История одного. Часть вторая

* * *

Пик добрался до владений своей тётушки. Он скромно постучал в дверь и стал ждать. Через пару минут послышалось кряхтение, затем дверь со скрипом отворилась.

– Кого там кошки носят? – пискляво спросила Грей, тщетно пытаясь разглядеть лицо Пика. Она была слепа.

– Это ваш племянник, Пик! – весело сказал мышонок, словно хотел обнять тётушку.

– И чой те надо, Пик? – подозрительно спросила старая мышь. – Что я могу тебе дать?

Она смотрела через мышонка пустыми глазами, отчего тому стало не по себе.

– А мне нужен рецепт бражки, которой вы угощали нас намедни, – сказал Пик, стараясь не смотреть в глаза тёти.

– Моей бра-а-ажки, – протянула Грей и замолчала. Прошло некоторое время. Казалось, что она уснула. Мышонок привык к этим странностям тёти, поэтому терпеливо ждал.

– Кто здесь? – удивилась Грей, когда её голова коснулась шерсти Пика.

– Это я, Пик! – повторился Пик, – пришёл за рецептом браги!

– А я не раздаю свои рецепты кому попало, – сказала Грей и фыркнула. – Может, ты не тот, за кого себя выдаёшь.

– Я Тот, – уверил мышонок, точнее, я – Пик, ваш племянник.

– Да-да, Пик – мо-о-ой племянник... – Грей вновь хотела заснуть, но Пик специально чихнул.

Грей вздрогнула. Она опять стала смотреть пустыми глазами сквозь Пика.

– Кто, говоришь, была твоя мама? – этот вопрос она задавала всегда, когда хотела убедиться, что перед ней Пик.

– Пробирка, – словно пароль произнёс мышонок.

– Ты знаешь, – согласилась Грей и зашла в дом, не приглашая племянника.

Пик постоял немного у закрытой двери и уже собрался было уйти, как вдруг дверь открылась. Грей появилась со свёртком, который она крепко сжимала в руке.

– Твоя мама была красивая, – констатировала она. – Правда, она не была похожа на других мышей.

– А какая она была? – спросил мышонок, добавив в голос нотку волнения. Он уже сто раз слышал эту историю.

– Пробирка не была похожа на других мышей, – Грей качала головой, погружаясь в воспоминания. – В Белой комнате нас было много, но твоя мама и другие существа её расы держались от нас порознь. Каждый день твою маму поднимали и трясли, вертели и заливали всякой жидкостью. Мы ужасались при виде таких пыток... Она была длинная и блестящая, словно река. Мы ею восхищались. А ещё там были Они – поганые твари. Они и проводили пытки.

Грей скорчила гримасу, словно съела кусок голубой поганки.

– А потом появился ты. Ты был похож на нас, но твой запах, это было необъяснимо...

Короче, это был запах Пробирки!

Пик про себя зевнул. Ему уже наскучило слушать эти легенды о Белой комнате, о тварях, пытавших мышей, о чудесном спасении после пожара и прочем, и прочем. Сейчас он пожирал глазами свёрток, где, видимо, и был желаемый рецепт.

– Тётушка, а что это у вас в руке? – наивно спросил мышонок. Он опасался, что Грей перейдёт к рассказу об основании колонии и это ещё продлится долго.

– В руке... – Грей запнулась, пытаясь вспомнить, о какой руке идёт речь. – A-а, это то, что ты просил. У меня столько хлама развелось, и я не сразу нахожу то, что нужно.

Пик молча кивал.

– От него пахнет ягодами, – сказала она и протянула свёрток.

Мышонок взял кусок непонятной материи и развернул его. Поверхность, усеянная мелким почерком тёти, была заляпана ягодами, от чего текст стал нечитабельным. «Ладно, дома отскоблю ягоды и попытаюсь разобраться в этих каракулях», – подумал он.

– Спасибо, тётя! – поблагодарил он клевавшую носом мышь и, не дожидаясь ответа, поскакал прочь.

Грей подняла голову и незрячими глазами посмотрела в сторону отдаляющегося мышонка.

– Время пришло, – прошептала она. – Время пришло...

Невидимые потоки воздуха подхватили эти слова и, поднимая былинки, устремились ввысь.

Огромная туча клубилась над лесом, грозясь раздавить всё на своём пути. В чёрном сгустке влаги уже начался дьявольский процесс: то тут, то там возникали яркие вспышки. Скромные порции дождя внезапно сменились стихийным ливнем, плотной пеленой окутавшим всю округу. Атмосфера разрядилась до предела. Между небом и землёй проскакивали гигантские искры.

Только Пик зашёл в нору, как полил дождь. Он облегчённо вздохнул и улыбнулся.

– И разверзлись хляби небесные, – сказал он.

Пик зашёл в зал, бросил свёрток на журнальный столик и повалился на диван.

Часы пробили полночь. Пик расстелил постель, но спать ему не хотелось. Он взял книгу, но чтение сегодня не захватывало. В таких случаях его начинали будоражить мысли. А мысли его всегда стремились обрести печатную форму. Тогда Пик садился и писал. Писал просто для самоудовлетворения.

Пик иногда смотрел познавательные передачи, которые шли по каналу «Discovery», если видел что-то интересное, то записывал себе, чтобы материал использовать в дальнейшем. Когда-то Пик приметил интересную ассоциацию, правда, несколько технологическую, к понятию апатии между первым и третьим мегагерц.

Редко всё начинается с заголовка. Но сегодня основа росла именно из названия. Пик писал легко, без напряжения. Ему нужно было только облачать мысли в художественную форму.

 

М/У 1 И 3 MHZ

 

Холодная луна висела над парком. Лем сидел на скамье и наблюдал за людьми. Он вдыхал свежий воздух и, медленно смакуя, выдыхал его. Клубы углекислого газа мгновенно таяли. Мысли не волновали. Это один из тех моментов, когда бессмысленное времяпрепровождение кажется идеальным способом существования: без напрягов, без насилия сознания.

Лем перевёл взгляд на городские огни, затем на звёзды. Некоторое время он просто наблюдал мерцающие точки. Внезапно что-то оборвалось, появилось необъяснимое чувство: манящие звёзды казались такими родными, что осознание их недостижимости защемило сердце. Лем понимал, что эта недостижимость не ограничивается лишь расстояниями в сотни световых лет, существовал и другой аспект – иллюзорность. Лем задумался о своей жизни и её сухости. Горький ком подкатил к горлу. Текущее время непонятным образом начало покалывать. Поначалу Лем подумал, что это мурашки бегут по коже, но лёгкая дробь пронизывала весь организм. Бездействие невыносимо давило на мышцы. Тогда Лем встал и пошёл вперёд, без определённой цели.

Тени выползали из тёмных переулков, окутывая дома сонным одеялом. Было тихо.

Вскоре Лем набрёл на дом своего знакомого. Из гаража, располагавшегося на заднем дворе, слышалась музыка. Здесь часто собирался народ, по поводу и без повода. Когда безделье начинало донимать, все шли в гараж к Мухе. Лем немного помялся, но всё же решил заглянуть туда, так как безделье действительно достало. За кирпичными стенами творились известные дела: девушки, алкоголь и разговоры ниочём.

Муха с радостью встретил Лема. В гостях у него были две привлекательные особи, с которыми он немедленно познакомил его. Представляя Лема, Муха несколько преувеличил, чтобы создать определённый имидж. Поговорив ниочём, Лем и Муха вышли покурить.

Муха стал рассказывать о том, какие это прекрасные девушки в смысле пофачиться, сопровождая каждое слово своим неизменным матом. Девушки и правда высший сорт, но мысль о звёздах не покидала Лема. Первые две минуты он слушал, но потом стал пропускать слова мимо ушей. Муха заметил это и сбавил темп. Несколько секунд оба молчали.

– Да что с тобой сегодня! – недоумённо воскликнул Муха, подкрепив свои слова лёгким толчком в бок Лема.

Лем вздрогнул.

– Да... сам не знаю...

– Сэм не знэю! – саркастически спародировал Муха. – Я тут, знаете ли, распаляюсь, пытаюсь раскрутить его. Посмотри, видишь, две тёлки стынут?

Лем улыбнулся и понимающе кивнул. Только пылало у него в другом месте.

Неожиданно для себя он спросил:

– Что жизнь твоя?

–Да ты ваще офигел, что ли! – удивился Муха. – Тут тёлки…

Он бросил окурок в траву и подошёл к двери.

– Ты с нами сегодня?

Лем покачал головой.

– Не сегодня.

– Пойди, проспись, – сказал Муха, – а то какой-то ты нездоровый.

Лем пожелал Мухе приятно провести время и побрёл домой.

Утро. В общем, больше нечего сказать. Каждый день с точностью повторяет предыдущий, да и все прошлые. Так проходит жизнь: незаметно, потому что обыденно. Лем свершил туалетные дела и пошёл завтракать.

 

* * *

Августовское солнце скромно выглядывало из-под дождевой тучи.

Лем сидел на скамье и, как обычно, разглядывал прохожих. Каждый человек живёт в своем мире, и этот мир был интересен Лему. Вот мимо тебя проходит человек. Он задумчив, с хмурым выражением лица, или же, наоборот, весел и сияет на всю улицу. О чём он думает, «чем дышит», чем живёт, к чему стремится? Не твоё дело, и ты никогда этого не узнаешь, но это позволяет тебе задуматься о себе. Так Лем сидел и наблюдал, думал и молча удивлялся жизнью.

– Здорово, Лем, – прохрипел голос за спиной.

Лем повернулся.

Из-под потрёпанной бейсбольной кепки его сканировали рысьи глаза Хрыча.

– А, Хрыч, присаживайся…

Паренёк встал ногами на скамейку и сел на её спинку. Закурив сигарету, он начал говорить.

– Вчера Ленинского помяли... Сдуру, конечно... по три портвейна на рыло было. Так вот... ты понимаешь...

– Где забились? – со знанием дела спросил Лем.

– Колизей. Сегодня к восьми.

– Я буду, – сказал Лем.

– Отлично. Арматура, как обычно, у Мухи.

– Понятно. Оставь затянутъся.

Хрыч протянул недокуренную сигарету.

– Ну, давай, свидимся.

– По-ка, – задумчиво произнёс Лем.

Ленинские... И как они умудрились вляпаться в такое дерьмо? Самая крупная группировка в этом мизерном городке! Организованная ещё до рождения Лема, она держала под собой все имеющиеся предприятия города. Естественно, старшим не было никакого дела до этих мальчишеских разборок. Тем не менее, основу составляли среднестатистические пацаны, которые, за неимением развлечений, всегда были падки до подобных мероприятий. Стоило ненароком столкнуться с одним из Ленинских или же просто не так посмотреть – и всё, попал! А тут...

Лем вспомнил слово «помяли». Значит, не сносить им своей головы.

Такая перспектива могла раздосадовать любого. Но Лему было известно, что их армор тоже не из теста слеплен. Количество быков соответствовало мировым стандартам, были свои ремесленники. Одним словом, сегодня встретятся достойные соперники.

Размышляя о стрелке, Лем и сам не заметил, как дошёл до гаража Мухи. Судя по голосам, заполнявшим гараж, работа кипела вовсю.

– Здоровеньки булы, – сухо произнёс Олигарх, стоявший у входа.

Лем кивнул и спросил:

– Чё, так проблемно?

– Сам суди, – ухмыльнувшись, сказал Олигарх, – Утюг хорошо по мозгам получил. Тем паче, что на глазах его девушки.

«Точно не сносить башки», – подумал Лем. Утюг – известная личность. А известностью на улицах пользуются лишь те, кто прославился своей жестокостью. Побывавшие в руках Утюга уже не смогут смотреть на утюг с прежним безразличием.

– Посмотрим, что из этого выйдет, – заключил Лем. – Один плюс: есть чем заняться!

Лем прошёл внутрь гаража, где ремесленники из подручных материалов делали оружие. Лем оценил качественно сделанную арматуру и выбрал себе отличный пиренейский посох, которым владел в совершенстве.

– Укажем Ленинским на место?! – весело спросил Малый, размахивая увесистой цепью.

Лем кивнул и крутанул посох на 360 градусов.

– Пора уж, – сказал он, – монополия раздражает.

– Хм, – неопределённо произнёс Малый. Он всегда хмыкал, когда чего-нибудь не понимал, но никогда не переспрашивал, просто молчал.

Лем отработал пару-другую приёмов на залатанной боксёрской груше, отложил посох до своего времени и вышел наружу.

Дело клонилось к вечеру, когда пятьдесят вооружённых быков уверенно двигались к Колизею. Они шли по железнодорожной ветке, поблескивающей под лучами заходящего солнца. Их настроение легко передать через восклицания, которые укрепляли боевой дух: «Мы порвём этих грёбанных макак!»...

 

«Истоки», № 3 (355), 21 января 2004. С. 7–10

 

Продолжение следует…