И вот одну такую историю я хочу рассказать. Осенью прошлого года мы редакционной командой приехали в город Благовещенск на какое-то официальное мероприятие. Даже и не помню уже, что это было за празднество. Но вот одна встреча в тот день врезалась в память. Мы стояли рядом с заместителем редактора газеты «Истоки» Василием Коровкиным на городской площади, о чем-то разговаривали. И вдруг на нас налетел как вихрь, как торнадо какой-то человек, знакомый Василия Артемовича. Он высыпал нам на голову целый ворох рифмованных куплетов – забавных, потешных и даже временами смешных. Мне на минуту показалось, что я нахожусь на настоящей русской ярмарке и слушаю раек – род легких народных стихов-куплетов.
А потом он принес откуда-то и подарил мне прекрасную корзину, сплетенную своими руками.
– Как вас звать-то? – наконец удалось мне втиснуть свой вопрос в непрекращающийся поток его речи и стихов.
– Харламов, Николай Анатольевич! – ответил новый знакомец.
Знаменитая хоккейная фамилия запомнилась.
А некоторое время спустя Николай Анатольевич приехал в редакцию, и нам удалось поговорить уже обстоятельно. Не на ходу.
Его бабушка полька жила в начале прошлого века в пригороде Варшавы, а потом оказалась в России. Во время Первой мировой войны ее с отцом и матерью выселили из Польши. Так бабушка попала в Башкирию. В Гражданскую войну семья продала все свои вещи, чтобы вернуться на родину. Но ночью царские деньги поменяли на керенки и… остался целый ящик ненужных бумажек. Вот так повернулась судьба, обрекшая гордую польку прожить свою жизнь в нищете.
А женой Харламова стала немка. Когда в перестройку 90-х началось переселение российских немцев в Германию, Николай Анатольевич тоже решил уехать туда с семьей. Отослал документы на вызов. Но на его имя пришел отказ, потому что в трудовой книжке была запись: «инструктор орготдела районного комитета КПСС». И тогда Харламов подал иск на всю страну за нарушение своих гражданских прав. Иск в ФРГ приняли. И вызвали Харламова в Кельн на судебный процесс, причем, оплатив все расходы, связанные с переездом. Но суд он все же проиграл и остался жить в родном Благовещенске.
Работал заведующим районного отдела образования. Сочинял раешные стихи. Дарил друзьям на праздники, юбилеи, дни рождения. А когда вышел на пенсию, увлекся плетением корзин из ивовых прутьев.
– Мне понравилось это дело потому, что видишь результат. Сам процесс плетения мне доставляет удовольствие: все ненужное уходит из головы, сосредотачиваешься на полезном, и хорошие мысли появляются…
Учился Харламов у профессионалки Валентины Полуэковой. Читал книги по плетению. За день он может сплести две корзины. Также плетет вазочки, хлебницы, даже цветы из ивовых прутьев. Сам процесс заготовки прутьев сложен.
– По одному прутику собираю поздней осенью и ранней весной, – рассказывает мне историю своего увлечения Николай Харламов. – Потом сырье освобождаю от коры, варю в ящике, замачиваю в ванной, сушу…
Сегодня Николай Анатольевич достиг такого уровня мастерства в лозоплетении, что дает уже и собственные мастер-классы.
Свои прекрасные изделия он дарит друзьям-знакомым. Иногда и продает. Все прибавка к пенсии!
Харламов рассказал мне также о своем тесте Александре Вильгельмовиче Шпете, заслуженном работнике нефтяной промышленности БАССР, кавалере ордена Трудового красного Знамени и Ордена Октябрьской революции. Александр Шпет первый в Башкирии начал перевозить нефтяные вышки целиком, не разбирая их на части. Сегодня он проживает в Германии. А троюродный брат Николая Харламова Брюс Бетке живет в Америке, в Торонто, и известен как писатель, автор знаменитого киносценария «Дикий запад».
Вот такая необычная судьба и такое необычное родство!
И, конечно же, нельзя обойти стороной еще одну пламенную страсть Николая Харламова – любовь к сочинительству рифмованных куплетов. Даже книжечку своих раешников издал. И вот такой забавный свой автопортрет в стихах создал:
Кто любит песни, кто частушки.
Я пиво пью, роняя кружку.
«Ну, что тебе не достает?
Есть дом, семья, пошли внучата.
Но в платьях розовых девчата
Душа враз с телом не рассталась.
Кто знает, сколько мне осталось,
Пишу стихи, плету корзинки,
Смотрю, как у соседской Зинки
Грудь поднялась до подбородка.
И я, забыл про сковородку,
Что брызжет салом с колбасой…
Не захлебнуться бы слюной…