Баллада о фронтовике

В больнице и без того дни тянутся однообразно. Настоящая тягомотина – это выходные, когда нет мельтешения медичек, не скоротаешь время в очереди на электролечение. Если бы не телевизор в коридоре, чем бы бедолаги от скукотищи спасались?

Но мне долго пялиться на экран нельзя: появляются какие-то цветные блики. Поэтому я торчу в палате, слушаю принесенный из дому транзистор. Тем более что соседи мои на самоволку убегли, не с кем словом перекинуться. По радио как раз концерт по заявкам ветеранов идет. Песни передают задушевные – заслушаешься.

Вдруг в дверном проеме появилась женщина в годах, еле ковыляет на костылях. Знакомая вроде, в одном же городке живем.

– Можно с вами послушать? Не стесню вас?

– Что вы! Пожалуйста, проходите, садитесь, – и я поднялся со стула, пересел на кровать.

…Вот запела грудным, проникновенным, неповторимо красивым голосом София Ротару. Сама, наверное, еле сдерживая слезы, начала повествование о том, как во время показа документального фильма в деревенском клубе мать узнала в красноармейце, рванувшемся из траншеи в бой, своего сына и вскричала:

– Алексей! Алешенька! Сынок! –

Словно сын ее услышать мог…

– Алексей! – кричали земляки.

– Алексей! – просили, – добеги!

Эта пронзительная баллада в исполнении любимой певицы до того впечатлила нас, что к горлу моему подступил комок, а старушка кончиком платка принялась утирать глаза.

Концерт окончился, а мы еще долго не могли унять волнение от этой песни.

– А ведь и со мной был такой же случай, – наконец проговорила старушка. – В один год по телевизору фильм многосерийный показывали про войну, да не с артистами, а с настоящими солдатиками, как на самом деле было: как они в окопах живут, обедают, бреются, читают письма из дома, поднимаются в атаку. Мы уже все прильнули к экранам: может, думаем, кого из родненьких наших, погибших на войне, увидим. И вот однажды мне почудилось, что в одном солдате я узнала своего брата, пропавшего бесследно на войне. Он шел в колонне солдат впереди всех по разбитой улице освобожденного города – в гимнастерке, фуражке с надвинутым на глаза козырьком. И улыбался во весь рот, в точности как мой брат Рахимьян…

Что со мною было тогда – не передать. На другой же день я написала письмо авторам фильма с низким поклоном за эту документальную киноленту о войне. В том же письме просила повторить серию с моим, как мне привиделось, братом. Описала этот кадр, где он вышагивает с группой бойцов, и попросила, если можно, отснять его и прислать на мой адрес.

Через некоторое время пришел из Москвы конверт с фотографией того солдата – и я поняла, что ошиблась. Это был не мой брат, хотя и походил на него очень. Написала еще письмо на киностудию, призналась, что ошиблась, извинилась за доставленные хлопоты.

А фотографию эту я вывесила на видном месте. Уж очень напоминал он моего брата. Мы с ним были очень дружны – в детстве вместе играли, помогали по дому. Помню, как со слезами провожали его в военкомат, с нетерпением ждали писем с фронта. Помню тот страшный день, когда получили извещение, что он пропал без вести. Мы так и прожили в неведении, что с ним стряслось: погиб он или в плен попал и помер там. Это, оказывается, еще горше, когда нет ясности о судьбе близкого человека. Написали бы, что погиб, – поплакали бы и притерпелись к этой мысли. И рана бы с годами зарубцевалась. А так она изо дня в день саднит и кровоточит.

Когда он погиб, ему было всего лишь двадцать годков с небольшим. Вернись он живым, у него были бы дети, внуки. Но не осталось от него ничего, даже могилки. Затерялись его косточки, видно, на долгом пути между Москвой и Берлином… А Софьюшка наша – молодец! Так исполняет эту песню, что ей веришь, сопереживаешь… Ну ладно, пойду я. Вам, наверное, отдыхать пора…

И она, тяжело опираясь на костыли, поднялась со стула и медленно побрела прочь.

В тот вечер я долго лежал в раздумьях.

Там, на небе, наверное, души не живут поодиночке. После того как мы окончим наш земной срок, мы все, возможно, опять будем вместе – и эта старушка и ее брат, погибший на фронте, другие жертвы войн и военных конфликтов. Жаль только, что никто еще не подал оттуда знака, не обронил ни строчки.

Самая мудрая часть нашего населения, старики да старушки наши, пожившие да повидавшие, говорят: «Да бог с ними, со всеми нашими бедами, лишь бы не было войны и был хлеб».

…А ведь действительно: только бы не было войны и был хлеб! А с остальным как-нибудь сладим.