С-с-суп даю!

Это был один из первых солнечных весенних дней после затяжных метелей. Легкий морозец и ветерок ещё напоминали – зима не ушла совсем, но ощущение весны уже перекочевало на лица людей и они не скрывали приподнятого настроения. Теплые одежды затрудняли движение, и я глазами стал искать скамейку, чтобы присесть и отдохнуть. Во дворе школы такая скамейка нашлась, но на ней уже сидел человек. Места на скамейке было достаточно, чтобы сесть ещё нескольким людям. И человек, видно угадав мои мысли, по-простецки позвал:

– Айда, садись, покурим. Куда спешить нам, пенсионерам.

Я присел с краю и ответил:

– Не курю.

– И я не курю. Это я для разговору, – ответил он, тут же улыбнулся своим беззубым ртом, и представился: – Степан Викторович Соколов.

Я назвал себя. Ветерок уже стих, солнце начало припекать по-весеннему. Сосед по скамейке, казалось, был старше меня – ему было немного за семьдесят, он был в темных очках.

– Не курите, вот поэтому ещё крепышом выглядите, – заметил я.

– Стопудово, – вырвалось у него, и он продолжил, улыбаясь: – Сто пудов картошки прошлой осенью собрал, сорок мешков по сорок килограмм. Сад сажал, сам окучивал, сам копал и сам раздал излишки близким и друзьям.

Когда он улыбнулся, я заметил, что у него нет нижних передних зубов. И ещё он при разговоре немного шепелявил. Он, тоже было видно это, как-то почувствовал и, повернувшись ко мне и указывая пальцем на свой рот, сказал:

– Нет двух верхних и четырех нижних зубов.

– Болели зубы? – сочувственно спросил я.

– Нет. Просто не могу молчать, – прошепелявил Степан Викторович.

– Это как? – не понял я.

– Просто я, наверно, первый замечаю в жизни негатив и реагирую по-своему, иногда очень бурно.

– Может, вы какой-то особенный? – поинтересовался я.

– Может быть, – заключил он, и дальше рассказал: – Моя внучатая племянница, тоже Соколова, аспирант-историк, занялась изучением нашего рода. Фамилия Соколов произошла от прозвища нашего предка – Сокол. Предок наш у князя был дозорным. Потом многие поколения были дозорными – значит, зорко наблюдали за всем в округе. Вот так.

– А зубы почему стали терять и когда это произошло? – спросил я, чтобы связать услышанное и потерю зубов.

Он сразу встрепенулся и сказал:

– Это не так давно. Слушай. Рано по утрам я всегда гуляю, – начал он рассказ. – Это в прошлое лето было, вон там, – он указал в сторону новостроек. – Иду я, уже рассветать начало, и вот вижу: впереди двое молодых парней у дверей какого-то автомобиля копошатся. Тут сработала сигнализация, и один из воришек сразу куда-то рванул, а второй замешкался, потом тоже похромал за угол дома. На рев сигнализации подбежали два мужика, они до этого просто сидели в крайней машине, а услышав, захотели поймать автомобильного вора. Увидав меня, ещё только подходившего к этому месту, спросили:

– Где они?

Я указал за угол со словами:

– Вон за углом.

Мужики нагнали второго воришку и стали его колошматить. Потом вышел хозяин пострадавшего авто, он узнал в воришке кого-то. Между ними началась словесная перепалка. Я продолжил свой путь. Уже когда сравнялся с тем автомобилем, который хотели вскрыть, то я почувствовал, что меня кто-то быстро нагнал. Не успел я обернуться и посмотреть, кто это, то сразу вижу перед лицом доску.

Я его прервал вопросом:

– Это тогда вам выбили зубы?

– Нет. – Быстро ответил он и добавил: – Я успел подставить руку, и мужики те подоспели, оттащили парня. Это был тот первый убежавший. Он успел где-то спрятаться.

– Вы не потеряли интерес гулять рано по утрам?

– Потерял вместе с зубом, – пошутил он. – Желание гулять восстановилось, а вот зуб нет. Правда, этот зуб у меня не сразу выпал – вначале он зашатался, а потом выпал. С тех пор шесть случаев и шести зубов нет.

– Все время вам по зубам били? – задал я вопрос.

– Нет, не били, каждый раз по-разному – сказал он, вздохнувши.

– Не хорошо, конечно, но бывает, – я попытался его успокоить.

– У таких, как я, это всегда только и бывает, – убедительно объявил он и продолжил говорить: – У меня это всё с детства. Помню, ещё подростком, у нас в поселке была одна соседка, которую звали Олесей. Её из армии привёз Андрей – парень из нашего посёлка. Привёз с Западной Украины. Так вот, эта Олеся тырила прищепки с бельевой верёвки у другой нашей соседки – у бабы Клавы. И я это видел. Нет, я не побежал к бабе Клаве и не сказал. Но когда однажды баба Клава стала на эту тему при мне жаловаться, то я всё рассказал. Мне тогда было жалко её: муж бабы Клавы погиб на фронте. Тогда баба Клава провела своё расследование, она нашла свои прищепки у Олеси. Таких прищепок не было ни у кого – они были алюминиевые, особенные. Баба Клава о воровстве пожаловалась Андрею. Он Олесю поколотил. Тогда Олеся выследила меня, когда я катался на велосипеде. И заметила у меня на штанинах брюк такую же прищепку. Мы, чтобы штанина брюк не попала под цепь велосипеда, пристегивали штанину прищепкой. Она пожаловалась моим родителям, сообщив при этом, что это я похитил все прищепки, а на неё всё свалил. Назревал скандал. На защиту мою встала баба Клава, она сказала, что прищепку мне подарила сама, что, на самом деле, было правдой.

– Зуб тогда не выпал? – шутливо спросил я.

– Не-е-ет! – протяжно засмеялся Степан Викторович и добавил: – Акелла промахнулся.

– Страдаете за правду? – задал я после паузы сочувственный вопрос.

– Да, наверное, – ответил коротко он. И продолжил: – Если не торопитесь, расскажу последний случай…

Мне, по правде, уже надо было идти, но я решил дослушать и не прерывать его, поэтому промолчал, а Степан Викторович начал новую историю:

– С месяц назад мне опять свезло. В супермаркете смотрю, парень у одной женщины телефон умыкнул, а я как всегда это увидал и зашумел. Собрались люди, подошёл охранник супермаркета, и, как ни странно, быстро приехала полиция. Быстро разобралась, меня быстро записали в свидетели.

– Надеюсь в этот раз вы по зубам не получили? – решил я пошутить.

– Да нет! – Степан Викторович косо на меня посмотрел. – В этот раз всё было хуже, слушай. Вызывают меня в нашу районную полицию повесткой, в 21 кабинет. Я пришел, мне велели подождать. Жду час, потом другой… Заглядываю в этот кабинет еще раз. Смотрю, там два парня сидят, кофе пьют. Один из них – рыжий, который приезжал в супермаркет и записал меня свидетелем, говорит:

– Подождите, мы вызовем вас.

Я ему говорю:

– Уже битых два часа жду, если сейчас не допросите, я уйду и всё.

– А ваш гражданский долг? – задаёт он вопрос.

– Ещё десять минут мой гражданский долг подождет, а потом у меня другие есть долги.

Уже через минуту он меня вызвал и, дав лист бумаги, попросил, чтобы я написал всё, что видел, а потом отпустил. Через неделю этот рыжий лейтенант вновь вызвал по повестке. В этот раз он сидел с девицей, которая оказалась следователем. Задавали мне по очереди наводящие вопросы. Протокол допроса записывала эта девица. В третий раз я пришёл по повестке, а он куда-то уходил на вызов и перенёс встречу на другой день.

В четвертый раз рыжий лейтенант, в связи с тем, что мои показания не совпадают с протоколом допроса, который вела девица, попросил меня переписать показания. В пятый раз рыжий лейтенант и девица-следователь мне вновь стали задавать наводящие вопросы, но другие, типа: “А хорошо ли я вижу?”, “А с какого ракурса я смотрел?”. Я тогда не выдержал и расшумелся. На шум явился подполковник, видимо, их начальник, с вопросом:

– Что за шум?

Я встал и сказал:

– Товарищ подполковник, это я пытаюсь в пятый раз выполнить свой гражданский долг... И дальше я рассказал о том, что здесь было со мной.

Он меня выслушал, просмотрел все документы и обратился к рыжему лейтенанту с девицей-следователем:

– Вы ведь оба недавно на службе. Откуда в вас столько чванства и черствости, когда вы успели зарасти таким засранством!

Потом повернулся ко мне и сказал:

– Уважаемый товарищ, можете идти. Вас больше не потревожат.

Выходя я слышал, что он продолжает отчитывать тех двоих, при этом не подбирая парламентских выражений.

Через паузу я в шутку уточнил:

– В этот раз зуб не выпал?

– Нет, – ответил он и, засмеявшись, добавил: – Но шатается.

Теперь я, чтобы его как-то подбодрить, решил рассказать историю про Людовика ХIV, и начал её так:

– Один французский историк Луи Бертран ещё в начале двадцатого века обратил внимание, что на знаменитом портрете Людовика, судя по характерным складкам на щеках, отсутствуют все зубы. Полностью Бертран поднял архивы, и узнал, что личный врач короля Антуан д’Аквин уговорил Людовика выдрать все зубы, объясняя, что от них по телу распространяется зараза и убеждая, что такая забота о здоровье послужит престижу короля. Людовик ответил, что ради престижа готов даже умереть. После этого ему пришлось претерпеть ужасные пытки.

После паузы я всё же спросил:

– А дома как к этому всему относятся?

– Переживают. Особенно супруга. Говорит мне: “Что ты везде всё высматриваешь, везде лезешь? Ходи себе спокойно…”. Вон даже мне в помощь очки темные купила. Но теперь после того, как вы мне рассказали про «короля солнца», Луи́-Дьёдонне, он же Людо́вик XIV де Бурбо́н, мои акции возросли, я думаю, даже неимоверно подскочили.

– Ну а вы что, если серьёзно? – решил уточнить я.

– Ну, а я ничего. Вот, уже ношу темные очки, чтобы безобразия больше не замечать. Только скучно что-то, – ответил он.

– Телевизор не смотрите? – спросил я для разнообразия.

– А что там смотреть?

Я собрался уходить и думал уже попрощаться с новым знакомым, как заметил, что он воодушевленно смотрит на колодец теплоцентрали, находящийся от нас неподалёку. На чугунную крышку колодца сердобольные граждане, для корма птицам, положили куски хлеба и каких-то ещё продуктов. Голуби и воробьи мирно всё это поклёвывали, но тут подлетели две большие вороны и стали, отгоняя других, устанавливать свои порядки. Голуби и воробьи, как могли, сопротивлялись. Тут Степан Викторович гаркнул на ворон – те вначале отскочили, и одна из них уставилась на него – и сказал:

– Эти вороны, как олигархи, хотят всё себе захапать: им плохо, когда всем поровну…

– Вы и тут не удержались, порядок наводите, – вырвалось у меня спонтанно.

– А как же, я же по родословной дозорный! – засмеялся Соколов.

– И как вам с этим всем живётся? – спросил я, и этим вопросом как бы хотел подвести его к завершающему беседу ответу.

– «О, как я поздно понял, зачем я существую…» – неожиданно процитировал две строки стиха Степан Викторович. Я вначале опешил и ничего не смог в ответ придумать как то, что закончил четверостишие:

– «Зачем гоняет сердце

По жилам кровь живую».

 

Он с азартом вновь подхватил:

 

– «И что, порой, напрасно

Давал страстям улечься,

И что нельзя беречься,

И что нельзя беречься…»

Наступила пауза, Степан Викторович снял темные очки, положил их на скамейку между нами. Я увидал его голубые глаза с прищуром, а он прервал паузу:

– И вы Давида Самойлова читаете, – опять улыбнулся он. – А я, грешным делом, было заподозрил, что вы бывший «чинуша» какой.

В это время та ворона, которая каких-то десять минут назад смотрела на Степана Викторовича, сейчас взлетев, направилась в нашу сторону. Я указал на неё Степану Викторовичу, а он с открытым ртом наблюдал за ней, пока она не долетела до нас. Пролетая над нами, она послала привет в виде жидкой, белой какашки, которая угодила точно между нами, на его лежавшие на скамейке чёрные очки, замазав левое, глазное стекло.

– Вот даёт, хорошо, что не в рот, – сказал взволнованно вскочивший с места Степан Викторович и добавил:

– Это мне от вороны за олигархов «обратка» прилетела.

Вновь наступила пауза. И тут Степан Викторович понял, что я хочу уходить, сам встал, достал из кармана медицинскую маску и стал одевать. Я тоже встал, чтобы пожать ему на прощание руку и, указывая на маску, спросил:

– Помогает?

– Нехватку зубов скрывает, – заверил он и, подражая Георгию Отсу, почти что его лирическим баритоном пропел: – «Всегда быть в маске судьба моя…».

– «Не верю!» – пошутил я фразой Станиславского.

– С-с-суп даю! – прошепелявил уже в маске Степан Викторович.

Позже я понял, его последние слова означали – “зуб даю”…