Купеческая свадьба в дореволюционной Уфе. Часть первая

«В старину живали деды,

Веселей своих внучат…»

Из оперы А.Н. Верстовского

«Аскольдова могила», 1833 г.

Мамина приятельница, Любовь Иосифовна, проработавшая всю жизнь учительницей начальных (младших) классов, родилась и выросла в Благовещенском заводе Уфимской губернии (ныне город Благовещенск), где и окончила учительскую семинарию. Её отец, как бы сейчас сказали, был местным предпринимателем: изготавливал какие-то, видимо не сложные, сельскохозяйственные машины, типа веялок, которые затем на небольшом пароходике, называвшемся «Потеха», по реке Белой привозились в Уфу на продажу.

К слову сказать, пароходику этому суждено было стать участником исторических событий во время гражданской войны. Воспользовавшись случаем, хотелось бы сказать несколько слов и об этом.

Во время своего последнего возвращения из Уфы в Благзавод в 1919 году плыла на нём и наша тогда молодая совсем Любовь Иосифовна вместе со своей старшей сестрой – девушки ездили в Уфу за покупками: колечки, бусы, сарафан, туфельки. А возле села Красного Яра в это время Чапаевская дивизия готовилась к переправе через реку Белую: на берегу масса вооружённых людей, а тут такая удача – плывёт мимо пароход. События стали развиваться, как их описал А.С. Пушкин в «Сказке о царе Салтане…»: «пушки с пристани палят, кораблю пристать велят». Только вот стрельба началась настоящая и пока не по самому пароходу, а предупредительная, вокруг да около, так как пароходик нужно было брать живьём. В итоге пароход реквизировали (то есть отобрали), а девушек отпустили на все четыре стороны и они пешком благополучно возвратились обратно в Уфу.

Остаётся только добавить, что пароход был специально оборудован для перевозки сельхозмашин, и его палуба представляла из себя большую площадку, которая оказалась удобной и для размещения на ней пушек при их переправке с одного берега реки Белой на другой.

И напоследок об этих же событиях. Где-то в 80-х годах прошлого века в одной из уфимских газет, по случаю очередной годовщины взятия Уфы частями Красной Армии, была опубликована статья, где автор сообщал, что таких пароходов удалось подобным образом мобилизовать порядка пяти или шести штук. А также при упоминании одного из них с названием «Потеха», признавался: почему этот пароход носил такое несерьёзное название ему, автору, не известно. Когда содержание статьи было пересказано самой Любови Иосифовне, она всплеснула руками и несколько раз повторила: «Как неизвестно, почему неизвестно? Ведь так назывался ручей недалеко от нашего дома, впадавший в реку Белую».

Итак, вскоре после революции Любовь Иосифовна сама оказалась в Уфе и практически всю жизнь прожила на одном месте – в коммунальной квартире по улице Цюрупы (Телеграфной), № 51. Дом этот, окрашенный в жёлтый цвет, стоял третьим от улицы Чернышевского (Уфимской) в сторону центрального рынка.

Коммунальные квартиры в этом доме были не всегда. В своё время это относительно большое одноэтажное здание с высоко расположенными окнами принадлежало одному хозяину – Михаилу Григорьевичу Фёдорову, владельцу кирпичного заводика на левом берегу реки Сутолоки.

Хотя сама коммунальная квартирка, где поселилась молодая учительница, была очень скромной – всего две небольшие комнатки, каждая с одним окном на улицу, но общее представление о самом доме в целом получить было можно. Запомнились очень высокие, с лепными украшениями, потолки, также высокая, из одной комнаты в другую, двухстворчатая, художественной работы, дверь (с фигурными филёнками и декоративными накладками). Кроме того что дверь имела старинные бронзовые ручки, обратила на себя внимание интересная деталь: обе дверные створки были навешаны на, видимо, латунные шарниры, которые в свою очередь дополнительно были закрыты латунными же пластинами (накладками) на незаметных потайных винтах – это чтобы не было видно самих шурупов, крепящих шарниры к косякам двери. Пол был паркетный, из довольно широких дощечек.

Так, сама коммунальная квартира располагалась с торца здания (с северной его стороны), то в угловой комнате, имевшей также дополнительно два окна во двор, как раз находился кабинет бывшего хозяина дома М.Г. Фёдорова. Позднее одно из этих окон было переделано во входную дверь: пристроен небольшой тамбур (он же чулан) плюс крылечко – вот и получился отдельный вход в отдельную квартиру.

Несмотря на то что, как мы видим, сама учительница жила в таких довольно скромных условиях, она вспоминала, что сразу после революции проблем с квартирами в Уфе не было – пустых брошенных квартир и домов было много. Это объясняется тем, что многие состоятельные жители уехали или, точнее сказать, срочно эвакуировались вместе с отступавшей армией адмирала А.В. Колчака, оставив всё своё имущество на присмотр жившей в этих домах вместе с ними прислуге – горничных, кухарок, нянечек…

К чести этих самых кухарок и горничных надо отметить, что они не кинулись, вопреки установке вождя мирового пролетариата Ленина, «грабить награбленное», а наоборот стремились спрятать и сохранить наиболее ценное, что им доверили: статуэтки, хрусталь, столовое серебро и прочее, в общем-то, не ахти какие капиталы.

Сейчас плохо запомнились детали почти детективной истории, когда прислуга, сама рискуя, ночью из одного сарая в какое-то другое, видимо, более надёжное место, переносила на коромысле на дне ведер столовое серебро, прикрытое сверху то ли щепками для растопки печи, то ли рваным тряпьём, спасая хозяйское добро от обысков и реквизиций и всё ещё веря и надеясь, что хозяева эти рано или поздно вернутся.

Рассчитывали ли сами бывшие домовладельцы вернуться обратно? Вряд ли, ибо (кто не погиб в дороге от пули, тифа, голода и других обстоятельств) видели и понимали, что джин, выпущенный из бутылки, в виде не на шутку разбушевавшегося, так называемого пролетариата, являвшегося по задумке теоретиков-марксистов «могильщиком буржуазии», воспринял эту свою роль буквально, а слова из революционного гимна – всё разрушим «до основания» – дословно.

Итак, сразу после революции хороших квартир и домов освободилось много – выбирай и занимай любую. Но так как новая власть владеть единолично квартирой из 4-х, 5-ти комнат, а тем более отдельным одно- или двухэтажным домом разрешить никому не могла: иначе, что же это будет – это значит опять будут буржуи, а тогда за что боролись, то начался делёж жилплощади на отдельные кусочки и закуточки, что мы только что и видели.

Более того, так как новое жилищное строительство в течение первых двух десятилетий практически не велось (по разным причинам – объективным и субъективным), плюс впереди – война, а население городское стало быстро расти: индустриализация с одной стороны и раскулачивание – с другой, резко стимулировали этот процесс, то и доставшегося от «буржуев» халявного жилья, даже поделенного на мелкие части, всё равно на всех хватать не стало. Поэтому стали приспосабливать под жильё другие крепкие надворные постройки: каретники, кирпичные складские помещения бывших купцов и лавочников, бани и т. п. (прорубались окна и двери, ставились печи, делался ремонт). Кстати, во дворе описываемой здесь усадьбы М.Г. Фёдорова, тоже какое-то кирпичное строение было приспособлено под квартиры. Затем, когда и этот резерв закончился, стали появляться бараки, общежития, землянки.

По-настоящему же массовое жилищное строительство началось вскоре после окончания Второй мировой войны, когда в городе, в том числе в Черниковке, было построено довольно большое количество 2-х, 3-х, 4-х и 5-этажных домов с полнометражными квартирами – так называемые сталинки: с большими прихожими, высокими потолками. В большинстве домов обязательными были подвальные помещения – бомбоубежища, позднее оборудованные под кладовки. А уже в конце 1950-х – начале 60-х годов началось действительно бурное (как грибы после дождя) возведение так называемых «хрущёвок», когда новые города, заводы и фабрики возводились по всей стране буквально за несколько лет.

Это вступление нужно было для того, чтобы с одной стороны показать, что автор воспоминаний, связанных с домом М.Г. Фёдорова, проживала сама в этом доме практически сразу после того, как хозяин не по своей воле оттуда «съехал», а с другой стороны, в соседях в то время было много очевидцев того события, о котором у нас далее пойдёт речь.

Итак, возвратимся в то время, когда весь дом принадлежал одному хозяину, который этот дом для себя и своей семьи и строил, а именно в дореволюционную Уфу.

У владельца описываемого дома была взрослая дочь – невеста, а совсем недалеко на этой же улице, то есть Цюрупы (в то время Телеграфной), на пересечении её с улицей Коммунистической (в то время Успенской), у купца Р.П. Платонова был сын – молодой человек. Каким-то образом молодые люди познакомились, понравились друг другу (возможно, сваты помогли, что в то время было делом обычным), и решили родители молодых сыграть свадьбу, да не простую, а чтобы всех удивить и чтобы свадьба эта людям запомнилась. А надо оговориться, что купечество в то время на всякие штучки и выкрутасы было весьма гораздо.

Так вот, видимо, думали-думали Михаил Григорьевич – отец невесты и Родион Петрович – отец жениха, что бы такое учудить. И надумали.

Окончание следует…