Лига выдающихся декадентов. Часть десятая

Раскатившись по разным углам, борцы тяжело дышали, более не порываясь в бой, поскольку осознали равенство сил.

– Патовая ситуация, – прокомментировал момент Розанов. – Вернёмся к беседе? Боринька, подумайте о Тех, кого носит… Тех, кто носит… Тьфу, запамятовал!.. Тех, кто за Минцловой! С учётом габитуса «колоды» за ней может стоять множество опаснейших людей.

Бугаев упорствовал:

– Анна Рудольфовна, несчастная блаженная, мистифицировала вас.

Розанов схватился за голову:

– Все погибнем!..

– Я ему всё-таки пропишу в физию… – начал было Вольский.

– Оставьте, Николай Владиславович, – устало вздохнул Розанов. – Угрозы тут бездейственны. Дайте я снова попробую. Боря, послушайте, вы же хотели работать – во благо мира. Грандиозную стройку или перестройку, «разрушим до основанья, а затем», молотки, мастерки, фартуки, вот это всё. Злодейка Минцлова на этот именно крючок вас удила, пытаясь вытащить в заграницу. Если в замыслах у ней не стояло прямого убийства… Может, хотела вас занять чем-то, например, тяжёлым физическим трудом на свежем воздухе: храм новой религии строили бы, не в переносном, а в прямом смысле, – купол там, архитравы, порталы из дерева вырезывать. Что угодно, лишь бы стихи и прозу не писали. И вот я показываю верный способ строительства нового – вашего! – мира, и вы можете запретить – буквально так! – существование таких персонажей, как Минцлова и её личарда в оправе без стёкол, и говорю вам: пишите! – а вы артачитесь. Как так? Сами же хотели!..

– Я подумаю, – брезгливо проворчал поэт. – Как, говорите, будет называться спасительный роман?

Розанов вскинул голову и с надеждой в голосе отозвался:

– Боринька! Это решать только вам.

Бугаев не соизволил прореагировать на выражение высокого доверия.

Вольский сказал веско:

– Нам с вами, Боря, вместе котят в ведре не крестить, однако давайте попытаемся хотя бы в эти несколько дней соблюсти уважение друг к другу.

– Я готов, – сию же минуту покорился Бугаев, но только вызвал у Вольского скрежет зубовный: меньшевик был вправе ожидать новой проделки. Поэт не преминул невинным голосом пожаловаться: – Василий Васильевич, Коля отказывается верить моему чистосердечию.

Бугаев ладошками зажал уши, когда Вольский заговорил:

– Это невозможно вынести! Видите, видите, Василий Васильевич, он всегда так делает! Боря целенаправленно нервирует меня! Из-за этого я разорвал с ним отношения.

Розанов ходил по ковру, щёлкая костяшками пальцев, и размышлял вслух:

– Как же изъять из её затылка записочку с магическими письменами, что витальность голему придаёт… Так-так. Кабаллистическую глину размоет океаническая вода. Но Минцлова – в Москве. Ситуация патовая.

Вольский досадливо воскликнул:

– Что же, никак не обороть чудище?

– Не обо… что?

– Обороть!

Розанов пробормотал:

– Показалось.

– У нас ведь имеется неподалёку океан! – возликовал Боря.

Спутники посмотрели на него как на сумасшедшего.

– В какой-нибудь версте! – твердил поэт.

– Совсем Боринька… того-с, – скорбно подытожил Вольский.

– Да я про подземный океан, на котором Москва стоит!

– Неужели? – скептически произнёс Розанов.

– Я геологией занимался. Диплом по оврагам готовил.

Розанов вскричал:

– Боря, вы – гений!

– А при чём тут овраги?!.. – вставил Вольский.

– Что же, в самом деле – вода в глубочайшем гроте? – всё-таки усомнился Розанов. – Плавать можно? А батисферы спускать?

– Это порода, насыщенная водой. Бездонные ямины зыбучего песку.

– Гм-гм. И вправду: чем не океан?

– Минцловой хватит! – злорадно произнёс Вольский.

– Боря, а как спуститься к этому морю? Знаете ли?..

– Профессор однажды вёл практическое занятие над самым берегом. Спуск начинается в подвалах доходного дома на Солянке.

Меньшевик спросил:

– Но каким образом заманить теософскую тётку под землю?

– Говорил же, сама явится! – проворчал Розанов. – Колебаний не испытает, ибо не осведомлена об океане: университетов не кончала, наукам ежели и обучалась, то исключительно «оккультным».

Стук в дверь предшествовал появлению коридорного, возвестившего:

– Господину Роза́нову – записка! И счёт за вчерашний ужин в номер-с.

– Ро́занову, Ро́занову! – прикрикнул адресат, хватая бумажные полоски и пробегая их глазами. – Этакая шантрапа приобретёт власть – всё развалит, исковеркает, даже фамилии. Расхожий Ива́нов каким-нибудь Ивано́вым станет. Ни минутой дольше здесь не останемся! Скорее собирайте пожитки. В фойе нас ждёт один человечек.

Бугаев мстительно сказал:

– Зачем нам новый персонаж?

– С чего вы взяли, Боринька, будто он новый? – улыбнулся Розанов. – С этого персонажа вся история и началась.

– Василий Васильевич хочет съехать, потому что он жадина, – смешливо задудел Боря в ухо Вольскому, как всегда нагруженному кардонкой. Тот брезгливо сморщился и ускорил шаг.

Худенькая дама замерла перед окном. Обернулась, когда Розанов ласково окликнул. Бугаев вздрогнул, узнав Мариэтту.

– Василий Васильевич, спасибо за телеграмму! – сказала она, будто не замечая Борю. – Первым же утренним поездом ринулась вдогонку.

Бугаев мялся и как будто не знал, как поступить. Наконец Мариэтта повернулась к поэту и с укором произнесла:

– Здравствуйте, Боринька! Отчего так долго не писали мне?

Бугаев дёрнул плечом:

– Времени катастрофически не хватает. Знаете, всё медитации, медитации… Вот справимся с Анной Рудольфовной, может, и черкну пару строк.

Девушка слегка наклонила голову.

– Вы присоединились к нашему обществу в опасное время, – сказал Розанов, разрядив своим вмешательством обстановку. – Следует ожидать новых покушений на наши жизни. Боря, отведите нас к тому дому, из подвалов которого лежит путь к морской стихии.

 

* * *

На стук выглянул швейцар. Розанов набрал воздуха, собираясь завести дипломатическую беседу, но заговорил Боря, и заговорил разумно, почти как среднестатистический обыватель.

– Здравствуй, Геннадьич. Помнишь меня?

– Помню-с, – настороженно отвечал мужик.

– Мы тебя ещё Генычем звали, и Генуичем, и Гангренычем.

– А-а-а, – разулыбался швейцар. – Помню студентиков.

– Хочу друзьям экскурсию устроить в подземную каверну. Уж отблагодарю тебя. Что там океан?..

– А что ему будет-с? Поплёскивает океан-с. Струйки песочные пускает. Третьего дня спускался крыс топить. Наловил в подвалах полную клетку и… А что с ними прикажете? Коту отдать – сожрут кота. Значит, когда хотите отправиться? Мне фонари залить надобно-с.

– А как скоро зальёшь? Ты сообщи мне, как готово будет, а я покамест провизию и цветы для пикника закажу, компанию соберу. Вот тебе визитная карточка и целковый впридачу. Пошлёшь мальчишку по адресу.

Оставив позади ворота дома, Розанов проговорил:

– Если раньше меня тревожило, как это мы утопим женщину, то теперь, после рассказа Гангреныча о крысах… Сам народ в лице этого мужичка дал нам разрешение… Кстати, какой адрес на вашей карточке написан?

– Мы у нового персонажа пока засядем. У маменьки моей, – ответил Бугаев.

Василий Васильевич подозрительно взглянул на поэта. Достав зажим Минцловой, обеспокоенно стал перелистывать бумажные прямоугольнички.

– Скажите, Боря, это не ваше?

На матовой бумаге из коллекции теософки значилось: «Виндалай Левулович Леворог», пониже в скобочках, как обычно указывают род деятельности, приписка: «единорог».

– Моя карточка!

– Боря!.. Здесь нет адреса!

– Как нет адреса?

– Смотрите, на обороте напечатано: «такая-то улица, такой-то дом, такая-то квартира». Вы не заполнили форму! Ещё, наверное, с наборщиком разговаривать не захотели: «Печатайте так!»

– А я-то гадаю, почему новые знакомцы никогда не проведывают!

Мариэтта прыснула в кулачок. Бугаев выглядел слишком искренним, чтобы это проявление чувства было всамделишным. Скорее всего, опять издевался.

Решили возвращаться к доходному дому, чтобы в этот раз оставить нормальный адрес.

Соратников ожидало удивительное зрелище: личарды в количестве не большем, чем пальцев на руке, деловито вскрывали дверь, желая, видимо, допросить швейцара. Тот заперся на все замки и сидел тише воды, ниже травы.

– Может, уйдём? – шепнул Бугаев.

Было поздно – личарды заметили героев и, вытаскивая из карманов короткие дубинки, двинулись к ним.

Боря совершал странные пассы в направлении врагов, потом сделал долгий шумный выдох через кружочек рта, дико взвизгнул, низведя звук до угрожающего свиста.

– Колдует! – оторопел личарда.

– Джиу-Джица! – объявил Бугаев. – Приём! Ещё приём!

Личарды раскатывались в стороны. Мариэтта восхищённо вздыхала.

Вольский отклонял голову и туловище назад, оказываясь вне досягаемости кулаков личард, и короткими быстрыми ударами кастета валил их, как фигурки в «городках».

 

Продолжение следует…