Заблудившийся стыд

Как-то раз после занятий в лицее остановил меня мой ученик: «Хайдар-ага, скажите, пожалуйста, вам когда-нибудь было стыдно? И что такое стыд вообще?» Я совершенно не был готов к такому вопросу, поэтому, помолчав, пообещал: «Поговорим на эту тему попозже. Со всеми вместе». Потом были последний звонок, выпускные экзамены, школьный бал, и мой ученик так и остался без ответа. Отвечаю ему с большим опозданием, и не только ему.

Да, много раз мне было стыдно, стыдно за свои необдуманные, глупые поступки. После содеянного очень переживал, сгорал со стыда, проводил бессонные ночи. И сейчас, много лет спустя, как осколок, как заноза, это тревожит меня, заставляет вновь и вновь мысленно возвращаться к давним событиям и временам.

Мы с матерью жили вдвоем – старшая сестра вышла замуж и переехала в соседнюю деревню, младшая училась в училище. Росли мы без отца, хотя… не совсем так. У моего отца было три жены, и наша мать являлась младшей среди них, а я – самым младшим среди многочисленных братьев и сестер. В послевоенное время многоженство считалось обычным явлением. В этом никто не видел чего-то постыдного, потому что женщин было много, не хватало в хозяйстве мужских рук. Однажды во время беседы с Мустаем Каримом я заметил: «Мустафа Сафич, у вас были две матери, а у меня их – целых три!» Народный поэт, как всегда, мудро улыбнулся и ответил: «Получается, ты в три раза счастливее меня!» Он был прав: меня очень любили, я был окружен заботой и лаской с трех сторон.

Итак, мы жили вдвоем. Мать работала поваром в участковой больнице, единственной на всю округу, на сорок коек, которая всегда была переполнена, так как приезжали сюда даже из соседних районов. Работа тяжелая: надо было из родника, что под горой, на коромысле таскать воду (не менее 20 ведер ежедневно), вручную пилить и колоть дрова, топить печь и три раза в день готовить пищу больным. После уроков роль водовоза (вернее, водоноса), а также истопника выполнил я, так что на игры у меня времени совсем не оставалось.

Уходила мама на работу рано утром и возвращалась, когда было уже темно. За свой труд она получала ежемесячно 89 рублей 99 копеек. Я часто про себя ругал начальников, что они жалеют на нас эту несчастную недостающую копейку. Но долгое время никто не желал округлять наш семейный бюджет. В день получки мать накрывала стол белой скатертью, и мы по кругу делили на будущий месяц всю зарплату. Денег, как всегда, не хватало. Жили более чем скромно, размеренно, без особых торжественных событий и шумных застолий. Как участник распределения семейного бюджета я знал, куда уходят наши деньги, и поэтому не очень увлекался сладостями, не просил ничего лишнего (на карманные расходы ежемесячно мама выделяла мне 20 копеек, и я четыре раза мог ходить на детский киносеанс).

Наступило 1 апреля – день смеха и веселья. Тут у меня вдруг проснулась буйная фантазия. Чтобы приукрасить наш серый, скучный быт, я придумал розыгрыш – позвал односельчан в гости. Причем всех подряд. Мои «гости» потихоньку к вечеру, после домашних хлопот стали собираться к нам. Я пошел на сеновал и с радостью наблюдал за происходящим. Наш дом напоминал сельскую свадьбу. Скоро стало совсем темно, но гости никак не хотели расходиться. Чувство торжества, переполнявшее меня, постепенно поубавилось, потому что стало холодно и захотелось есть. В конце концов я совсем загрустил, ведь эта толпа могла съесть всю нашу месячную норму. Зашел в дом поздно, с чувством глубокого раскаяния, ведь мать пришла с работы усталая, а завтра опять ей идти спозаранку. Мне было стыдно. Она меня встретила весело, без тени упрека: «Где ты пропадаешь? А у нас были гости!» Хотя бы поругала, что ли, стало бы легче…

Много раз от первых лиц республики мне доводилось получать заслуженные звания, лауреатские дипломы, почетные грамоты. В момент вручения всегда невольно бросал взгляд на первый ряд, ища свою маму. Вот увидела бы она меня в эту минуту – как сына хвалят, награждают! Но нет ее, нет давно…

В день последнего звонка каждый год, по традиции, награждали одного ученика похвальным листом – за отличную учебу и примерное поведение. Тогда не раздавали, как сегодня, почетных грамот, золотых и серебряных медалей не было и в помине. Всегда ждали конца линейки с волнением: кто станет обладателем очередной награды? Ведь такой мог без труда поступить в любое учебное заведение. За два-три дня до этого события к нам пришла классный руководитель и по секрету сообщила матери, что явным претендентом на награду являюсь я. Мама стала готовиться: сама нарядилась и мне купила за 42 рубля черный костюм, белоснежную рубашку, остроносые модные туфли. Выглядел я почти как английский принц. Вот с торжественным, радостным чувством пришли мы в школу. Мама заняла центральное место в первом ряду. Тут отзывает меня в сторону наша классная и виновато говорит: «Знаешь, похвальный лист дадут не тебе. С учебой у тебя все в порядке, только вот поведение… Одним словом, проголосовали за другого» В тот момент я потерял дар речи. Это было как гром среди ясного неба. Награду ведь жду не я, а моя мама!

В конце линейки похвальный лист получил самый послушный ученик в классе. Я не только сгорал со стыда – чувствовал, что земля уходит из-под ног, в глазах стало темно. Стоял и внутренне казнил себя, проклинал свои ошибки, просчеты.

Когда серьезно заболела мать, мне непомерно тяжело было осознавать свою беспомощность. Я не мог облегчить ее состояние, угнетала безысходность, потому что знал о неблагоприятном исходе болезни. Во время приступа боролись с недугом, а когда становилось лучше, мы говорили, говорили… Нам необходимо было выговориться, высказаться. Однажды я вспомнил те дни, о которых упомянул выше. Ведь ни тогда, ни после от матери не слышал упреков по поводу моих ошибок. Она наказывала меня всегда лишь своим укоризненным взглядом и молчанием. «Когда без твоего разрешения позвал гостей, когда не получил похвального листа, я был неправ, мама, мне до сих пор стыдно, прости…» Она сквозь слезы ответила: «Эти были счастливые дни моей жизни, потому что была молода и здорова… А ты был и остаешься лучшим сыном».

Стыд – понятие духовное, нравственное. Как говорится в одном древнем мифе, боги, создавая род человеческий, позаботилась о нем с щедростью поистине божественной: дали разум, речь, огонь, способности к искусству. Каждого человека наделили каким-либо талантом. Но научить людей добиваться согласия между собой боги не сумели. Слишком эгоистичны, нетерпеливы и жестоки были люди, все решали только грубой силой. И над родом человеческим нависла угроза самоистребления. Тогда отец богов Зевс повелел ввести в жизнь людей стыд. Причем он должен был быть присущ исключительно всем.

Стыд способен «очеловечить» человека, сблизить людей и вывести их на путь мира, справедливости, порядка. Когда же появился стыд на земле? Очень возможно, что общечеловеческая культура начиналась со стыда. Ученые до сих пор спорят, где и когда, на каком материке зародилась человеческая культура. Узбекский писатель Адыл Якубов считает, что она началась с того дня, с того момента, когда голый человек стал прикрывать листьями или звериной шкурой свою плоть. Его величество стыд с этого момента стал пограничным столбом между добром и злом, между правдой и ложью, между справедливостью и обманом, между человечностью и жестокостью, верностью и предательством, мужеством и трусостью, совестью и бесчестием. Этот список можно продолжить и дальше.

Вернемся к сегодняшнему дню. Почему мы стали такими: на глазах меняется наш мир, рушатся вечные ценности, идеалы, с каждым днем увеличивается преступность, люди превращаются во все более злых и наглых?.. Мне кажется, мы потеряли свои духовные ориентиры. Тот пограничный столб, именуемый запретом, стыдом, упал, и все перемешалось.

Когда рухнул Советский Союз, мы лихорадочно, впопыхах стали строить другое общество, называя его демократическим. Видимо, это было лишь прикрытие, потому что, применяя «шоковую терапию», в стране стали активно прививать рыночные отношения. Деньги стали править миром. А из руин великой державы ничего брать не захотели, считая, что пройденный путь был неправильным, ошибочным. А зря…

Андрей Захаров размышлял: «Капитализм, как и социализм, скомпрометировал себя. Но есть у обоих положительные черты. Можно было бы, опираясь на них, разработать третью модель развития общества: перенять от капитализма государственное регулирование рыночной экономики, а от социализма – его социальный блок».

Мы строим рыночное хозяйство. А ведь это, по утверждению академика Раушенбаха, невозможное сочетание. Разве бывают рыночная культура, рыночная литература? Не знаю. Опять-таки, всё тут перемешалось: сегодня становятся модными рыночное образование (дети богатых учатся, а талантливые выпускники остаются за бортом), массовая, дешевая культура, построенная на шоу-бизнесе (заплатив, можно показывать что угодно). Все западное становится для молодежи ориентиром, высшей ценностью. Захотелось нам присоединиться к водопроводу Запада, но, к сожалению, мы подключились к его канализации. Теперь через СМИ льется грязь на наши головы: открыто пропагандируется культ силы, секса, жестокость и насилие. Бацилла безнравственной вседозволенности заражает сегодня не только СМИ, но и общество, нашу повседневную жизнь. Куда идем, что оставим для будущих поколений? Не нахожу ответа.

В течение недели больной лежал дома и целыми днями смотрел телевизор. Десятки раз рекламировали шампуни, чудодейственные порошки, женские гигиенические прокладки, тампоны, пиво, косметику, лекарства от всех болезней… Но рекламы, предлагающей милосердие, галантность и благородство, которые объединяют людей и необходимы сегодня как воздух, не было ни одной!

Я всегда считал женщину высшим мерилом духовности, нравственности и красоты. Она выполняет ответственную миссию общества: в течение девяти месяцев под сердцем носит человека и рождает его на свет, тем самым продолжает род, соединяя связь поколений. Недавно, опять-таки по телевидению, показывали гибрид спорта и драки – бои без правил, где разъяренные полуобнаженные женщины били друг друга. Дрались ожесточенно: пинали ногами, били в лицо, вырывали волосы, применяли болевые приемы вплоть до удушья. Посмотрел в глаза этих женщин, на реакцию зрителей, и мне стало страшно. В давние времена бытовали кровавые зрелища – бои гладиаторов, коррида, бои собак, которые велись не на жизнь, а на смерть. Теперь вот женщины… Не опускаемся ли мы до уровня первобытности, до уровня животных инстинктов? Крушение идеалов – это трагедия для народа.

Рано утром после праздника я направился на работу. Город напоминал большую мусорную свалку, на каждом шагу валялись пустые бутылки, пакеты, коробки, окурки, скомканные листы бумаг. С ночной гулянки со свистом и матом возвращалась домой пьяная толпа. Возле подъезда стояли мужчина и женщина и, никого не стесняясь, открыто ругались. Мужчина средних лет клянчил деньги на лекарства. Бросил в его шапку железные деньги, зная точно, что вечером этот человек здесь же, как всегда, будет валяться пьяным. Серый день, серый быт, угнетающая повседневность. Так будет завтра, послезавтра и дальше…

Мать с дочкой шести-семи лет шли в сторону детского сада. Девочка тянулась назад:

– Мам, вчера я в группе разбросала свои игрушки и так их и оставила. Не пойду я в садик, мне неудобно, стыдно!

Я остановился:

– Знаешь, только что я был в твоем садике и навел там порядок!

– Правда?

– Правда. Больше так не делай, ладно?

– Ладно. Спасибо!

Девочка вприпрыжку побежала во двор садика. На душе стало светло и радостно. Все-таки стыд не покинул нас. Просто временно заблудился среди хаоса нецивилизованной современности. Стыд обязательно вернется!