассказывать. Ведь большинство читателей поймёт, посочувствует. Но одно добавлю – его не убили, не закатали живьём в цемент. Трудовой народ – известный факт – не звери! А огромный одноразовый пакет с «дошираком» повесили на гвоздь у окна. Знатные брикетики мы поедали мало-помалу, в течение месяца…