Даосский маяк. Часть вторая

ТУ-154 приземлился в аэропорту «Орли», и Сана Саныч Перегудин, кандидат филологии, за несколько часов до этого официально приглашенный на какой-то непонятный форум языковедов-славистов, переехал на Лионский вокзал и через несколько минут уже ехал в направлении, указанном дедом-востоковедом на бумажке с точным адресом и припиской «Наш человек».

К двухэтажному особняку постройки конца прошлого века надо было идти через дубовую рощицу. «Ну надо же, все как в кино: и газоны стриженые, и птички поют, и белки прыгают, – подумал Сан Саныч. – Еще не хватает пары мастифов по полцентнера каждый, которые перегрызут мне шейные позвонки и лишат меня гениталий за ненадобностью». Дверь открыл мужчина лет пятидесяти пяти.

– Бонжур, месье, – очень тщательно произнес Сан Саныч.

– Не утруждайтесь, любезнейший, – мужчина доброжелательно, но очень внимательно всмотрелся в лицо Перегудина. – Меня предупредили. Пожалуйста, без церемоний.

Он одним глазом глянул на записку и впустил Сан Саныча в дом. Слегка ошалевший от последних событий, Сан Саныч не удивился бы, увидев стены, обвешанные мечами, рыцарские доспехи по углам. Нет, обычный дом, обычные предметы конца двадцатого века, мебель, электроника, много книг на полках.

– Не предлагаю вам отдохнуть с дороги. Вы, наверное, не тот человек, который устает. И потом, держать вас дальше в неведенье будет с моей стороны садизмом в последней стадии. Меня зовут Павел Сергеевич. – Они прошли в холл и присели на кресла за журнальный столик. – Александр Александрович, тем не менее, выпейте вот эту рюмочку коньяку, закурите сигарету и расскажите мне о себе. Но расскажите так, чтобы было интересно. Случаи из жизни, самые яркие воспоминания, поступки, за которые вам до сих пор стыдно, или те, которыми вы гордитесь. Не обижайтесь, это необходимо, – мягко добавил хозяин дома. Они сидели, угощались коньяком, шоколадом и сигаретами то ли час, то ли пять часов. Беседа была задушевной, и Сан Саныч вдруг выяснил, что его жизнь действительно была интересна, а Павел Сергеевич все спрашивал, посмеивался, поддакивал, вспоминал схожие ситуации из своей жизни. Наконец он встал и пригласил Сан Саныча в соседнюю комнату.

– Видите ли, уважаемый, то, до чего вы докопались, существует в мире как предмет, – хозяин направился к небольшому сейфу, вделанному в стену. – Хотя не знаю, можно ли Даосский маяк, – у Сан Саныча все внутри оборвалось, – назвать предметом. – Павел Сергеевич открыл сейф – и да! действительно! о Боже! – достал небольшую нефритовую тарелочку с невысокой резной стеллой посередине.

– Вуаля, Александр Александрович, перед вами искомый Даосский маяк. – Кровь отхлынула от лица Перегудина, челюсть медленно опустилась вниз и так и не встала на место. Еще сутки назад он тщательно планировал свои бесконечные поиски, бдения в архивах, напряженную работу мысли и бесконечные иероглифы, иероглифы... И, на тебе, так просто – поворот ключа, движение руки... Вуаля, ничего не скажешь.

– А вы зря подумали сейчас, что это было просто, – улыбаясь, сказал Павел Сергеевич. – Все ох как не просто, и через короткий срок вы это поймете. – Они вернулись, и хозяин поставил тарелочку на журнальный столик. – Присядем и еще немного поговорим.

– Видите ли, Александр Александрович, эта вещица очень древняя. Извините, я неправильно выразился. Строго говоря, ее возраст вообще не известен. Первые упоминания, так или иначе связанные с этой тарелочкой, появились в мире с первой письменностью. Что было до этого – мы не узнаем никогда.

– Но как же так, – изумленно промямлил Сан Саныч. – Есть же спектральный анализ, период полураспада… Ну, не знаю, как-то же это определяется...

Хозяин задумчиво посмотрел на Сан Саныча, усмехнулся, затем поднял с пола тяжелые каминные щипцы и с размаху обрушил их на изящный нефрит. Осколки камня разлетелись по комнате. Для взвинченных нервов Перегудина это было уже слишком. Он вытянулся в кресле струной и услышал скрип собственных зубов. И вдруг место, где только что стоял маяк, засветилось оранжевыми бликами, и нефритовая тарелочка со стеллой в середине опять оказалась на журнальном столике.

– Ну вот, – до Сан Саныча словно во сне долетали слова хозяина. – А вы говорите о каком-то спектральном анализе, о каком-то полураспаде... Взорвись здесь атомная бомба и, уверяю вас, через минуту произошло бы то же самое.

Они выпили еще коньяку, покурили, Сан Саныч немного успокоился и задал самый главный вопрос.

– Ну а в чем же здесь смысл? Неужели только в этом фокусе?

– Это не фокус, уважаемый, это чудо. Но вы правы, дело, конечно, не в этом. Сейчас, пожалуйста, задержите свой взгляд на вершине стеллы примерно минуты на три.

Сан Саныч задержал. И вдруг случилось невероятное. Его накрыла какая-то гигантская теплая волна. Он отчетливо ощутил себя во Вселенной не как отдельное тело, но как маленькую, составную и очень важную, точнее, незаменимую часть. Он почувствовал, как он сбалансирован в этом красивейшем и изящнейшем из механизмов. Взаимодействие всех тел, всех вещей, тонкие звенящие паутинки полей и не река, а – реки, водопады, ручейки и океаны времени, омывавшие собой не черный, а ультра- и инфраразноцветный космос. Он узнал бесконечность микро- и макрокосмоса, увидел мириады параллельных миров, ощутил важность божьей коровки и Крабовидной туманности. И никакого понятия добра и зла, суть понятий, придуманных человеком. Вселенная этого не знает и знать не хочет. Есть полная сбалансированность, гармония. Вот она и есть добро. И он понял – весь мир держится на добре. Добро – начальная и конечная энергия мира. И это было для Сан Саныча третье чудо.

– Добро пожаловать домой, Александр Александрович, – долетел до Перегудина довольный голос Павла Сергеевича. Наваждение исчезло и... все-таки осталось в сознании, в душе Сан Саныча, как нечто незыблемое, как бы всегда бывшее в этом месте, но только сейчас найденное, то, что уже никогда не покинет его ни в этой жизни, ни в бесконечном водовороте других.

– А теперь, милейший, – хозяин потрепал Перегудина по плечу, – я вам объясню, что да как. Видимо, этот маяк, а ведь действительно – маяк, правы были даосские поэты, отдан этой планете, неважно когда и кем, для того, чтобы люди, а может быть, и кто-то еще, не забыли вот этого самого чувства добра. Ну вот представьте себе: три-четыре поколения перестанут употреблять в пищу соль, и для того чтобы пятое поколение отыскало ее и отделило от других ощущений, ему надо вспомнить, отыскать в себе этот вкус. Моя аллегория, конечно, груба и допотопна, но, по сути, она близка к ситуации с Даосским маяком. Он даден нам, чтобы время от времени напоминать тем, кто утратил, чувство добра. Целые эпохи могли сидеть во мраке собственной злобы, не будь у нас этого маяка. Он не может быть уничтожен, вы в этом убедились. Но, чтобы допустить к нему именно вас, мы вас очень хорошо, ну, поняли, что ли... После сегодняшнего сеанса вы этому тоже очень быстро научитесь. И вы нам подошли. На первый взгляд, кажется парадоксальным, для чего прятать Даосский маяк, а не лучше ли в открытую одарить им человечество. Но дело вот в чем: уничтожить его нельзя, но можно изолировать от человечества на сколь угодно долгий срок. У коллекционеров денег хватит с лихвой. А ведь могут настать такие времена, когда последний человек забудет, как это – чувствовать добро, эту великую эмоцию, которую человечество копило по крупицам миллионы лет. Запри маяк в какой-нибудь частной коллекции, засекреченной и бронированной со всех сторон, человечество допрыгается до самоуничтожения. Поэтому вы должны усвоить: нас могут предать, нас могут убить, и маяк уже не в тех руках. Поэтому мы допускаем людей, но – подходящих. Людей, которые, однажды прикоснувшись к маяку, осознают всю ответственность, которая на них ложится. И поверьте, таких людей становится все больше и они выстраиваются в тот вектор, по которому и должен двигаться мир. Нам с вами придется идти в авангарде. Ну, я думаю, вы об этом не жалеете...

Сан Саныч об этом не жалел. С тех пор прошли годы. Перегудин, влекомый энергией нефритовой тарелочки, многого достиг на своем поприще и в жизни вообще. Однажды в Мюнхене, в университете он закончил читать лекцию об индоевропейских языках и собирал свои конспекты и папки с бумагами. Вдруг от толпы выходящих из аудитории студентов отделился один паренек и нерешительно подошел к Сан Санычу.

– Господин Перегудин, меня зовут Йохан Браун. Мне очень нравятся ваши лекции, – вежливо начал студент. – Но я к вам не по этому вопросу. От друзей моих друзей я узнал, что вы большой специалист по древнекитайским языкам и прочли много рукописей. Я тоже увлекся этими вещами. И, вы знаете, мне попалось одно странное понятие, не уверен, правильно ли я понял этот иероглиф, но звучит это примерно так – Даосский маяк.

Сан Саныч внимательно вгляделся в лицо Брауна, отчего засмущался еще больше и уже пожалел, что обратился к профессору Перегудину с такой вздорной идеей. Сан Саныч улыбнулся.

– Успокойтесь, Йохан, и давайте присядем. Расскажите мне немного о себе. Но так, чтобы было интересно. Случаи из жизни, самые яркие воспоминания. Поступки, за которые вам до сих пор стыдно, или те, которыми вы гордитесь...

«Истоки», № 35 (297), 4 декабря 2002. С. 6-7